Траурный кортеж - Василий Доконт

Хоронили погибших без пышности, но суровой торжественности было хоть отбавляй. Приложил к этому руку и сам Василий. Точнее, две руки. Перед выездом кортежа из дворцового парка он подошёл к саням с телом Фирсоффа, засветил Корону и снял её двумя руками. Все видели, что снял. Снял и надел на голову Фирсоффа.

«— Вы, сир, и по иллюзиям мастак!»

«— А я по всём мастак!»

Корона на Фирсоффе была миражем, фантомом, призраком, голограммой, если хотите — Короны подлинной, но ни один самый пристальный взгляд этого не определил бы. Так Василий узнал за собой ещё одну колдовскую способность, а король Фирсофф отправился в последний путь — к Мемориалу — при всех королевских атрибутах.

Народ на улицах обнажал головы, когда траурный кортеж проезжал мимо, и солдаты, стоящие вдоль дороги в почётном карауле, опускались на колено, склоняя к земле копья и обнаженные мечи. Ряды скорбящих воинов напомнили Василию о памятниках над могилами солдат Великой Отечественной, только собранных кем-то в одном месте, здесь, в Раттанаре, и выставленных по пути следования кортежа. «- Не так много, сир, у человека возможностей бессловесно выразить своё горе или сочувствие горю чужому. Чуть перестарался — и получится фарс. Потому и сходство такое, что горе подлинное…» А вслед последним саням неслось салютом громовое солдатское «Хо-о-о! Хо-о-о!» — это солдаты вставали с колен и отдавали воинские почести погибшей в бою свите Фирсоффа…

Ардифф завершил обряд над королём, и служители Поводыря приступили к отпеванию министров, советников и стражей. Магда была права: никто не возражал против присутствия тела Гайи среди погибших за короля солдат, никто не возмутился её облачением в форму стража, как и тексту памятной таблички на приготовленной для неё ячейке склепа. «Страж короля» было написано на табличке, ниже — имя и годы жизни. Королева тоже умела выполнять свои решения.

Потом Василий сказал речь — ситуация требовала. Наверное, это было самое короткое надгробное слово за всю историю Соргона. Засветив Корону, что позволило наблюдать с удивлением сразу две Хрустальные Короны, на головах обоих королей — живого и мёртвого, Василий обронил только два слова, но это была клятва короля:

— Я отомщу!

Помолчав, недовольный собственной такой лаконичностью, он добавил:

— Мы отомстим! За всех отомстим!

После похорон, не дожидаясь окончания поминального пира, король покинул дворец в сопровождении Эрина, Паджеро, Вустера и Илорина с десятком дворцовых стражей. Он решил ещё раз объехать казармы нового полка и посмотреть, что изменилось в них с минувшей ночи. К тому же, Эрин настойчиво приглашал короля в гости к министру Бренну, не объясняя причины, и приглашение это, полученное не от хозяина, сильно заинтриговало Василия.

Казармы всё ещё выглядели запущенными, но исчезло, пропало исходящее от них ощущение безысходности. Солдаты охотно строились перед королём, сверкая приведенными в надлежащий вид доспехами и оружием.

— В походе я буду ехать с вашим полком, Паджеро. Скажите солдатам, что я доверяю им охрану Короны и свою безопасность, — повинуясь необъяснимому импульсу, принял решение король. — Вы хотели что-то попросить у меня, полковник?

— Прошу Вас, сир, уделить несколько минут для разговора с очень полезным для дела человеком… — Паджеро имел в виду Джаллона, которому велел ждать в одной из казарм со списком своих людей, служивших в городской страже. Было их немного, всего восемь человек, троих из которых меняла предлагал на офицерские должности в полк.

Василий охотно согласился на встречу под неизбежный Капин комментарий: «— Этот день, сир, чем дальшее, тем страньше». Хрустальная сожительница короля упорно сочиняла новые словесные формы: похоже, она исподволь готовилась к активной литературной деятельности. У короля заныли зубы — он вспомнил черниговскую Капину выходку с печатной машинкой и её «пратаколъ первава ваеннава савета». Скука Василию явно не грозила, ни сейчас, ни в будущем.

«— О! Местный Дзержинский! — узнала Капа Джаллона. — Вот Вам, сир, и начальник соргонской ЧК, о которой Вы столько мечтали…»

Встреча короля и менялы была тщательно засекречена, по соргонским меркам, конечно: захотелось Его Величеству перекусить, вот, и накрыл Паджеро стол для Василия, Вустера, Илорина и Эрина. А что за столом оказался Джаллон, так он и ночью здесь крутился на правах старого сослуживца полковника.

— Мы не будем увольнять из армии ваших людей, — ответил король, выслушав менялу. — Думаю, что самое разумное создать при военном министерстве отдел военной разведки. Пора возвращаться на службу, Джаллон, и вам, и всей вашей организации. Всех восстановим в прежних званиях, кого надо — повысим, с вашей, конечно, подачи. У кого звания нет — присвоим, правда, щеголять своими нашивками им, видимо, не придётся. Жалование — двойное по отношению к армейскому, за риск и за ум. Дайте министру Вустеру перечень всего необходимого вам для работы. Людей, которых вы укажете, министерство отзовёт из частей в своё распоряжение, если они не в армии — мы их призовём, война даёт нам такое право. Но силой в разведку мы никого загонять не будем: ваши разведчики должны ясно представлять, что они делают, и почему. Поздравляю с возвращением на службу, полковник Джаллон…

Полковник Джаллон, бывший разжалованный лейтенант и каторжник, не такого ждал результата от встречи с королём. Но — спорить? Нет уж, только не с Василием: его умение решать спорные вопросы почему-то не вызывало желания спорить. Другими словами, Джаллон получил больше, чем просил, и не знал, радоваться этому или нет: спрос с него тоже возрастал, к тому же — армия, дисциплина…

Отведав угощения, Василий перед строем раздал патенты лейтенантов указанным Паджеро капралам и сержантам и, похвалив солдат Раттанарского полка за внешний вид, отбыл в Гномью Слободу на встречу с Бренном. Взял он с собой только Эрина и Илорина со стражами: пришло время для раскрытия некоторых гномьих секретов.

Связанный словом, данным Эрину, король в дом Бренна прошёл с одним лишь князем, Бренн вызвал Железную Гору, едва Эрин и Василий переступили порог его дома. Ответил на вызов Старейший Гарут, больше никого возле Камня в Железной Горе не оказалось.

«— Я же говорила, что это гномий видеотелефон, а Вы мне не верили, сир.

Давайте, я объясню, как им пользоваться…»

«— Потом, Капа, потом».

«— Чего это всё время — потом? А когда мне будет — сейчас?»

«— Пусть гномы покажут нам границы в своих секретах, за которые нам не следует переступать, тогда мы с тобой решим, будем ли следовать их указаниям».