Два сфинкса - Вера Крыжановская

Когда первый испуг немного улегся, граф осведомился о набобе, желая предупредить его о случившемся. Он думал, что индус еще в Гмундене. Каков же был его ужас, когда он узнал, что за час до несчастья Адуманта вернулся домой и заперся в своем кабинете, куда никто не смел входить без особого на то приказания.

Тщетно всюду искали молодого хозяина дома, его нигде не было. Оставалось предположить, что он погиб, не оставив следа. Пораженные, граф и Бэр в молчании стояли в кабинете, понурив головы, как вдруг пришло известие о новом несчастье.

Конюх, сопровождавший Ричарда, вернулся домой, держа поперек седла неподвижное тело барона. И он рассказал, что они были на обратном пути домой, когда он услышал что–то вроде пушечного выстрела и увидел, как лошадь барона взвилась на дыбы. Ему даже почудилось, что из земли будто брызнул огонь. Его конь тоже закусил удила, и ему стоило большого труда его успокоить. Справившись с лошадью, он вернулся на прежнее место, и нашел Леербаха лежащим на земле без движения, а Саламандра без следа исчезла. Прибывший доктор объявил, что барон умер, а положение Эриксо очень опасно. У молодой женщины открылась горячка. В бреду она звала то мужа, то набоба, которого все еще не могли нигде найти.

Когда вечером граф и профессор остались одни у постели, на которой со стоном металась Эриксо, первый заметил:

– Нет никакого сомнения, что она неосторожно коснулась какого–нибудь магического аппарата, чем и вызвала это несчастье и смерть бедного Ричарда.

– Если бы, по крайней мере, можно было расспросить ее и узнать, что она такое сделала и каким образом попала в лабораторию мага? – ответил расстроенный до глубины души и со слезами на глазах Бэр, искренно полюбивший Леербаха за время их долгих совместных скитаний.

Прошло несколько дней. Адуманта не появлялся, а Эриксо находилась все в том же отчаянном положении. Следствие, предпринятое властями, не выяснило ничего. На общем совете было решено, что профессор отвезет гроб Ричарда в замок Кронбург, а граф останется при дочери, пока она не оправится настолько, что можно будет безбоязненно перевезти и ее.

К великому изумлению всех, тело барона, несмотря на то, что прошло уже пять дней, не подавало ни малейших признаков разложения. Члены его по–прежнему были гибки и вид он имел глубоко спавшего человека. У профессора явилась мысль, что Ричард был только в летаргии, и он решил наблюдать за ним и не хоронить, пока не обнаружатся явные признаки разложения.

Тело Ричарда было положено в ящик с большим отверстием, чтобы он не задохнулся, если проснется. Итак, профессор уехал, а граф остался.

Состояние Эриксо все ухудшалось; лекарства докторов, казалось, приносили ей больше вреда, чем пользы. Граф был в отчаянии. Он чувствовал себя очень нехорошо в этом чужом доме, и без хозяина. Между взволнованной прислугой стали носиться какие–то странные слухи.

Конюх, ездивший с бароном и ходивший за Саламандрой, рассказывал, что лошадь возвращалась каждую ночь в стойло. Он слышал ее ржание и даже ощупывал ее, но, несмотря на это, животное оставалось невидимым. Пораженный всем этим и предполагая, что имеет дело с дьяволом, он стал просить расчета.

Граф позвал его к себе и пытался убедить, что он просто бредил и лучше сделает, если подождет, пока, так или иначе, объяснится исчезновение хозяина дома или явятся его наследники.

– Ничего не объяснится, господин граф, – ответил конюх, – так как наш господин был колдун! Я сам не верил этому и смеялся в лицо Клименту, когда он уверял меня, что наш господин появляется иногда Бог весть откуда, например, из угла комнаты, где нет двери. Кроме того, он всегда знает, что делается в людских, и слышит вещи, которые не может слышать ни один добрый христианин. Раз послал он Климента за чем–то в охотничий павильон и приказал ему торопиться, а тот стал перебраниваться с лесником и оттого запоздал. Вот, когда он вернулся, господин и говорит ему: «Как ты смел попусту время терять и затевать скандал с лесником, когда я жду тебя!» Нет, ваше сиятельство, что ни говорите, а господин Адуманта продал–таки душу дьяволу, и это сам сатана в адском пламени явился за ним. А что до лошади, так клянусь вам, что я сказал только истинную правду! В первый раз, как я услышал ночью ее ржание и топот копыт, никакое подозрение мне и на ум не приходило, а просто, думаю себе, что Саламандра нашла дорогу в конюшню. Обрадовался я, бросился к ней, а пока искал спички, потрепал по крупу, по шее, и лошадь, по обыкновению, потерлась головой о мою руку. И захотелось мне посмотреть, не поранила ли она себя, зажег я фонарь… и представьте себе мой ужас, когда я увидал, что стойло пусто! С тех пор! С тех пор чертова тварь каждую ночь приходит, ржет, сопит, копытами топает, а саму ее не видно. Нет! Как прикажете, а я ухожу! Свою душу губить не сотласен!

– Но, друг мой, это все галлюцинации!

– Нет–с, ваше сиятельство, не один я заметил дьявольщину, и скажу более, Саламандра никогда не была обыкновенной лошадью. Иногда она, бывало, смотрит так странно, а ржание ее точь–в–точь походило на человеческий смех. Это был демон, а не лошадь.

Не помогли никакие убеждения, и конюх в тот же день ушел. Часть прислуги последовала его примеру. Так как в числе беглецов находилась также одна из камеристок Эриксо, то графу пришлось пригласить сестру милосердия для ухода за больной.

На другой день после этого разговора в замок прибыл человек, объявивший, что набоб поручил ему управлять имением, и представивший документ, уполномочивавший его на это.

Он был высок и худощав, восточного типа, с бронзовым цветом лица. Он отлично говорил по–английски; но по–немецки изъяснялся весьма плохо.

В частном разговоре с графом он сообщил, что Адуманта Одеар жив и здоров и что он, благодаря счастливой случайности, оставил замок за четверть часа до взрыва, вызванного неосторожностью баронессы, которая, из чисто детского любопытства, коснулась электрического аппарата громадной силы и разрядила его. Он прибавил, что известие о смерти старшего брата принудило Адуманту спешно уехать в Индию, но что он умоляет графа пользоваться его гостеприимством, пока баронесса вполне не поправится, и отдает весь замок в его полное распоряжение.

С этого дня в замке все пришло в порядок. Новый управляющий поселился в комнатах, которые раньше занимал его господин – и все вошло в свою колею. Тем не менее, графа все–таки влекло поскорее домой. Бэр писал ему, что тело Ричарда находится в прежнем положении и на нем нет ни малейших следов разложения. Оно было положено в фамильный склеп, но он, профессор, принял все меры, чтобы тотчас же оказать помощь Леербаху, если тот проснется.