Новый Мир ( № 4 2005) - Новый Мир Новый Мир

Cм. также: Владимир Бондаренко, “Взбунтовавшийся пасынок русской литературы” — “Литературная Россия”, 2003, № 43, 44, 45, 46 <http://www.litrossia.ru>.

Владимир Бондаренко. Иди и воюй. — “Завтра”, 2004, № 52 <http://www.zavtra.ru>.

“Каждая война дает России своих писателей. <…> Чеченская война родила своего прозаика спустя пять лет после его возвращения из солдатских окопов. Страшный роман „Патологии” Захара Прилепина. <…> Я бы его не задумываясь поставил в один ряд с ранней фронтовой прозой Юрия Бондарева и Василя Быкова, Константина Воробьева и Виктора Астафьева”.

См. также: Захар Прилепин, “Какой случится день недели” (маленькая повесть) — “Дружба народов”, 2004, № 12 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.

См. также рассказы Захара Прилепина и статью Валерии Пустовой о молодой военной прозе в следующем номере “Нового мира”.

Владимир Винников. “Валерьяныч”. — “Завтра”, 2005, № 1, 5 января <http://www.zavtra.ru>.

“<…> серьезнейшие внутренние причины, которые Кожинов осветил в том же интервью „Русскому переплету”: „ (До встречи с Бахтиным. — В. В .) Я общался почти исключительно с евреями. Потому что русских не было (!), они исчезли (!), то есть русские высокого интеллекта и высокой культуры, их почти не было... Когда через год я снова приехал к Бахтину, — я ему не стал об этом писать, — чуть ли не первое, о чем я его спросил: ‘Михаил Михайлович, я не могу понять, как вы порекомендовали Розанова, а ведь он такой страшный антисемит‘. На что Бахтин мне ответил: ‘Что ж поделаешь, но примерно так же думали и писали, правда, чуть меньше, чем Розанов, почти все великие писатели и мыслители России, начиная с Пушкина, Лермонтова, Гоголя или Киреева (? — А. В. ), Аксакова и прочая‘. <…> Это для меня было колоссальным переломом. В то время не было человека в мире вообще, который мог бы меня вот так вот изменить. Мне до этого представлялось, что сказать что-нибудь критическое о евреях значило проявить себя как человека неинтеллигентного. <…>””

“<…> внимание Кожинова к тому или иному поэту в самих „почвеннических” литературных кругах 60-х — 70-х годов воспринималось как некая „черная метка””.

Дмитрий Володихин. Лицо Москвы. — “Спецназ России”, 2004, № 12, декабрь <http://www.specnaz.ru>.

“Москва — женщина, Вологда — женщина, Нижний и Ярославль — мужчины”.

“Так вот, в девяносто первом она [Москва] умерла. Осталось на громадном ее кладбище много силы, много власти, много денег, много памяти о прошлых триумфах. Но душа московская истончилась, размылась. <…> Должна была прийти другая женщина, другое лицо, другой образ; их ждали, но сани с юной царицей все никак не показывались на заснеженной дороге. Зато самозванок явилось много”.

“Монастыри — вроде огромных якорей, удерживающих пеструю, беснующуюся Москву в нашей реальности”.

Андрей Волос. Аниматор. Роман. — “Октябрь”, 2004, № 12; 2005, № 1 <http://magazines.russ.ru/October>.

“Да, — отвечал я, посмеиваясь. — Ты права: если бы я был врачом, если бы я был реаниматором, а не аниматором, если бы речь шла о продлении человеческой жизни или действительном воскрешении людей, тогда я не спал бы ночей, а все только возжигал огни в колбах Крафта. Но, увы, это пламя — всего лишь форма удовлетворения тщеславия: клиент желает, чтобы его колба пламенела ярче, чем соседская; аниматор же (конечно, у него есть и другие мотивы деятельности, но это один из главных) хочет доказать, что владеет своим делом лучше других... Поэтому в шесть часов я выключу установку, захлопну дверь анимабокса, покину Анимацентр, мы встретимся на обычном месте и отправимся ужинать в „Альпину””.

Федор Гиренок. Сочинения Бунина как иконостас русской жизни. — “Спецназ России”, 2004, № 12, декабрь.

“Бунин — консерватор, то есть человек, который не дает хаосу прорваться наружу и затопить все сущее. Он высок, сух, желчен. Мне кажется, он никогда не был молодым, ибо быть молодым — значит быть революционером”.

“Философия универсальна. Литература региональна. И универсальность ума нельзя соединить с региональностью чувства. Символом литературы без философии стал Бунин. Символом литературы без литературности стал Розанов. И оба они из Ельца, из золотого треугольника центральной России. Плотность языка Бунина делала его пригодным для выражения эмоций и чувств. Но на этом языке нельзя было мыслить. Он не был пористым, пустым. Розанов превратил чувство в орган умозрения, создавая прецедент для клипового мышления. Между Буниным и Розановым расположился Андрей Платонов, поселивший в языке эмоций и чувств пустоту газетных штампов и казенных слов. Пустые слова разговорили немотствующий язык чувств, освободили энергетику языка вещей; заставили универсальное работать на региональное. В сенситивном взгляде Бунина родилась и набоковская „Лолита”. Предметом эксперимента стал пол. В воображении Розанова родились обэриуты и Хлебников. Предметом их эксперимента стал язык, слово. Раскалывая слово, они хотели получить что-то первобытное, региональное. Философом пустых слов, то есть чистой литературностью, был Мережковский, от него произошли Венедиктов и Пелевин с Сорокиным. В ХХ веке писатели доопределились, то есть отделились от философии. И литература перестала хранить в себе русское сознание. Она стала пустой игрой ума”.

“Бунин — продукт домашнего образования. У него не было не только университетского, но и гимназического образования”.

“Бунин наблюдает Маяковского и Горького — главных русских интеллигентов. Маяковский — похабен, у него корытообразный рот, на него смотрят, как на лошадь, которая попала в банкетный зал. Маяковский — плебей. Он ест из чужих тарелок. Горький — тоже плебей. Он все это видит и хохочет. Бунин — барин. Он смотрит на них, как на тараканов. Бунин, безусловно, тяжелый человек. Но он не был интеллигентом”.

Иеромонах Григорий (В. М. Лурье). Культурная контрреволюция. — “Русский Журнал”, 2004, 30 декабря <http://www.russ.ru/culture>.

“Главный культурный итог 2004 года — обвальное поражение русской культуры. Не один 2004 год в нем виноват, но именно этот год закончился для русской культуры обвалом и ритуальным поношением — в Киеве на майдане”.

“Может быть, в нашей „взрослой” культуре уже и на самом деле не осталось ничего хорошего. (Если все-таки осталось, так тем лучше. Дай ей Бог здоровья.) Но повторим (тем более, что вслед за Достоевским), что настоящая культура — это та, которая нацелена на 17-летних. И здесь нам по-прежнему есть что сказать. Мы пришли к удивительному периоду, когда прежние рокеры 80-х слегка постарели и — дерзну сказать о своем собственном поколении — чуть ли даже не поумнели. У многих из них остался подростковый экстремизм, но появились жизненный опыт и глубина. Похоже, сейчас это производит совершенно новое воздействие на молодежь, и это такой недавний процесс, что я просто не решаюсь еще подводить его итоги. <…> „Старики”, похоже, доказывают, что они стали настоящим жестким стержнем молодежной культуры, на котором сможет держаться новая культурная традиция. И это такая традиция, от общности с которой никуда не деться не только украинской или белорусской молодежи, но даже русскоязычной молодежи далекой, но давно уже культурно близкой нам Израбильщины...”

“<…> сейчас чуть-чуть расскажу о самом главном, наверное, культурном достижении года — альбоме „Гражданской Обороны” „Долгая счастливая жизнь”, где все темы (даже музыкальные) их молодости рассказаны с опытом если не старости, то зрелости. Может быть, „взрослым” в этом альбоме не все будет „понятно”, но вспомним: книги (и рок-альбомы) пишутся не для „взрослых”. Этот альбом — тот самый информационный код, при общении на котором никакие информационные шумы не будут способны повредить нашей коммуникации с нашей молодежью”.

Владимир Губайловский. Голос из хора. — “Дружба народов”, 2004, № 12 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.

“Не случайно все поэтические революции в русской поэзии начинались с чтения и попытки перевода или имитации иноязычной лиры”.

Михаил Давидов. Тайна смерти Гоголя. Еще одна версия. — “Урал”, Екатеринбург, 2005, № 1.

“30-летнее изучение исторических и документальных материалов, связанных с жизнью Гоголя, длительные и нелегкие размышления о его заболевании позволили мне сформировать мнение, перешедшее затем в стойкое убеждение, что Николай Васильевич Гоголь страдал маниакально-депрессивным психозом. Но чтобы дорогой читатель понял, что собой представляла душевная болезнь Н. В. Гоголя, совершенно необходимо познакомить его с некоторыми азами психиатрии…” Автор — доцент Пермской медакадемии.