Сколько живёт любовь? - Людмила Сурская

Под руку попала старая из сибирских лет фотография. Ещё одна, фронтовая из той серии, что присылала "воробушек". Накатило ощущение гуттаперчивости времени. С одной стороны, кажется, прошла бесконечность, а с другой- не покидает чувство, будто всё случилось только вчера. По-прежнему так сладко или больно… Как с этим жить, как? Надо найти в себе силы победить горе и отчаяние. Но где их взять. Если только от земли. Её полосовали, взрывали и ранили, а она борется, встаёт из пепла. Может поможет время, оно ж помогает земле… Прошли годы… Заросли травой окопы, покрылись асфальтом военные дороги. Поднялись из руин и пепла новые города и сёла. Зарубцевались раны на людях и земле и только души истерзанные войной не знают покоя. Им уже никогда не найти тот покой на земле и живым прошедшим этот ад тоже. Боль притупиться, но исчезнет совсем только с комком земли о крышку гроба. Вот и Юлина душа не может смириться с одиночеством, а возможно она вообще ушла вместе с ним и в зеркало на Юлию смотрит только исстрадавшееся тело. Ведь прежней Юлии нет. Да и как она может быть прежней без него. Незаметно полетят дни похожие друг на друга. Но надо есть, пить, делать причёску, шить платье… Зачем без него это, кто на неё будет смотреть? "Господи, за что же ты меня караешь, смерти прошу и той тебе для меня жаль!" — она упала на стол пахнущий его папиросами и разрыдалась.

Вошла Ада, взяла её руку, сказала звенящим шёпотом:

— Мне тоже плохо, но надо жить… Ты просто обязана за него и себя жить. Он просил… Он подождёт тебя… Нас…

— Если б не встретила его, я б никогда не вышла замуж…

— Господи, мама… Вы оба с ним не от мира сего и любовь ваша не земная. Как бы я хотела того же…

— А вдруг… — Юлия сама испугалась своей мысли.

— Нет-нет… И думать не смей. Он нас любил и дарил нам искреннюю любовь. Это нельзя изобразить или сыграть. Он действительно очень-очень любил нас.

Голос дочери дрожал. Юлия обняла Аду и опять разрыдалась. Ей выпала такая радость прожить с ним целую жизнь и не просто быть рядом, а любить и быть любимой. Бог не всем даёт такое счастье, а ей посчастливилось. Только хорошего всегда мало.

Теперь разрыдалась Ада.

— Он самый лучший отец. Помнишь как он чинил мне куклы. Я ломала, а он, чтоб не ругала меня ты, чинил.

— Помогал решать тебе задачи, — улыбнулась Юлия. — Я знала, но молчала.

— Брал меня с собой в поездки по частям.

— Учил кататься на лошади… Это можно, Адуся, перечислять до бесконечности.

— А, помнишь, как я ленилась после войны учиться, а он предупредил, что лишит меня своего уважения. Я бесконечно благодарна ему за науку. А как он страдал, когда болели внуки. Не спал, прогонял нас, а сам сидел возле них ночами. Давал лекарство, книги читал. Мам, он с нами навсегда. Да, мам…

Юлия поцеловала её в висок. Для себя она решила — ничего не изменилось. Он рядом. Просто вышел на минутку оставив на спинке стула свой мундир. Пыталась быть всегда с ним и любить только своего Костика. Даже готовя еду не забывала о его порции. Просто уехал в командировку, вернётся… Вдруг захочет поесть, а у неё всё готово. Ведь живя с ним она была счастливейшей из женщин. А в письмах к ней и семье он был человеком заботливым, нежным и даже робким, и ранимым. Когда они были вдвоём, Костик растворялся в чувствах. Как же это можно забыть, да и зачем?!

Она была крепкая и ещё не старая женщина. К тому же приятная во всех отношениях. Находились чудаки предлагающие ей руку и сердце. Отшучивалась, мол, нечем ответ держать: Костик забрал её сердце с собой. Шли годы, но даже попытки не было заполнить жизнь кем-то другим. Её семья- это дочь и внуки, а жизнь-борьба с горем и отчаянием. Они с Адой заново учились улыбаться и радоваться всему живому.

Юлия и так не бегала по подругам, а после его ухода — уединённость стала её постоянной спутницей. Она любила одиночество и теперь за них двоих свою семью и дом. Но спать ночами не могла… казалось просмотрит, пропустит его приход. Была безумно рада, когда ощущала его присутствие рядом. Они стояли у окна обнявшись или ложились рядышком и купая в нежности друг друга говорили, говорили. А утром он исчезал и она оставалась опять одна. Это не было сумасшествием, его держала рядом с ней любовь. Ей надо было отпустить, а она не могла и не хотела. Боялась, чтоб не спугнуть, об этом говорить с кем-то. Так и жила: ожидая ночи и его прихода. День борясь с собой и временем старалась поскорее прожить. Но жить без него — это не легкое дело. Не могла бывать там, где бывали с ним, встречаться с людьми говорившим о нём. Её приглашали на встречи, просили рассказать о Рутковском, но шла Ада. Юлия не могла говорить о Косте в прошедшем времени. Да и не любил он эти разговорные посиделки. На трибуне-то в праздники и то прятался за людьми, словно стесняясь тех погибших колонн бойцов. Не сразу заметила, что с Адой творится что-то не то. И это не только из-за смерти отца. Дочь всё чаще прятала грустные глаза. Потом догадалась. Ада была наполнена любовью родителей, видела их нежные жесты, улыбки, внимание друг к другу, страсть, поддержка и самопожертвования. В её же жизни был иной брак. Такая себе игра в одни ворота. И она была не готова воспринимать его в таком виде. Да и любить так как мать с полным доверием к любимому человеку, отдачей ему себя без остатка, она своего мужа не могла. Нет, сначала так и было, но потом поняла, что не за что. Она была похожа на птицу, у которой отрезали крылья. Для Юлии Петровны это было открытие. Как помочь дочери она не знала. Всё было совсем не просто… А тут со всех сторон начали наползать слухи. Словно кто-то по мановению волшебной палочки принялся вытаскивать из прошлого военную историю с "матрасом" и широко освещать. О красочных рассказах "воробушка" про безумную любовь к ней Рутковского передавались и народом и прессой, превратив тем самым жизнь Юлии и Ады в кошмар. Они обе тяжело переживали это. А дама ходила по ветеранским встречам и вечерам не с пустыми руками, нося фотографии. На тех фото они были вдвоём. Следом пошли в ход письма. Она декламируя читала их вслух. Юлия понимала, что барышня направляла такие титанические усилия с одной целью, из "подстилки" безумно хочется въехать в любовь. Смерть Кости развязала ей руки. К тому же Юлию не оставляла мысль, что ей усердно помогают. Иначе б давно заткнули и сидела б она на жёрдочке не чирикая. Как и все прочие бойцыцы её полёта. Но, как бы там не было, только вся её болтовня — неправда и Юлия не позволит ей насмехаться над памятью Кости. Юлия готова за него в огонь и воду. Но как остановить это безумие не знает… Легко сказать — не позволю, но что она может сделать. Пойти поговорить? Попросить? Напугать? Но с этой женщиной бесполезно говорить душой и сердцем, а Юлия не сможет заниматься разборками. Низко. Но что же делать, нельзя же просто наблюдать за тем, как она пользуясь его смертью, плетёт вокруг его имени паутину. К сожалению, люди обожают сплетни и дама играет на этом используя их любопытство к чужому грязному белью в своих интересах. Юлии рассказали, что та взяла моду приходить к его праху в кремлёвской стене и там тешить посторонних людей рассказами об этой чудной любви, в доказательство своих слов, демонстрируя письма и фотографии. "Это похоже на сумасшествие. Но "воробушек" не такая, с ума не сойдёт, скорее со всех нас сорвёт крышу по её милости. Значит, это опять какой-то дьявольский расчёт. У Кремля прохаживаются приезжие со всей страны. Следовательно, понесётся этот слух лавиной. Она наговорит им семь бочек арестантов. У женщины поразительные способности разносить сплетни. Какое-то извращённое удовольствие".