Мои ранние годы. 1874-1904 - Уинстон Черчилль

Для меня большой радостью стало прибытие на фронт моего брата Джека. Я уже предвкушал, как буду его опекать и все ему показывать. Но удовольствие это было недолгим. Двенадцатого февраля мы совершали разведывательный рейд в шести или семи милях к востоку от железной дороги и несколько часов находились на лесистой возвышенности, которую у нас в армии называли Гусарским холмом. Буллер и штаб, по-видимому, хотели изучить эту территорию. Действуя всей бригадой, мы отогнали бурские аванпосты и, установив свою патрульную линию, дали возможность генералу осмотреться. Но к полудню ружейный огонь усилился, и, когда поступил приказ возвращаться в лагерь, мы с великим трудом, и не без потерь, отвязались от помчавшихся вслед за нами буров.

Спустившись с Гусарского холма, мы перешли в галоп, а оторвавшись от неприятеля на милю, шагом поползли к лагерю вверх по длинному пологому склону. К тому времени я уже приобрел боевой опыт и часто чувствовал, откуда веет опасностью, — как чувствуем мы легкое дуновение ветерка на щеке или шее. Например, когда едешь на расстоянии ружейного выстрела от какого-нибудь незнакомого холма или речного русла, тебя словно прохватывает сквозняком. В тот день, помнится, то и дело оглядываясь на Гусарский холм и на плотную темную массу нашего арьергарда, так спокойно трюхающего по просторам вельда, я заметил приятелю:

— Эти ловкачи еще у нас на хвосте.

И не успел я закрыть рот, как раздался залп, подхваченный стрекотом двух-трех сотен маузеровских винтовок. Прошивший наши ряды шквал пуль выбил из седла нескольких бойцов и повалил на землю несколько лошадей. Наша кавалькада инстинктивно разомкнулась и перемахнула через гребень холма, до которого оставалось не более двухсот ярдов. Там мы спрыгнули с коней, которых тут же угнали в укрытие, распластались на земле и подняли ответный грохот и стрекот.

Окажись буры попроворнее и настигни они нас четвертью мили ранее, мы бы дорого заплатили за наше легкомыслие. Но нас уже разделяли две тысячи ярдов, мы были почти так же невидимы, как наш противник, и потому легко отделались. Джек лежал рядом со мной. Внезапно он содрогнулся и, скорчившись, откатился вниз. Так закончилась первая для него стычка: пуля, едва не задев его головы, угодила ему в икру. Я оттащил брата от линии огня и довел до санитарной повозки. Перестрелка вскоре прекратилась, и я поскакал в полевой госпиталь, чтобы удостовериться, что ему окажут необходимую помощь. В ту пору британские военные врачи очень ревниво отстаивали свой воинский статус, и потому я отдал доктору честь, назвал его «майором», в нескольких словах рассказал ему о происшедшем столкновении и только потом справился о ране, полученной братом. Любезный доктор, придя в наилучшее расположение духа, обещал мне применение хлороформа, отсутствие боли, всестороннее внимание и заботу и, конечно, обещания не нарушил.

А теперь — о любопытном совпадении. В то время как я воевал в Южной Африке, моя матушка дома тоже не сидела без дела. Она создала фонд, очаровала одного американского миллионера и приобрела корабль, который превратила в лазарет с полным штатом медицинского персонала и всевозможными удобствами. После плавания по бурным волнам она прибыла в Дурбан, где с нетерпением ожидала поступления раненых. С первой же партией в этот плавучий лазарет, называвшийся «Мэйн», был доставлен ее младший сын. Я отпросился на несколько дней в отпуск, чтобы повидаться с ней, и провел эти дни на борту, словно на роскошной яхте. Так после полугода разнообразных приключений мы счастливо воссоединились. Самой большой величиной в Дурбане был капитан Перси Скотт, командир корвета «Грозный». Он нас всячески обласкал и продемонстрировал нам свой чудо-корабль. Еще он назвал именем моей матери огромную пушку, грузившуюся на железнодорожную платформу для отправки на фронт, и даже как-то раз организовал для матушки поездку на передовую, чтобы та посмотрела на свою крестницу в действии. Вообще, на этой войне царила атмосфера любезности и дружелюбия, которой не было и в помине пятнадцать лет спустя на Западном фронте.

Между тем Буллер предпринял четвертую попытку прорвать осаду Ледисмита. Осажденные дошли до последней черты, поэтому и для них, и для нас — брошенных им на помощь — это был вопрос жизни и смерти. Основные силы противника расположились на холмах и утесах по берегу Тугелы. Река, пробежав под разрушенным железнодорожным мостом в Коленсо, делает крутой поворот к Ледисмиту. На огибаемом течением полуостровке располагались: слева (если смотреть со стороны наших позиций) — Хлангване-Хилл, атакованный 15 декабря Южноафриканской легкой кавалерией; в центре — длинное травянистое плато, так называемый Грин-Хилл; и далеко справа — два поросших густым лесом горных хребта, Синголо и Монте-Кристо. Таким образом, правый фланг буров был обращен лицом к реке, левый же фланг и центр имели реку с тыла. Было решено осуществить широкий обходной маневр и постараться с налета занять эти две командные высоты, защищавшие противника слева. В случае удачи две пехотные дивизии при поддержке всей артиллерии должны были атаковать центральное плато и далее сразу же идти на захват Хлангване-Хилла. Покорение этой вершины делало уязвимыми позиции буров вокруг Коленсо и открывало нам путь к реке. Это был разумный и совершенно очевидный план, и непонятно, почему им не воспользовались с самого начала. Раньше Буллер о такой возможности не подумал. При Коленсо, даже увидев, что Хлангване находится на его берегу, он глазам своим не поверил. До него это дошло с большим опозданием. Вот и все!

Пятнадцатого февраля вся наша армия, покинув биваки, проследовала вдоль железнодорожных путей к Гусарскому холму и изготовилась к атаке. Все, однако, зависело от того, сумеем ли мы захватить Синголо и Монте-Кристо. Задача эта была поручена полковнику Бингу и нашему подразделению с приданной ему пехотной бригадой. Осуществить ее оказалось на удивление просто. Ночью мы сделали крюк, пробираясь окольными тропами, и на рассвете 18-го поднялись на южные склоны Синголо. Своим неожиданным появлением мы спугнули с вершины горсточку буров, под чьей слабой защитой находилась эта ключевая точка. За два дня мы в спайке с пехотой вышибли их с Синголо, прогнали по седловине, соединяющей два хребта, и овладели всем Монте-Кристо. Оттуда нам открылся вид на расположения буров за Тугелой и на Ледисмит, который лежал прямо под нами не далее чем милях в шести. Между тем главный удар пехоты и артиллерии по редутам из мешков с песком и окопам Грин-Хилла увенчался полным успехом. Противник, ловко взятый в клещи, а затем атакованный да еще припертый к реке, оказал вялое сопротивление. К вечеру 20-го все бурские позиции к югу от Тугелы, в том числе и скалистый холм Хлангване, были в руках британцев. Буры оставили Коленсо, отступив по всему фронту на основную свою линию обороны за рекой. Пока что все шло хорошо.