Принцесса Баальбека - Генри Хаггард

Некоторые из монахинь прижались друг к другу и плакали от страха; некоторые молчали. Только Розамунда выпрямилась во весь рост и гордо сказала:

— Мать моя, я недавно пришла к вам, но я видела Гаттинское кровопролитие и знаю судьбу женщин и детей в руках неверных, а потому позвольте мне говорить.

— Говорите, — сказала настоятельница.

— Вот что я советую, — продолжала Розамунда, — мой совет короток и ясен. Когда мы узнаем, что сарацины в городе, подожжем монастырь, станем на колени и погибнем так.

— Хорошо сказано… Это лучше всего! — послышались голоса. Но настоятельница ответила с печальной улыбкой:

— Благородный совет, которого можно было ожидать от высокорожденной. Однако его нельзя принять, потому что самоубийстве — смертный грех.

— Будет мало разницы, — сказала Розамунда, — сожжем ли мы себя или протянем шеи под мечи друзей! Конечно, я не могу решать за других, но решаю за себя, так как я скорее совершу грех самоубийства, чем отдам себя в руки мусульман.

И она положила руку на рукоятку кинжала, который был скрыт в складках ее одежды. Настоятельница сказала:

— Вам, дочь моя, я не могу запретить этого, но запрещаю принесшим полный обет. Им я покажу другой, может быть, более ужасный способ спастись от судьбы невольниц. Некоторые из нас стары, им нечего бояться, что их отведут в гаремы; но остальные молоды и красивы; им я советую, когда приблизится конец, взять оружие, изрезать себе лица и тела и остаться здесь в виде обезображенных, внушающих отвращение фигур. Тогда их не возьмут в неволю, а быстро убьют. Они умрут, чтобы сделаться невестами неба!

Несчастные застонали от ужаса; они представили себя с обезображенными лицами, изуродованными. Так их сестры по вере ждали конца в осужденном монастыре святой Клары в Акре.

Однако одна за другой они подошли к настоятельнице и поклялись, что исполнят и это ее приказание, как все остальные. Только Розамунда объявила, что она умрет не обезображенная, а такая, какой создал ее Господь; еще две послушницы одна за другой поклялись поступить так же, как она.

И потом они опять опустились на колени, и запели «Мизерере».

И вот, покрывая их печальное пение, под сводчатым потолком пронесся громкий стук в дверь, и с криком: «Сарацины, сарацины! Дайте нам ножи», — они поднялись с колен.

Розамунда обнажила кинжал.

— Подождите, — вскрикнула настоятельница. — Может быть, это друзья, а не враги. Сестра Урсула, подойдите к дверям и узнайте.

Старая монахиня пошла шатающимися шагами и, дойдя до массивной створки, отодвинула засов и спросила дрожащим голосом:

— Кто стучится? — Остальные задержали дыхание, напрягая слух, чтобы уловить ответ.

И вот зазвучал серебристый голос женщины, который казался таким тонким в этой похожей на гробницу церкви.

— Я королева Сибилла со свитой.

— Что вам угодно, о королева?

— Я привела с собою посланных от Саладина. Они желают поговорить с Розамундой д'Арси, которая скрывается у вас.

Розамунда мгновенно подбежала к алтарю и остановилась подле него, не выпуская из рук обнаженного кинжала.

— Пусть она не боится, — продолжал серебристый голос. — Ничто не будет сделано против ее воли. Примите нас, святая настоятельница, примите ради Христа.

И аббатиса сказала:

— Примем королеву с достоинством. — Показав знаком монахиням, чтобы они заняли свои обычные места, она села в большое кресло во главе их; позади нее подле высокого алтаря стояла Розамунда с обнаженным кинжалом в руках.

Двери отворились, и показалась странная процессия. Впереди шла красавица королева во всех знаках своего королевского достоинства, нос головой, покрытой черным покрывалом; за нею придворные дамы числом двенадцать, дрожавшие от страха, но роскошно одетые; за ними трое суровых сарацин в кольчугах и с осыпанными каменьями саблями. Дальше двигалось множество женщин, по большей части в трауре, которые вели с собой испуганных детей; это были жены, сестры и вдовы дворян, рыцарей и граждан Иерусалима. Наконец, показалось около сотни предводителей и воинов, посреди них Вульф, а во главе Балиан. Последним вошел патриарх Гераклий в пышном наряде, вместе со своими священниками и помощниками.

Настоятельница и монахини поднялись и поклонились королеве, и одна из них предложила ей сесть на место епископа.

— Нет, — сказала королева. — Я пришла сюда как скромная просительница и буду просить на Коленях.

И она опустилась на колени на мраморный пол, а вместе с нею все дамы ее свиты и остальные женщины. Важные сарацины с изумлением посмотрели на нее; рыцари и благородные горожане столпились позади Сибиллы.

— Что же мы можем дать вам, королева? — спросила настоятельница. — У нас ничего не осталось, кроме сокровищ, которые мы готовы принести вам: честь и жизнь.

— О горе! — ответила королева. — Горе! Я пришла попросить жизни одной из вас!

— Чьей же, о королева?

Сибилла подняла голову и, протянув руку, указала на Розамунду. Розамунда побледнела, но скоро справилась и сказала твердым голосом:

— Скажите, какую услугу может оказать вам моя бедная жизнь, о королева, и кто ее требует?

Сибилла трижды старалась ответить и наконец прошептала:

— Я… не могу. Пусть посланные передадут ей письмо, если она умеет читать на их языке.

— Умею, — ответила Розамунда. Один сарацинский эмир вынул свиток, приложил его ко лбу, потом подал аббатисе, которая поднесла его Розамунде. Розамунда открыла пергамент и прочитала по-прежнему спокойным голосом, переводя каждую фразу:

— «Во имя единого Аллаха всемилостивого, моей племянниц: бывшей принцессе Баальбека, по имени Розамунда д'Арси, ныне бежавшей и скрытой во франкском монастыре в городе Эль-Кудо-Эш-Шериф, в святом граде Иерусалиме.

Племянница! Я исполнил все обещания, данные вам, сделал даже больше, пощадив жизнь ваших двоюродных братьев, рыцарей-близнецов. Но вы отплатили мне неблагодарностью и обманом, по обычаю вашей проклятой веры, и бежали от меня. Я сказал вам, что, если вы решитесь на это, вашим уделом будет смерть. Поэтому вы более не принцесса Баальбека, а только бежавшая христианка, раба, осужденная на смерть.

Вы хорошо знаете мое видение. Вспомните теперь его, раньше, чем ответить. Я требовал, чтобы вас привезли ко мне, на это требование мне ответили отказом; почему — не важно. Но я понял истинную причину: так было решено свыше. Я больше не требую, чтобы вас принуждали. Я желаю, чтобы вы пришли ко мне по доброй воле и вынесли печальный и позорный конец в виде возмездия за ваш грех. Если же вы хотите, оставайтесь там, где живете теперь, и пусть вас постигнет та судьба, которую пошлет Аллах.