Затворник - Сергей Волков

И сколько не хотелось спать или присесть отдохнуть, но Хвост твердо решил идти без передышки весь день и до темноты очутиться как можно дальше.

Около полудня он съел рыбу - хотел сперва съесть половину, а вторую оставить на потом. Но рыба была такой вкусной, сочной, так хрустели на зубах нежные косточки - ничего прекраснее Хвост в жизни не пробовал - что не удержался, и умял сразу все.

"Еще наловлю потом! Будет под вечер озеро какое-нибудь, и наловлю!" - оправдался он. Кости, обсосав, хотел бросить, но подумав, решил выбросить где-нибудь по дороге в реку, и спрятал за пазуху до поры.

До самого заката беглец шагал, а на закате остановился отдохнуть. "дух переведу, а после найду озерко, и наловлю еще рыбы" - подумал Хвостворту. Сел на холодную сырую листву под деревом, и в один миг уснул.

Посреди ночи он пробудился от волчьего воя. Ему показалось, что целая стая волков голосила прямо за соседним деревом. Хвост спешно вскочил на ноги и огляделся, но даже в ярком свете круглой луны ничего не увидел - только пустынный лес вокруг. Голова Хвостворту спросонья варила туговато - он даже не понял сразу, где вообще очутился. Однако, по устоявшейся уже привычке, Хвост мигом сообразил, что ночная тишь намного усиливает и приближает волчий голос. Стая была намного дальше, чем ему сначала почудилось. Все же беглец уже не смел снова улечься спать так же беспечно. Недолго думая, он взобрался на раскидистое дерево, умостился в разветвление ствола, словно в седло, и привязал себя кушаком. Тогда лишь он почувствовал за пазухой забытые рыбьи кости. В два счета перемолов их зубами и проглотив, Хвост приник лицом к шершавой сырой коре, и снова уснул. Уснул, убаюканный унылой волчиной песней, как детишки засыпают под колыбельную...

Внизу раздались резко треск веток и шуршание палых прошлогодних листьев. Хвост встрепенулся. Кругом было светло. Взошедшее солнце уже слегка пригрело спину. "Погоня!" - вмиг пронеслось у него в голове. Попался, проспал все на свете, дня дождался, соня - когда еще засветло надо было ноги в руки хватать! Теперь конец! Он весь вжался в ствол, не смея пошевелиться и поглядеть на землю...

Треск повторился, что-то прошуршало внизу, глухо протопало... и стало удаляться. Последний раз шум ломающейся ветки донесся уже откуда-то издали и утих. Как будто, прошел олень или какой-то другой крупный зверь. Встала тишина - ни стражи с собаками в погоне, ни волчьего воя не было слышно.

Но мысль о погоне, и о времени, упущенном во сне, напугала Хвоста не на шутку. Он спешно развязался, слез с дерева и зашагал прочь. Шел он навстречу совсем еще низкому солнцу.

Набредя на лесное озеро, Хвост вспомнил о рыбе, и о вчерашнем несостоявшемся ужине. Но поглядев на пояс, удочки на нем беглец не нашел. Не нашел ее Хвост и перерыв всю свою рванину - видно обронил, когда привязывался ночью к дереву или оторвалась еще раньше, осталась где-то по дороге теперь болтаться, зацепившись за какой-нибудь куст...

От досады Хвост завопил и выругался так, что эхо разнеслось по лесу. Он плюнул на землю, притопнул ногой и растер. Потом плюнул еще и в озеро. Хвостворту попробовал смастерить удочку выдергивая нитки из лохмотьев, связывая друг с другом. Но худые нитки рвались, озябшие пальцы едва-едва шевелились, и вместо удочки получалось дерьмо дерьмом. Со злостью Хвост швырнул свое недоделие наземь и снова сплюнул. Что еще можно? Острогу? Даже заострить нечем - хоть зубами грызи! Руками рыбу ловить? - Хвост и на мысли об этом не пожелал тратить время, а сорвал несколько прошлогодних клюквин, проглотил их, четвертый раз плюнул и зашагал дальше к горам.

В дороге голод и усталость донимали его все сильнее. Он пробовал сбить палкой с дерева то белку, то куропатку с уже потемневшей головой. Но его метательные снаряды летели вкривь и вкось, добыча шутя удирала от охотника и скрывалась среди веток.

Хвост подумал, не добраться ли ему до какой-нибудь деревни, где можно выкрасть еды, гусю на реке потихоньку свернуть шею, или у пасущихся коров отсосать молока. Может, найдутся вблизи селения расставленные силки, или закинутые сети... Но потом Хвост прикинул, сколько ему придется шататься по округе, разыскивая человеческое жилье в этих местах. И еще прикинул, что если погоня за ним вышла поутру после побега, и не сбилась с собаками со следа, то как раз теперь (так ему подумалось) должна его настигать. Рассудив так, он шел своим путем, туда где виднелись у окоема Горы...

К середине дня поднялся с севера ветер. Чистое до того небо быстро заволокло серыми облаками, солнце скрылось, и разом стало очень холодно. Не заставил себя ждать и мокрый снег, поваливший с неба стеной. О поиске пищи пришлось забыть. Хвост едва ковылял, шатаемый ветром, кутаясь как можно в свой ветхий зипун, все щели в котором вьюга продувала насквозь. Снег забивал лицо, липкими комками увесил плечи, спину и голову. И Хвост брел, куда несли ноги, не различая пути среди белого молока снегопада, и черных стволов, ругая про себя все на свете, трясясь и стуча зубами.

Лишь на закате снег перестал, ветер чуть стих, но продрогший путник все равно, ничем не мог себя хоть немного обогреть. Вся одежда на нем промокла, обмотки - и того больше. Ничуть не слаще был голод. Кишки в пустом брюхе связались в узел и затягивались час от часу все туже. Те тощие рыбешки, которые Хвост схрумкал вчера, теперь казались прекрасным сном. Да какие там рыбешки!

Тошно было вспоминать даже об картофельных очистках, которыми захребетники потчевали Хвоста в яме под деревянной решеткой. Снова бы туда - к коптящему костру, да проглотить хоть что-нибудь, хоть единую рыбью головку! Съел бы сырой, каждую чешуйку бы слизал с пальцев, только б дали! Тошно было вспоминать даже о сапоге убитого бенаха, который Хвост с Царапиной разваривали в котле, зимуя на горном перевале...

Теперь не было в помине ни сапога, ни единой рыбьей головки, ни мышиного хвостика, ни кусочка картофельной кожуры, ни искорки огня, ни сухой веточки во всем лесу. Сырая стужа пробрала Хвосту нутро до самой селезенки, каждую косточку до ее мозга. В животе гулял ветер, зубы стучали так, что чуть ли не эхо разносилось по лесу, будто это дятел долбил дерево носом.

Последние облака исчезли, небо отчистилось совсем, и лучи заходящего солнца обагрили вершины все еще далеких гор - сколько их было видно, убеленных снегом.

И наверное от вида Гор, Хвосту, словно снизошло на него некое озарение, вдруг стало очевидно: до них ведь еще многие поприща ходьбы по лесам и болотам. Будут ли силы их пройти? А если доберется - и то не легче! С горными веснами Хвостворту знаком не понаслышке! Как миновать занесенные снегом перевалы ему, одинокому, без крошки хлеба, в жалких лохмотьях драных, вместо одежды? Как переходить реки, что разольются, взъярятся и взбурлят, едва начнет таять снег? Чем отогреваться в бураны, сбивающие человека с ног, сдувающие в пропасть, заметающие снегом по голову! Долго ли там до первого стана или селения? И кто будет в этом селении? Может, в тех краях в горах одни бенахи и живут? Бенахи, которые его, едва завидев, свяжут и отошлют в Чолонбару!