Игра в убийство. На каждом шагу констебли - Найо Марш

участвующий в сговоре пассажир. Затем вы принялись бы рыскать по окрестностям! Вы, то есть: а) мистер Лазенби, более известный в Австралии как Динки Диксон; б) Хьюсоны, они же Эд и Сэлли-Лу Морган и, наконец, вы сами, мистер Поллок, не постеснялись бы отыскивать свои же собственные подделки.

— Совсем с ума сошел, — сказал мистер Поллок.

— И таким образом — сюрприз за сюрпризом — вы собрали бы немалое количество «работ Констебля», а затем разъехались кто куда и вскоре продали все эти находки по самым высоким ценам. Мы полагаем, все это было затеяно сейчас в качестве эксперимента главными заправилами этого бизнеса, чтобы при удаче развернуть его в мировом масштабе.

— Все это ложь. Это неслыханная и злонамеренная ложь, — задыхаясь, произнес Лазенби.

— Одновременно, — продолжил Аллейн, — вы прощупали бы почву, чтобы найти сбыт для наркотиков, вылавливая потребителей среди тех, кто ринется сюда на поиски картин Констебля.

— Нет, как вам это нравится? Мы что же, так и будем тут сидеть и глотать все эти оскорбления! — воскликнул Хьюсон.

— У нас нет выбора, — сказал Бард. — Продолжайте, — обратился он к Аллейну.

— Но почти с самого начала все пошло вкривь и вкось. Я снова вам напомню о К. Дж. Андропулосе, который должен был ехать в седьмой каюте. Выходец из Греции и владелец антикварной лавчонки в Сохо, он был привлечен для участия в сговоре, а затем рискнул шантажировать Фолджема, за что и был убит, убит таким же способом, как обе женщины. Сам же Фолджем и задушил его за тридцать восемь часов до того, как прибыл на «Зодиак».

Трое мужчин заговорили одновременно, но Аллейн поднял руку:

— В свое время мы обсудим вопрос о ваших алиби: мы их все проверили.

— Все, что я могу сказать, так это «слава богу», да и то, может быть, преждевременно, — сказал Бард. — Теперь насчет мисс Хьюсон. Почему вы так уверены, что это убийство?

— Мы ждем официального медицинского заключения, — ответил Аллейн. — Но поскольку среди нас есть врач, я попрошу его описать признаки смерти от удушья. Чем отличается труп человека, задохнувшегося под грудой земли и гравия, от задушенного путем резкого сжатия сонной артерии?

— Нет, Аллейн! — вскрикнул Кэли. — Это уже слишком! — Он взглянул на обхватившего руками голову Хьюсона. — Так все-таки нельзя — существуют же какие-то рамки.

— Мы стараемся, насколько возможно, держаться в их пределах, — ответил Аллейн. — Мистеру Хьюсону придется опознать труп, так что лучше ему заранее знать, что его ждет, если он этого еще не знает. Надо полагать, вас всех интересует, почему мы считаем, что мисс Хьюсон убита? Наша точка зрения основана главным образом на внешнем виде трупа. Итак, доктор Натуш?

— Вы ведь послали за полицейским врачом, так что мне вряд ли уместно высказывать свое мнение, — ответил Натуш. Он явно чувствовал себя неловко под неприязненными взглядами собравшихся.

— Ну а если это в интересах правосудия?

— Не понимаю, чем мое вмешательство может быть полезно правосудию.

— Если вы дадите себе труд подумать, вы поймете.

— Боюсь, что нет.

— Может быть, вы хотя бы согласитесь сказать нам, есть ли разница во внешнем виде трупа, когда смерть вызвана одной или другой из названных причин?

— Думаю, что да, — сказал Натуш после длительной паузы.

— Когда смерть наступает от сжатия сонной артерии, остаются ли какие-нибудь следы на месте сжатия?

— Я уже сказал, что предпочел бы не высказывать своего мнения. Внешние признаки могут быть различными. Мне никогда не приходилось видеть человека, погибшего в результате сжатия сонной артерии, так что мое мнение вам ничего не даст.

— Но зато вы знаете, как это делается, правда? Знаете? — пронзительно закричал Поллок.

Хьюсон опустил руки и посмотрел на доктора.

— Полагаю, любой медик представляет себе, где и как нужно для этого нажать, — сказал Натуш. — Но я категорически отказываюсь обсуждать этот вопрос.

— Не могу одобрить вас, — произнес Лазенби, поворачивая свои темные очки в сторону доктора. — Это нечестно. Вам задали прямой вопрос, доктор, а вы уклоняетесь от него.

— Наоборот.

— Ну ладно, — сказал Аллейн. — Давайте вспомним обстоятельства побега мисс Хьюсон. Постовой слышал, как несколько раз она крикнула: «Пустите! Пустите меня!» Этого никто не опровергает?

— Конечно нет! Она психанула и хотела убежать, — сказал Хьюсон. — Как же еще. Ее обвиняют, что она мошенница. Вылавливают из реки труп и толкуют об убийстве. Конечно, она испугалась, распсиховалась и кричала на меня, чтобы я оставил ее в покое. Ну я и оставил ее в салоне, а сам ушел в каюту.

— Вы последним спустились в каюту?

— Нет, мы ушли вместе с преподобным и со Стеном.

— А доктор Натуш?

— Он был на палубе — ушел сразу же, когда сестренка стала нервничать. Я тогда даже подумал: чего это он вылез в этакий туман? Но вылез, и ладно.

— Я хотел бы ясно себе представить, где кто из вас находился и что случилось после того, как вы оставили ее в салоне.

Все заговорили и тут же замолчали. Аллейн взглянул на Барда:

— Давайте вашу версию.

— Ну что ж, рискну. Я был в своей каюте и уже разделся, но не лег — я рассматривал бабочек, которых поймал в дороге. Потом я слышал, как эти трое, — он кивнул в сторону Лазенби, Хьюсона и Поллока, — прошли мимо моей каюты, потом в туалет, а затем к себе. Всем им нужно было пройти мимо меня, поскольку моя каюта — первая. Я не прислушивался к их разговору, но узнал голоса.

— Дальше.

— Вдруг раздались какие-то вопли, и я услышал, как мисс Хьюсон кричит: «Пустите!» Она крикнула это два или три раза, а потом в салоне начался какой-то топот, захлопали двери. Хьюсон звал сестру. Лазенби и Поллок что-то орали, и все помчались наверх. Должен признаться, я не сразу присоединился к ним. Откровенно говоря, я уже был сыт по горло разными ужасами, и моей первой мыслью было: «Да когда же этому придет конец?»

— Что же вы сделали?

— Я постоял, прислушался и, так как шум все разрастался, с большой неохотой полез наверх.

— И что вы там увидели?

— Все бегали, натыкаясь друг на друга в тумане, спрашивали, что случилось и где мисс Хьюсон.

— Скольких человек вы смогли разглядеть?

— Я это представляю себе довольно смутно. Я слышал, как перекликались эти трое, а шкипер всех предостерегал, что в таком тумане можно нечаянно свалиться в воду. Лазенби кричал, что, по его мнению, лучше оставить мисс Хьюсон в покое, а Хьюсон говорил, что не может так бросить ее. Поллок метался по палубе и все время спрашивал, о чем же думает