Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

О том же М. К. сообщал и Гудзию 18 октября 1942 г.:

Знаете ли Вы, что я уже был приглашен в МГУ во время моего кратковременного там (т. е. в Москве) пребывания? Было очень заманчиво остаться, – и будь мы с Лидией Владимировной только двое, вероятно, не стали бы колебаться. Но интересы Котика требовали выбрать Иркутск, что мы и сделали.

В последующие годы М. К. не раз одолевали сомнения: правильно ли он поступил, отказавшись от кафедры в Московском университете. 5–12 июля 1944 г. он писал В. Ю. Крупянской:

Останься я тогда в Москве, ведь все было бы иначе не только со мной лично, но и фольклорным фронтом в Москве, б<ыть> может. Но и посейчас думаю, что Котика было бы трудно сохранить в Москве в то время, да и Лидию Владимировну. Ведь она, в сущности, только сейчас вернулась к какому-то нормальному состоянию.

Отъезд состоялся 8 мая; Азадовских провожали московские фольклористы. Оформление документов и приобретение билетов оказалось непростым делом, но и здесь на выручку пришел Союз писателей, в первую очередь – С. В. Михалков. 11 января 1952 г. М. К. писал в Иркутск сестре:

Я не знаю, рассказывали ли мы тебе когда-либо об огромной услуге, которую нам оказал при выезде из Москвы (в 1942 г.) Михалков. Только с его помощью мы ведь и смогли уехать, получив возможность комфортабельных, по тогдашнему времени, условий.

А накануне отъезда сосед Азадовских по гостинице «Москва» В. Я. Шишков[79], давний знакомый М. К., подарил ему свою книгу[80] с дарственной надписью:

Дорогому Марку Константиновичу Азадовскому

Посошок на дорожку с горячим пожеланием благополучно доехать, встретиться нам вновь, а также с просьбой передать поклон моей великой и любимой мною Сибирской земле.

Вяч. Шишков 7/V <19>42 (82–13).

Путешествие «в комфортабельных условиях» продолжалось десять суток. По меркам военного времени, его можно было считать недолгим.

Глава XXXII. Иркутск 1942–1943

На вокзале прибывших блокадников радостно встретили Вера Николаевна и Магдалина; в их доме (Красный пер., 7) Азадовские и проведут первые полтора года. 23 июня М. К. рассказывал Ф. Ф. Нотгафту:

В Иркутске мы живем уже месяц: приехали сюда 18 мая. В Москве очень неплохо отдохнули: жили в гостинице «Москва», где было светло, тепло, просторно, сытно. Было невероятное блаженство очутиться в светлой и теплой комнате после нашей пещеры, иметь возможность умываться не только утром и вечером, но столько раз, сколько захочешь! В номере была постоянная горячая и холодная вода – и можно было в любое время принять душ. В «Москве» мы и питались, кроме того, я имел обед в Доме Ученых.

Здесь мы поселились в нашей семье, в старом моем кабинете; домик – особнячок, при нем – садик, где целыми днями качается в гамаке Котик. <…>

Жизнь в Иркутске, конечно, также сложна. Я в качестве эвакуированного из Ленинграда получаю 800 гр<аммов> хлеба, а Лидия Владимировна и Котик – по 400; этого нам, конечно, достаточно вполне, и мы имеем возможность менять иногда излишки на молоко. Но чаще всего приходится хлеб тратить на разных поденщиц, прачек и пр. Вообще, в Иркутске можно жить, пользуясь рынком (молоко – 25 р<ублей>, яйца – 70 р<ублей> десяток и т. д.), – но нужно иметь очень много денег, а этого у нас уже нет.

Работаю я опять в Университете, где мне предоставили кафедру[1]. Но одной университетской ставки, конечно, очень мало. В сущности, никаких занятий еще нет – они для меня начнутся только с осени, – сейчас же приготавливаюсь к курсу, ибо здесь придется читать новые для меня курсы по истории литературы: последние годы я, кроме фольклора, ничего ведь не читал (88–26; 1–2)[2].

К работе на возрожденном в 1940 г. после долгого перерыва историко-филологическом факультете Иркутского университета (носившего в то время имя А. А. Жданова) М. К. приступает немедленно[3]. Уже в июне (еще до конца учебного года) он читает вступительную лекцию – о концепции фольклора у Маркса и Энгельса. «Было довольно много народу, кроме студенчества, – рассказывал М. К. 2 июля 1942 г. В. Ю. Крупянской. – Старшим лекция очень понравилась, что же касается студентов, то у меня есть подозрение, что для некоторой части слушателей она была трудновата»[4].

1 июля М. К. оппонирует на защите первой филологической работы в Иркутском университете: ленинградец Л. С. Шептаев (из Герценовского пединститута) защищал кандидатскую диссертацию на тему «Русская песня в XVII веке», а М. К. и К. А. Копержинский выступали в качестве официальных оппонентов.

Так, едва приехав, М. К. сразу же и с головой погрузился в университетскую жизнь. В письме к В. Ю. Крупянской от 2 июля 1942 г. он подводит первые итоги:

С моим приездом здесь как будто начинает оживляться и местная научная жизнь. Уже целый ряд моих прежних учеников, закисших тут было и совсем отставших от научной работы, заявили мне о возвращении к науке; некоторые из прежних учеников, все время работавшие преподавателями в Вузах, но не оформившие научной степени, уже приходили советоваться о теме диссертации. Сам же я подал докладную записку об организации в Иркутске научного общества…[5]

Речь идет о созданном по инициативе М. К. Обществе истории, литературы, языка и этнографии при историко-филологическом факультете. Через месяц М. К. сообщает (ей же): «Общество обещает быть как будто довольно интересным в будущем: многие здесь истосковались по научной работе; имеется уже около 50 заявок, особенно много по истории литературы и истории»[6].

Инициатива М. К. была поддержана иркутским партийным руководством[7]. В оргбюро Общества вошли Н. С. Шевцов (ректор), С. Я. Лурье, М. К., Г. Ф. Кунгуров и М. А. Гудошников. Первое (организационное) собрание состоялось 30 июля; после ректора, открывшего заседание Общества докладом «Задачи общественных наук в дни Отечественной войны», выступал М. К. Через неделю, 7 августа 1942 г., он сообщал Н. К. Гудзию:

В Иркутске организовалось «Общество истории, литературы, языка и этнографии при историко-филологическом факультете». Недавно состоялось первое собрание, на к<ото>ром Ваш покорный слуга выступал с докладом о задачах гуманитарных изучений. Было очень много народа, было оживленно и вообще приятно[8].

Одновременно М. К. договорился о чтении