Седьмое Правило Волшебника, или Столпы Творения - Терри Гудкайнд

От этих слов Себастьян улыбнулся, и напряжение, витавшее в воздухе, куда-то исчезло.

— От долга другое ощущение, — сказал он. И они оба захохотали. Дженнсен показалось, что она смеется чуть ли не впервые в жизни. И как это было здорово!

Она разделила пирог надвое и с аппетитом принялась за него, наслаждаясь букетом приправ и ароматом мяса.

Что за чудо! Наверное, она слишком строго повела себя с Томом из-за Бетти. А он — добрый человек…

Да-а, Том… С ним было легко. С ним она почувствовала свою значимость и уверенность в силах, тогда как с Себастьяном была робкой и скромной. И улыбки у них разные. У Тома она — от всего сердца, тогда как у Себастьяна — непроницаема. От улыбки Тома любая девушка почувствует себя сильной и защищенной, а Себастьяна — беззащитной и слабой.

Доев пирог и собрав крошки, Дженнсен, не снимая плаща, завернулась в спальник. Дрожа от холода, она вспомнила, как их согревала Бетти. В ночной тишине вернулась боль утраты, не дала заснуть, хотя усталость, накопившаяся за последние два дня, казалась едва ли не смертельной.

Девушка не заглядывала в будущее. Впереди была лишь беспрестанная гонка — до тех пор, пока люди лорда Рала не схватят ее. Без матери и без Бетти Дженнсен чувствовала себя бесконечно одинокой. Когда они с Себастьяном ехали в Народный Дворец, где-то в глубине ее души теплилась безрассудная надежда на то, что возвращение туда, где прошло детство, так или иначе принесет благоприятное разрешение всех проблем. Надежда эта не оправдалась.

И поэтому дрожала Дженнсен не столько от холода, сколько от унылого отчаяния.

Себастьян осторожно придвинулся к ней, защищая от ветра. Мысль о том, что им двигает не только долг, согревала девушку. Она представляла себе, что он чувствовал тогда, прижимаясь к ней всем телом, вспоминался дурманящий поцелуй.

Она припомнила, что Себастьян отпустил несколько комплиментов в ее адрес уже в день встречи. Якобы упавший со скалы солдат разбился, заглядевшись на красивую молодую женщину… Или это «правило Себастьяна»: красота принадлежит красоте… Дженнсен никогда не доверяла словам, изрекаемым с такой легкостью.

Но теперь он порой был косноязычен и неловок. Лицемерные речи, как правило, льются легко, зато идущее от сердца высказать всегда труднее. Слишком многое ставится на кон…

Как здорово, что Себастьян — сильный человек, человек мира — считает ее прекрасной! Ведь в сравнении с матерью она всегда чувствовала свою непривлекательность. И вот теперь есть человек, считающий ее прекрасной… Как это здорово!..

Она представила, что случится, если он сейчас повернется к ней, снова обнимет, поцелует. Ведь сейчас им никто не мешает… Сердце Дженнсен бешено застучало, и она затаила дыхание.

— Мне очень жаль твою козу, — прошептал Себастьян.

— Я знаю, — отозвалась Дженнсен.

— Она бы связала нас сейчас по рукам и ногам…

— Я знаю, — повторила Дженнсен и вздохнула. Как бы она ни любила Бетти, сейчас нужно думать о другом.

Однако она бы многое отдала, чтобы увидеть, как смешно виляет Бетти задранным хвостиком, радуясь встрече с подружкой… Нет, надо думать о другом!

Дженнсен долго смотрела в темноту, потом подняла голову и спросила:

— Они пытали тебя? Я так боялась…

— Морд-сит была близка к этому. Ты появилась очень вовремя.

— А что ты почувствовал, когда она прикоснулась к тебе эйджилом?

— Как будто меня ударило молнией, — ответил, подумав, Себастьян.

Дженнсен вновь положила голову на заплечный мешок.

Интересно, почему на нее не подействовало оружие морд-сит?.. Наверное, Себастьяна тоже занимает этот вопрос, однако он промолчал. В любом случае, ответа у нее нет. И Нида тоже была удивлена — она считала, что действие эйджила распространяется на всех.

Нида ошиблась.

И было бы очень неплохо знать причину этой ошибки.

Глава 31

Дженнсен проснулась, когда небо на востоке окрасилось в тусклый розовый цвет. Тело одеревенело, и она чувствовала себя совсем разбитой. Неплохо было бы поспать еще, но оставаться здесь, на открытом пространстве, смерти подобно… Дженнсен села и потянулась.

В западной стороне небосвода все еще мерцали звезды. А на востоке, на фоне розового, четко виднелся черный контур плато. Постепенно в золотых лучах восходящего солнца там стал вырисовываться Народный Дворец. Дженнсен странно и неумолимо тянуло туда, но во дворце ее ждали только ужас и смерть.

Беглецы быстро собрались, оседлали лошадей и приготовились к путешествию. Дженнсен прикрылась попоной, рассчитывая, что тепло Расти не позволит ей замерзнуть. Чтобы согреть озябшие пальцы, она то и дело похлопывала лошадь по шее. Второй пирог с мясом завернули в спальник, а спальник привязали к седлу — теплый бок Расти не позволит пирогу превратиться в ледышку.

И начался тяжелый путь. Время от времени приходилось покидать седла и идти пешком, чтобы дать лошадям отдохнуть. Путешественники собирались скрыться за горами, торчащими из-за горизонта на западе. Погони пока не было — за спиной на многие мили растянулась пустая равнина.

После полудня въехали в край низких холмов и оврагов, стала попадаться тощая растительность и низкорослые деревья. Казалось, нетронутая целина Азритских равнин от скуки решила слегка разнообразиться. Голодные лошади на ходу пытались сорвать лист кустарника или пучок сухой травы. Пирог с мясом был давно съеден.

К вечеру пейзаж изменился еще больше, и путешественники поняли, что подъезжают к краю Азритских равнин.

Подножия гор они достигли еще до наступления темноты. Между двумя скалами — выходом горных пород на поверхность — разбили лагерь. Место для привала было отличное: скалы защищали от ветра, а рядом раскинулась покрытая травой лужайка. Расседланные лошади сразу же бросились объедать молодые побеги.

Дженнсен распаковывала вещи и доставала припасы, а Себастьян рыскал вокруг в поисках дров для костра. Вскоре он принес кучу длинных сухих веток, порубил их боевым топором и развел огонь рядом со скалой, там, где его будет труднее заметить. Потом он заботливо положил попону на плечи Дженнсен. Сидя у разгорающегося костра, она нанизывала на прутья кусочки соленой свинины и раскладывала их на камни вокруг огня. Себастьян уселся рядом.

— Трудно было добраться до дома Алтеи? — спросил он после долгого молчания.

Дженнсен вспомнила, что в суматохе последних двух дней так и не рассказала ему о событиях, произошедших за время его пребывания в тюрьме.

— Мне нужно было пройти через болото, и я прошла.

Ей совершенно не хотелось рассказывать о трудностях, страхах, битве со змеей, о том, как она чуть не утонула. Все осталось в прошлом. Главное — она победила. Себастьяну в ожидании пыток и смерти пришлось гораздо хуже. А Алтея и вовсе была вечным узником трясины.