Приключения-1971. Сборник приключенческих повестей и рассказов - Ал. Азаров

Я выскакиваю во двор. Снизу, видно с базара, тащится с двумя сумками, набитыми доверху, мать Ивана, она в вышитой украинской сорочке, с очипком в сивых волосах. Черная юбка волочится по земле.

— Здравствуйте, — подхожу я к ней, — скажите, а Иван сегодня на речку пойдет?

— Немае Ивана, — бормочет она, с трудом волоча сумки, — другий день як выихав.

— Давайте помогу, — я подхватываю сумки, и сразу руки отвисают от тяжести. — А куда он уехал?

— Та до родичив, у Львив.

— А-а, — говорю я, с трудом втаскивая на крыльцо ее сумки. — А когда ж он будет?

— Ничего не знаю, — говорит тетка, доставая из глубокого кармана юбки целый ворох ключей, — як приидэ, тоди и покупаетесь.

— Ладно, — говорю я, опуская у ее дверей сумки, — если быстро приедет, вы ему скажите, что я его ждал.

— Добре, добре, — возится с замком тетка, — дякую тоби, хлопчик.

Что-то плывет и плывет в глазах. Я встряхиваюсь. За окном раздается свист. Это Кшиська. Я мчусь на улицу. Кшиська ждет. Она сегодня в коротенькой серой юбке и белой блузке, на золотистом загаре лица цветут огромные синие астры — Кшиськины глаза.

— Бежим на речку, — шепчет она заговорщически мне в ухо. Я киваю, мне надоел Савва, а отцу не до меня, и мы мчимся во весь дух вниз. Ах, это бегство от домашней опеки, от разговоров взрослых и нотаций их. Мы летим под гору по узкой извилистой улочке в сплошных садах, прыгаем через канавы, разгоняем кур, высыпавших из чьих-то ворот. Мы несемся, как конница, мы кричим от восторга, ноги сами бегут под гору, свистит ветер, горячая ладошка Кшиськи в моей руке. Я уже забыл, что был зол на нее эти дни за ее пронырливость и ненасытную жажду всюду сунуть свой маленький, чуть вздернутый нос, она отличная девчонка, Кшиська, и настоящая подруга.

Поворот, последние мазанки, высокая стена разрушенного фольварка, и вот она, река, — за болотистым лугом.- Мы еле переводим дух. Я скидываю тапки, Кшиська — босоножки, влажная трава заливного луга холодит ступни, солнце настильно бьет нам в спины. Уже близко к вечеру, а еще жарко. Река посредине полна серебряными слепящими заводями. Невдалеке — правее — старый замок, где мы обычно купаемся, но там брод, и издалека видно стадо, разбредшееся по воде.

— Ниц, — говорит Кшиська, — мы тудой не пойдем. Будем здесь.

С травянистого бугра виден обрывистый берег. Я плаваю неважно, а ныряю еще хуже. Зато вода у самой кромки нависшего обрыва прозрачна до того, что видны редкие камни на дне.

— Тутай? — спрашивает Кшиська, заглядывая мне в глаза. В последнее время она совсем перешла со мной на польский. Это, видимо, степень доверия.

— Давай тут,— соглашаюсь я. По правде говоря, мне страшно нырнуть с такого берега, но разве можно отказаться? Эта немыслимая девчонка решит, что я боюсь, а этого невозможно допустить.

Я быстро скидываю свои штаны и рубашку и сажусь, подставив спину солнцу, оно гладит, но не печет. Рядом копошится Кшиська, потом замирает.

— Пошли? — спрашиваю я, оборачиваясь.

Она в коротких темных трусах, загорелое мальчишеское тело все сложено, как перочинный нож. Она подбородком достает свои колени.

— Так — можешь? — спрашивает она и делает шпагат. Потом встает на руки, потом крутит сальто. У нее тело как гуттаперчевое: все гнется и тянется в любом направлении.

Я осматриваюсь: ага, вон и камень. Я подхожу к глянцевитому небольшому валуну, украдкой трогаю бицепс. В школе я занимался немного гимнастикой, но особенно мы любили поднимать гири, хотя учитель за это нас ругал, и мы это делали обычно на улице. Там у меня неплохо получалось. Я оглядываюсь на Кшиську, она ждет, с любопытством оглядывая меня с ног до головы. Я прилаживаю к камню ладонь, беру его за округлый край.

— Оп-а! — камень на плече. Я чувствую его тяжесть. Нет, не выжать. Кшиська смотрит. Я пробую медленно отжать его от плеча — и пытаться нечего. Я стою весь в поту и чувствую, как даже глаза заливает пот. Не от усилия, от стыда. Хвастун! Она же смотрит!.. Я кладу камень на ладонь, напрягаюсь и сильно толкаю его всем телом. Все. Он тяжко дрожит на вскинутой ладони.

— Ура-а! — кричит Кшиська. — Виват!

Я роняю камень.

— То-лек! — подбегает Кшиська и прижимается ко мне горячим телом. — Молод-чик! Молод-чик! Ты мой коханый!

Она меня обнимает, а я стою весь красный. Я же не выжал камень, а толкнул. Хорошо, она не знает этих тонкостей.

— Плывем, — говорю я.

Кшиська, как на пружинах, отскакивает от меня, разбегается и, чуть забросив ноги, головой входит в воду. Я несусь за ней, только б не видела, как я ныряю.

Плеск. В глаза лезет вода, ест веки. Ф-фу, теперь можно и глотнуть воздуха. Я плыву, широко разводя руками за пепельноволосой головой Кшиськи. Она уже на середине, вода теплая, нежно холодит тело, упруго расходится под рывками.

Кшиська плывет ко мне, поворачивает, и мы вместе забираемся к броду, туда, где, медлительно поматывая головами, пьют коровы. На берегу торчат соломенные брыли пастухов.

— Поворачиваем? — говорю я Кшиське, отфыркиваясь.

— А тудой? — машет она рукой на середину.

— Там слепни, — говорю я, — ну их.

Мы плывем обратно. Кшиська, вывертывая голову из воды, ровно режет кролем, я отстаю. Мне досадно, но делать нечего. Там, в нашем городе, мы не учились стилям плавания. Летом на речке каждый резвится как умеет. Вот она уже на берегу, прыгает и бегает, как мальчишка, подставляет солнцу ладони.

Я, вытряхивая воду из ушей, вылезаю и тоже начинаю прыгать и приседать. Поначалу на берегу чуть холодновато. Кшиська уже лежит на своей юбке, подставив солнцу и без того золотистую спину. Я ложусь рядом. Все тело пахнет рекой, влагой и слегка тиной. Солнце пригревает, тихо, уютно, дремотно. Я закрываю глаза.

— Спи-ишь? — спрашивает Кшиськин голос.

— Нет, — говорю я, — Кшись, а зачем ты тогда Стефана выслеживала?

— Это когда он шел со шлюхой?

Я смеюсь. Кшиська легко говорит такие слова, за которые — оброни я их дома — мне бы крепко досталось. Но что они значат, я знаю. Не подробно, но все-таки. В нашем дворе не было строгих педагогов. И взрослые, и сами ребята легко делились опытом и разными знаниями.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.

— Цо? Шлюха та блондинка альбо ни? Наш Стефан водится только со шлюхами, — авторитетно утверждает Кшиська, — тетка говорит: то к счастью.

— А тебе какое дело, куда ходит Стефан? — перекладываясь на бок, говорю я. — Он взрослый, он сам разберется.

— Цо? — кричит Кшиська. — Он разберется? В чем мужчины могут разобраться? — всплескивает она руками.— Они же безмозглые, як бараны. Цо, ты не зна-ал?

— Нет, — говорю я. Мне лень спорить.