Роман - Владимир Сорокин

Вой тут же прекратился, рука, вцепившаяся в топорище, мелко затряслась, словно стараясь вырвать топор из головы, точно так же затряслись ноги; рот Красновского немо, как у рыбы, открывался и закрывался. Роман подошел к нему и ударил ногой по вцепившейся в топор руке. Она тут же бессильно отпала, но не перестала дрожать мелкой дрожью. Взявшись за рукоятку, он стал вытягивать топор из головы, но голова и пригвожденная к ней рука оказались крепко насаженными на топор и поднялись вместе с ним. Красновский еле слышно хрипел.

Роман наступил на кисть пригвожденной к голове руки и, прижав голову к полу, с трудом вытянул топор.

Кровь хлынула из темной дыры в руке, заливая лицо Красновского.

Роман размахнулся и всадил топор в грудь умирающего.

Красновский издал звук, напоминающий слабый кашель, рука его перестала дрожать. Роман легко на этот раз вытянул лезвие из груди, замахнулся, но передумав, опустил топор: труп не шевелился.

Белая, идеально отглаженная сорочка на груди трупа подплывала кровью.

Звук деревянного колокольчика не прекращался.

Роман повернулся к Татьяне.

Потряхивая колокольчиком, она смотрела на него.

- Хорошо, звони так же... - пробормотал он и быстро вышел в коридор. Подойдя к комнате дяди, он приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы произнести:

- Николай Иванович, прошу вас, зайдите в бильярдную!

И тут же прикрыл дверь.

- Это становится скучным, - послышался голос Клюгина, - Что они там, пьянствуют что ли?

- Такой день, Андрей Викторович, изобилует сюрпризами, - ответил ему Рукавитинов, - Не стоит сетовать.

Роман услышал звук отодвигаемого стула и поспешил к бильярдной. Но, открывая дверь и машинально посмотрев вниз, заметил, что на полу в коридоре остались следы его окровавленных подошв. По-видимому, он наступил в лужу крови, расплывшуюся вокруг трупа Антона Петровича, и двумя овальными рукавами ползущую к двери. Мгновенье он соображал что делать с этими следами, потом приоткрыл дверь. В этот момент Рукавитинов вышел в коридор.

- Николай Иванович! - обратился к нему громким шепотом Роман, высовываясь из-за двери, - То что на полу, это необходимо. Это наша тайна.

- На полу? - улыбаясь, остановился Рукавитинов и посмотрел на пол, - А! Я и не заметил. Ай, ай, ай! Ну и шуточки, Роман Алексеевич, хорошо что дамы удалились!

Осторожно обходя кровавые следы, он подошел к двери.

- И пожалуйста, закройте глаза, - так же шепотом попросил Роман.

- Это непременное условие? - спросил Рукавитинов.

- Да, да. Это нужно.

Рукавитинов зажмурился.

Роман открыл дверь и двинулся влево. Татьяна потряхивала колокольчиком. Рукавитинов осторожно шагнул через порог и остановился, с протянутыми вперед руками.

- Николай Иванович, сделайте еще два шага вперед, - сказал Роман, держа топор наготове.

- Раз, два, - с улыбкой отсчитал шаги Рукавитинов и остановился, ступив правым ботинком в лужу крови. Роман притворил за ним дверь, примерился и ударил его топором в правый висок. Николай Иванович, как подкошенный, повалился на бок, задев в падении пирамиду с киями. Пирамида опрокинулась, и кии с шумом попадали на пол.

Роман склонился над Рукавитиновым. Тот лежал неподвижно на боку, словно спал - с закрытыми глазами и со спокойным выражением на лице. Рана в его голове быстро наполнилась темной кровью, кровь потекла по шее под воротничок сорочки. Татьяна опустила руку с колокольчиком и подошла к Роману.

- Ты встань куда-нибудь, - сказал он, беря ее за руку, - Встань вот туда, в угол. Там удобно. Встань и звони.

Она кивнула и направилась в угол. Роман вышел в коридор, приблизился к двери, приоткрыл ее.

Клюгин и отец Агафон сидели за столом, не разговаривая. Андрей Викторович, откинувшись, покачивался на стуле, глядя в потолок, батюшка теребил бороду, опустив глаза.

- Андрей Викторович, прошу вас, зайдите в бильярдную, - проговорил Роман в щель.

- Никуда я отсюда не пойду! - резко откликнулся Клюгин, - Хватит этих дурачеств, мы все устали, в конце концов. Доиграем, и по домам...

- Я очень прошу вас.

- Ни-ку-да, ни-ку-да, - упрямо повторил фельдшер, раскачиваясь в такт, - А Антону Петровичу передайте, что я им разочарован. Бросить банк и сбежать... за это в старые времена на дуэль вызывали.... или, в крайнем случае, подсвечником...

- Мы все вас просим, Андрей Викторович, очень просим...

- Ни-за-что! Ни-за-что! А этим всем передайте, коль через минуту они не вернутся, я все бросаю и удаляюсь в свою избушку. И Красновскому принципиально не заплачу.

Отец Агафон молчал, с тихим беспокойством поглядывая на Клюгина.

- Андрей Викторович... - опять начал Роман, но Клюгин отрицательное покачал пальцем. Помедлив немного, Роман открыл дверь и вошел, держа топор за правой ногой.

Сидящие за столом посмотрели на него.

- Там что, очередная клоунада? - спросил Клюгин, - Так ведь поздно, да и устали мы... в чем это у вас брюки? Это что краска, или кровь?

- Это кровь, - спокойно ответил Роман, приближаясь.

- Как это? - равнодушно спросил Клюгин, разглядывая бледное лицо Романа, Вы что, пьяны?

Роман остановился у стола, взмахнул топором и ударил Клюгина. Удар оказался неточным - разрубив щеку, топор вонзился в спинку стула.

- А? - удивленно выдохнул Клюгин и взмахнул длинными руками, словно загораживаясь от уже свершившегося удара.

Роман рывком выдернул лезвие из спинки, одновременно с этим Клюгин, зажав рукой рану, рванулся влево, опрокидывая стул, а отец Агафон закричал несильным тонким голосом:

- Ромушка! Рооомушкаааа!!

Неожиданно быстро и проворно выпрыгнув из стула, Клюгин схватил левой рукой стоящий рядом стул и загородился им в тот самый момент, когда Роман наносил второй удар. Топор с треском рассек ножку стула. Клюгин схватил стул обеими руками и, пятясь к окну, закричал:

- Возьмите... возьмите его! Возьмите!

- Рооомушкаааа! Ромушкаа!!! - кричал отец Агафон.

Роман схватил за ножку направленный в него стул, дернул влево и ударил топором наугад.

Лезвие поранило Клюгину плечо, и, яростно вскрикнув, он изо всех сил надавил стулом на Романа, стараясь прижать его к книжному шкафу.

Ножка стула уперлась Роману в грудь, Клюгин, быстро и угловато перебирая ногами, протиснулся между столом и упавшим стулом, стремясь выбраться к двери.

- Ромаааа! Ромушкаааа!! Христа рааади! Христа рааади!!! - вопил Федор Христофорович, приподнявшись и тряся руками возле лица.

Клюгин, прижавшись задом к столу, толкнул Романа стулом и, бросив стул, метнулся к двери, но, зацепившись ногой за ножку стола, стал размашисто падать на бегу.

Роман, отшвырнув стул, бросился за ним.

Окончательно упав возле самой двери, но все же успев вцепиться побелевшей от напряжения рукой в дверную ручку, Клюгин потянул за нее и отчаянным движением дернулся всем распластавшимся телом к проему.

Но Роман уже настиг его и ударил топором в спину, прорубив старый черный фрак. Фельдшер задергался, подтягиваясь на руках к порогу, большая плешивая голова его затряслась, и вместе с ней затряслась отрубленная, висящая у подбородка щека.

- Возьмите! - отчаянно всхрипел Клюгин, но Роман ударил его по голове раз, другой и третий, начисто размозжив фельдшеру затылок. Вцепившиеся в дверную ручку пальцы разжались, и умирающий повалился на пол.

Роман повернулся к столу.

Отец Агафон лежал на полу в глубоком обмороке.

Роман подошел, оттолкнул ногой стул и, опустившись для удобства на колено, с размаху вогнал топор в седовласую голову батюшки. Отец Агафон не пошевелился.

Поднявшись с колена и вытащив топор из развороченной головы, Роман шагнул к двери и замер: на пороге возле трупа Клюгина стояла Аксинья. Она была в длинной ночной рубашке и держала в руке зажженную свечу. Другой рукой она зажимала себе рот, издавая при этом еле слышные звуки, напоминающие быстрое икание.

С окровавленным топором в руке Роман двинулся к ней.

Пламя ее свечи дрогнуло, и она стала пятиться от Романа в коридор, качая головой и издавая все те же звуки.

Роман стал поднимать топор.

- Неееет! - хрипло прокричала зажатым рукою ртом Аксинья, отступая назад. Рука, держащая свечу, тряслась, пламя дрожало.

Роман сделал два быстрых шага.

- Нееет! - снова прохрипела в руку Аксинья, глядя на него округлившимися глазами.

Топор рассек ей лицо, лезвие вошло глубоко, выбив правый глаз из века.

Голова Аксиньи откачнулась, и кухарка рухнула навзничь, прямо, не сгибаясь, как и стояла, со свечой в руке.

Роман склонился над ней.

Пальцы рук ее мелко дрожали, кровь медленно заливала изуродованное лицо.

Свеча, упавшая на пол, продолжала гореть. Роман наступил на нее, и фитиль затрещал у сего под подошвой. Дверь бильярдной открылась.

На пороге стояла Татьяна.

- Ты должна быть всегда со мной, - сказал Роман, подходя к ней, - Тогда все будет хорошо.

- Я звонила, - проговорила она, показывая колокольчик, - Стояла и звонила.