Безвременье - Виктор Колупаев

Вот так! Именно в этой точке, когда "менестрель" настроит Прову орган, а тот начнет петь по своей давней и неизбывной привычке, два круга времени соприкоснуться и снова разойдутся, чтобы продолжиться, повториться бесконечное число раз. И если можно что-то сделать, то только там и тогда...

Пров решительно шел к ближайшему домику. Что нужно еще? Гитару! А на ногах... На ногах у него, кажется, были лапти. Это все он достанет. Достанет, потому что все это уже было, вернее, будет, раз именно так видел Мар, то есть, все-таки, было... Фу! Пров чертыхнулся и постучал в досчатую дверь

— Каку холеру надо?! — было ему ответом.

— Воды испить, — сказал Пров, приглушая голос, но получилось все равно хрипло и глухо.

— Как же... Воды... Иди, вон, к Бушуихе, у нее как раз твоя вода поспела. Еще вчера перебродила.

— Да мне и в самом деле воды...

— До голыха пить стали! Видела я, как ты подкрадывался.

— А где эта Бушуиха?

— Память болезному отбило.

Дверь все же отворилась. Пожилая, но еще не старая женщина, появилась на пороге.

— Ну, запилась деревня! — в сердцах сказала она. — Господи! Пугал грабют!

— Гитару мне надо, — изменил свою просьбу Пров.

— У нее все найдется: и гитара, и рояля. Было бы чего взять с тебя... Ну как есть босой... — Она что-то поискала в сенцах, выкинула. — Обуй, других нету.

Пров вдел ноги в лапти, недоумевая, как в них можно ходить.

— Спасибо, мать... Так где, говоришь, Бушуиха эта живет?

— Живет... Так разве живут?.. Через три дома. Враз на скамеечке, наверное, и сидит. Таких, как ты, дожидается.

Бушуихи на скамейке не было, но адресат был указан точно. Здесь и ненастроенная гитара бренчала, и початое ведро браги стояло на столе, и какие-то объедки пищи  еще оставались, и сама хозяйка с необъятным задом и неподъемными грудями держала на коленях захмелевшего мужичонку.

— Ох, гости! — возрадовалась она. — Ишо и не видывались с таким. Откель?

— Оттель, — грубовато ответил Пров. — Угости, да гитару дай, на улице поиграю.

— Уж волью в кружечку... Тепловата только.

Пров выпил кружку браги, заел надкусанным соленым огурцом. Мужичонка полез было не то в драку, не то обниматься. Хозяйка оттащила его, тогда он мертвой хваткой вцепился в нее, глядя уже ничего не видящими глазами.

— Да враз он успокоится... Да не на долго его хватит... Да щас я!

Хозяйка затащила мужичонку за занавеску, там что-то засопело, зашуршало. Пров взял гитару и вышел на улицу, сел на скамеечку, осмотрелся. Когда пройдет Мар, он не знал и теперь желал мужичонке поболе сил и крепости. Настроить гитару не составляло трудов, хотя из-за ветхости своей лад она будет держать минут пятнадцать хорошей игры. Да Прову больше и не нужно было. Следовало еще решить вопрос о песне, которую он споет. Надо ведь, чтобы она совпала с той, которую услышал Мар. Но тут же Пров и поправил себя. Мар услышит и запомнит именно то, что он сейчас споет. Проблемы здесь никакой не было. И все же надо спеть такую, в которой был бы свой потаенный смысл.

Коровы, разбредающиеся по своим дворам, хозяйки, встречающие их. И все. Никаких прохожих, никакого постороннего движения. Пров все же время от времени посматривал в начало улицы. И вот он показался. Мар шел, осматриваясь по сторонам. Пров взял аккорд, сделал перебор, неуверенно, но все более успокаиваясь, запел:

  Замшелые памяти пальцы

  тревожат минувшего сон...

  Преданья, преданья — скитальцы

  по вечному кругу времен.

Мар будто споткнулся, застыл остолбенело, затем робко двинулся вперед. Обрадованный Пров запел громче, нахальней. Он пел дальше, уставившись на Мара отрешенным, отсутствующим взглядом. Побренчав еще на гитаре, пока его друг не отошел метров на сто, Пров встал и вошел в избу. Гитару можно было оставить и на лавочке, но хотелось что-нибудь съесть, хоть ломоть черствого хлеба. Брага Прову не понравилась, хотя крепость в ней была изрядная. Взяв кусок хлеба, действительно черствый, Пров принялся его жевать, заедая огурцом. Нашарил сало, нарезанное толстыми ломтями, зажевал и его. Мелькнула было мысль, позаимствовать штаны у мужичонки. Так они теперь, вроде бы, и ни к чему. И размер маловат, не налезут. А просить еще у кого-то не хотелось, да, видимо, и не следовало. Шорохи за занавеской сменились явным шумом, хозяйка в расстегнутой кофточке выплыла из-за нее.

— Уснет теперь до утра, — доложила она. — Выпьем бражки, да и за дело, матросик.

— Ухожу я, — решительно сказал Пров. — Дела у меня в городе. А за еду спасибо!

— Тю! Да кто же на ночь в город ходит. И не дойдешь ты, я тебе говорю.

— Может, подвезет кто?

— Да кто же тебя подвезет? Бензину нет, на самогоне ездют. Но к вечеру и этой горючки не достанешь. Оставайся, деться-то тебе, родимый, некуда.

— Огорчу я тебя, конечно, но уж больно срочные дела.

— Ха! Нажрался, напился и ноги в руки! — озлилась вдруг хозяйка.

— Виноват. Может, еще и отблагодарю, но только не сейчас.

— Благодарность у вас одна!

На счастье Прова из-за занавески показалось лицо мужичонки.

— Зашибу... — на всякий случай вяло сказал он испитым голосом.

— Молчи уж! — крикнула на него хозяйка.

— А что?.. Да я... Да таких... Да пачками... — Мужичонка снова исчез за занавеской, но из его слов следовало: меня не трожь!

— Прощай, хозяйка. Ты, может, сегодня мир спасла. Спасибо. — Пров решительно встал и вышел из избы. Некоторое время ему казалось, как Бушуиха успокаивает мужичонку, словно малого дитя, положив его голову на одну титьку и прикрыв другой. "А что, — подумал Пров, — по полпуда, наверное, будут... Повезло мужику".

Теперь следовало выйти из деревни так, чтобы не встретить никого из знакомых. Да, впрочем, и не узнал бы его в таком виде никто. Но все же... В лаптях идти было неудобно и, благополучно выйдя из деревни, Пров снял их, но не бросил.

"Может, повезет, и какой-нибудь попутчик догонит, — с надеждой думал он. — Или Мар догадается... А так ведь и за сутки не дойти. Давай, Мар!"

Постепенно он втянулся в ходьбу. Дорога была мягкая, ровная. Кирпично-красная луна давала достаточно света, чтобы не запнуться и не упасть. Мысли Прова ушли далеко-далеко, затем вернулись и оказалось, что он уже давно размышляет над разгадкой Соляриона, загадкой без-образного, и о Галине Вонифатьевне. Что-то уже складывалось у него в голове. Галина Вонифатьевна, конечно, не в счет, это другая история. Он знал, что уже знает все, но не может осмыслить это знание, не может вытащить его из своего подсознания.

Луна закатилась, стало прохладнее, а потом и вовсе холодно, но он все шел в кромешной тьме, разве что, медленнее, осторожнее. Потом стало сереть, а он все шел, и разгадка то подступала к самому порогу, то отступала в бесконечную даль.

74.

Я шел по знакомому коридору, посматривая на индикаторы и указатели. Все так же светились они разным цветом, направляя поведение людей. "Милый, жду-у-у!" "Отчет о проделанной работе сваливать в общую кучу". "Привет темпоральщикам!" Мимо иногда проходили работники Космоцентра, вяло посматривая на меня. Стерильно чистый воздух после пахнущего травами, землей, асфальтом и гарью воздуха города настраивал на четкие, целесообразные действия. Но что-то здесь изменилось. Конечно, нет одной стены коридора. Нет, не то... То есть, конечно, это — главное. Но что-то было еще. Общее настроение. Нет. Что-то похожее на болезнь, на нервный срыв, на легкое сумасшествие. Какое-то странное чувство несоответствия.

На втором круге я сообразил. "Ромашки спрятались, поникли лютики". Этот нелепый для данного места указатель навел меня на мысль, что главный компьютер или свихнулся, или играет в какую-то непонятную игру. Ведь я ждал, что меня направят или к Фундаменталу, или к Бэтээр; для дачи показаний, наконец. Но указатели лишь шутили. "Окстись, милок!" "Спеши, а то придешь раньше времени". "Нам пенсия строить и жить помогает!" Я остановил одного из работников Космоцентра, спросил:

— Как пройти к Фундаменталу?

— Да кто же это знает, — удивленно ответил тот и пошел дальше, тоже поглядывая на индикаторы, пока не скрылся за какой-то дверью. Информация указателей для него, вероятно, была вполне осмысленной.

"Ну что, Мар, достукался!" — остановила меня укоризненная надпись. Значит, компьютер знал, что я в Космоцентре, но мое присутствие здесь никого не интересовало. Я решил пристроиться к какому-нибудь сотруднику и проскользнуть вместе с ним в любое помещение. Но не тут-то было! "СТР сто тридцать семь — сто тридцать семь — прямо по коридору". "СТР такой-то — здесь!" И пока я стоял с СТР таким-то, дверь не открывалась и для него.

— Сообщить всем, что в Космоцентре находится СТР сто тридцать семь — сто тридцать семь, — начал просить я тех, кто попадался мне в коридоре.

— Это уже все знают, — отвечали мне и показывали на индикаторы, которые советовали мне идти дальше.