Час Черной звезды - Малинин Евгений Николаевич

– Вот описание тех операций, что тебе предстоит сделать, внимательно прочитай, вымой руки и начинай, – снова заговорила тетушка Барба. – Отвлекаться от этого дела нельзя, так что… – Она многозначительно посмотрела Вотше в глаза и закончила: – А я схожу, посмотрю, как там Элайса, а когда вернусь… покопаюсь в огороде. Смотри не отвлекайся!

Она снова пристально посмотрела на Вотшу, затем развернулась и направилась к выходу.

Когда дверь мастерской закрылась за старой травницей, Вотша пододвинул к себе небольшой, пожелтевший от времени листок пергамента и принялся читать описание того, что ему предстояло сделать. Однако он далеко не сразу смог сосредоточиться на работе, перед его глазами то и дело возникала светлая, казавшаяся прозрачной фигурка, мечущаяся между кустами, а в ушах звучало беспомощное: «Не надо, господин!..»

Лишь огромным усилием воли ему удалось вникнуть в смысл написанного. А когда это произошло и Вотша понял, какая работа ему предстоит, он еще раз, с огромным сомнением осмотрел то, что было приготовлено травницей для выполнения этой работы! Он вдруг понял, что скорее всего не справится с ее поручением!

И все-таки он начал эту работу!

Прочитав еще несколько раз наставление, он набрал из печного бака горячей воды – она еще не закипела, и тщательно вымыл руки. Затем, встав к столу, он придвинул к себе каменную доску, достал из первого мешочка немного высушенной травы и начал костяным ножом измельчать ее.

Постепенно работа захватила его целиком – контролировать надо было все ее детали, и величину нарезаемых кусочков травы, зависящую от толщины сухих стебельков, и чистоту среза, и однородность растираемой растительной смеси, не говоря уже о точности развеса подготовленной массы! Вотша перестал замечать окружающее, его уже не отвлекали ни посторонние звуки, ни солнечные блики, попадавшие порой в мастерскую и отражавшиеся от инструментов и приспособлений. Он уже не ощущал течения времени, не чувствовал голода, даже тревога, тлевшая в его груди с того момента, как в деревне появились многоликие, ушла, пропала, стертая сосредоточенностью на деле!

Наконец Вотша, как это было написано в руководстве, взял небольшой, облитый глазурью горшочек с плотно пригнанной крышкой, наполнил его необходимым количеством кипящей ключом воды и заварил строго отмеренное количество травяной смеси, растертой до состояния пыли. И тут он вдруг вспомнил, что должен показать результат своей работы наставнице. Закрыв горшок крышкой, он повернулся от стола и увидел, что тетушка Барба стоит в дверном проеме и смотрит на него… А за ее спиной уже сгущались вечерние сумерки!

– Тетушка, я заварил первую порцию, – проговорил Вотша и только тут почувствовал, насколько он устал и насколько голоден!

– Очень хорошо, – кивнула в ответ Барба. – Надень на горшок колпак и пойдем ужинать.

– Но, тетушка, – Вотша повернулся к столу, взял лежащий сбоку войлочный колпак и надел его на горшок с настоем, – ты же хотела посмотреть, что у меня получилось.

– Посмотрю после ужина, – спокойно ответила травница.

Они прошли в дом, где их ожидал приготовленный Барбой ужин. А после еды травница вместе с учеником вернулась в мастерскую и, подойдя к столу, осторожно просунула ладони под колпак. Ощупав горшок с томящимся в нем настоем, она затем долго принюхивалась к своим ладоням и даже лизнула указательные пальцы. Затем, подняв на Вотшу довольные глаза, произнесла привычно певучим голосом:

– Мне кажется, у тебя неплохо получилось. Правда, окончательно удостовериться в успехе или неудаче мы сможем только завтра.

В этот вечер тетушка Барба ничего не дала Вотше выпить на ночь, но он и без этого заснул глубоким, без сновидений сном. Правда проснулся изверг, едва ночную тьму за окном сменил серый сумрак рассвета. А когда тетушка Барба вышла из домика на свежий воздух пасмурного утра, Вотша уже копался в огороде, подвязывая вытянувшиеся побеги серебристой змеевки. Барба подошла к работающему ученику, но не успела даже пожелать ему доброго утра, тот, отвлекшись от работы, повернулся к ней и быстро спросил:

– Тетушка, ты вчера была у Элайсы, а мне ничего не рассказала. Как там она?

– Отец еще вчера увез ее из деревни. – Травница зябко повела плечами. – Девочка… физически она здорова, несколько ушибов, ссадин, синяков заживут быстро, но ей плохо, очень плохо… Я дала ей снадобье… оно успокаивает… отупляет, но его нельзя принимать слишком долго, можно привыкнуть, и оно станет потребностью. Ей придется как-то сживаться со своим прошлым. Если то, что с ней сделали, не будет иметь последствий, то со временем все сгладится, частью забудется, хотя… А вот если у нее будет ребенок!.. Полуизверг!..

Тетушка Барба помолчала несколько секунд и вздохнула:

– Бедная девочка. – И тут же поправилась: – Бедные девочки.

Вотша мгновенно вскинул голову:

– Так были еще… надругательства?!

Травница кивнула:

– Многоликие погуляли!

– А… где они… многоликие… сейчас?.. – с трудом выдавил Вотша.

Барба пристально взглянула на Вотшу и, сохраняя ровный тон, ответила:

– Они вчера уехали. Собрали откуп, какой положено, погуляли и… уехали.

– Уехали… – эхом отозвался изверг и глубоко задумался.

Но травница не дала ему терзаться мыслями, положив на Вотшино плечо ладонь, она проговорила:

– А пойдем-ка, ученик, посмотрим, что ты вчера наварил!

И увидев, что Вотша в задумчивости плохо расслышал сказанное, чуть толкнула его в плечо:

– Пойдем, пойдем, мастер трав!

В мастерской она сама сняла с горшочка войлочный колпак и, осторожно приподняв крышку, понюхала содержимое и с ноткой азарта в голосе пробормотала:

– Сейчас мы очистим твое варево и попробуем, что получилось!

Вотша так и остался стоять рядом с рабочим столом, наблюдая, как травница споро принялась за работу. Сначала она осторожно слила настой в частое решето, подставив под него большую корчагу. Отжав оставшиеся в решете остатки травы, она выбросила их, промыла решето холодной родниковой водой и, застелив его кусочком чистого отбеленного полотна, еще раз пропустила настой через решето. На взгляд Вотши, после этой процедуры жидкость, плескавшаяся в корчаге, стала абсолютно чистой и приобрела странный, прозрачный буровато-красный цвет.

Однако травница на этом не остановилась. Из-под стола она вытащила и водрузила на столешницу странного вида устройство, состоящее из двух облитых глазурью горшков, стоящих один на другом. Верхний, чуть меньший горшок имел в днище короткий и довольно узкий выпуск, плотно входивший в керамическую прямоугольную коробку, надетую, в свою очередь, на такой же выпуск, имевшийся в крышке нижнего горшка. Причем эта крышка представляла собой чуть выпуклую керамическую решетку, через которую был прекрасно виден весь объем горшка. Тетушка Барба проверила, прочно ли стоит ее устройство на столе, и повернулась к Вотше.

– Это, Бамбаракушка, цедилка. Я ее использую только тогда, когда нужно провести очень тщательную очистку жидкости. Вот здесь, – она указала на керамическую коробку в середине устройства, – лежит древесный уголь, завернутый в льняное полотно, и… и еще кое-что. А теперь смотри.

Она перелила жидкость из корчаги в верхний горшок и присела около стола на табурет, явно готовясь к долгому ожиданию.

И в самом деле, около получаса ничего не происходило, а затем на нижней кромке выпуска, устроенного в крышке нижнего горшка, начала набухать прозрачная алая капля, похожая на живую кровь.

Травница просунула сквозь крышку небольшую керамическую ложечку и поймала в нее сорвавшуюся каплю, затем, взяв небольшую чашку и наполнив ее родниковой водой, она опустила ложечку в эту воду. Жидкость в чашке на мгновение сделалась алой, но почти сразу же вновь стала совершенно прозрачной.

Тетушка Барба осторожно приподняла чашку, внимательно всмотрелась в ее содержимое, а затем чуть прижмурилась и медленно выпила воду! Рука старушки, державшая чашку, вдруг бессильно опустилась на столешницу, глаза устало закрылись и… Вотша вдруг испугался, что она сейчас свалится со своего табурета, но Барба продолжала спокойно сидеть еще несколько секунд, после чего открыла глаза, оглядела мастерскую так, словно видела ее впервые, и глухо выдохнула: