Остров Крым - Василий Аксенов

— Маета Фа! Это вы?

Юноша с демонстративным омерзением вытирал ладонь о джинсы.

— Я Мустафа, а не Маета Фа, — яростно говорил он. — К черту яки! К черту русских! Все вы — ублюдки! Я татарин! — Клокочущая крымская речь, перепутанные англо-русско-татарские экспрессии, плевок под ноги. — Знайте, что не плюю вам в лицо только из-за уважения к вашему возрасту. Больше ничего в вас не уважаю, а презираю все!

— Умоляю вас, Мустафа, — тихо сказал Лучников. — Где Антон?

— Вспомнил о сыночке? — зло засмеялся Мустафа. — Где были ваши родительские чувства раньше, сэр? Впрочем, все вы стоите друг друга, русские свиньи! Ждите газавата!

— Умоляю вас, — повторил Лучников. — Умоляю, если знаете, скажите — Памела родила?

Танковая колонна ушла на Бульвар Января, и в автомобильной пробке началось медленное движение. Сзади загудели.

— Я перед тобой на колени встану, Мустафа, — сказал Лучников.

Нотки жалости мелькнули в свирепом голосе новоиспеченного исламского воина.

— Ночью они отправились в Коктебель, на Сюрю-Кая. Нет, она не родила еще, — сказал он. — Советую вам всем драпать с нашего Остров — и белым и красным…

— Спасибо, Мустафа, — сказал Лучников. — Успокойся, друг. Не ярись. Пойми, вся наша прежняя жизнь кончилась. Начинается новая жизнь.

Сзади гудели десятки машин. Лучников взялся за руль. В последний момент он поймал на себе взгляд юноши и не увидел в нем ни презрения, ни гнева, а только лишь щенячью тоску.

— Прыгай на заднее сиденье! — крикнул он. Впереди был просвет, и «питер-турбо», рявкая в своем

лучшем стиле, устремился к Памятнику Барону Врангелю. На площади вокруг статуи видны были следы странного

побоища, вернее, избиения: осколки стекла, обрывки серебряных курток, раздавленный танком фургончик. У подножия памятника стояла группа растерянных городовых. С тревогой они вглядывались в даль бесконечного Синопского Бульвара, где уже появились огни новой танковой колонны. Лучников притормозил и спросил одного из городовых, куда делись старики-врэвакуанты.

— Все развезены по госпиталям, — довольно вежливо ответил городовой и вдруг узнал его, подтянулся. — Их тут порядком помяли, Андрей… есть травмы… ммм… ваш отец, Андрей…

— Что?! — вскричал Лучников в ужасе.

— Нет-нет, не волнуйтесь… там, кажется, только рука, только рука сломана… Его подхватили друзья… шикарная публика… да-да-да. Две шикарные дамы на «руссо-балте»… так точно, Андрей, с вашим дадди все — яки!

— Сержант, вы можете оказать мне услугу? — спросил Лучников.

— Вам, Андрей? Буду счастлив, Андрей! — Добродушная морда расплылась в улыбке.

— Вот вам номер телефона, позвоните, пожалуйста, господину Хуа и расскажите все, что вы знаете о моем отце. Пусть он разыщет его и немедленно едет вместе с ним в Коктебель. Я буду там.

— Йеп, сара, йеп. — Сержант тут же начал пробираться к ближайшему кафе.

Лучникову пришлось несколько раз прокрутиться вокруг Барона, прежде чем удалось нырнуть в один из туннелей Подземного Узла. Пока он крутился, его все время не оставляла мысль о том, что нужно что-то еще сделать здесь, на этой площади, что он забыл сделать еще что-то необходимое… Перекреститься, наконец вспомнил он, на Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших… В последний момент, когда его уже затягивало под землю, он успел бросить взгляд на прозрачный шар церкви и положить крест. Под землей в оранжевом свете бесконечных фонарей, как обычно, неслись сотни автомобилей, и казалось, что все нормально, ничего не происходит, идет нормальная жизнь в этой нормальной суперцивилизации.

— Почему ты сам не разыскиваешь отца? — крикнула ему Кристина. Она, кажется, совсем уже пришла в себя и даже закурила сигарету.

— Потому что надо перехватить Антона! — крикнул Лучников. — Папа уже выступил, а вот мальчик может натворить глупостей!

— Это точно! — крикнул кто-то сзади.

Лучников оглянулся и увидел скорчившегося на заднем сиденье Мустафу. Он протянул ему назад руку и ощутил под ладонью твердую мокрую щеку парня.

— Прости меня, Андрей-ага, — прокричал Мустафа. — У меня был нервный срыв!

Лучников потрепал его по щеке, снова опустил руку на руль. Кристина радостно обернулась к Мустафе, перегнулась через сиденье и стала целовать его.

Вскоре они вырвались на Восточный Фриуэй и с эстакады увидели разворачивающуюся величественную картину военно-спортивного праздника «Весна». Эстакада почему-то была свободна от военной техники, и по ней, как в скучные дни независимости, по-прежнему неслись разномастные своры машин, быть может, генералы-стратеги не верили в прочность сверхмощных стальных опор. Зато внизу все дороги были забиты танками, броневиками и военными грузовиками, колонны двигались, кажется, довольно хаотически, натыкались друг на друга и подолгу стояли, образуя уродливые стада серо-зеленых животных, как бы толпящихся у водопоя. Повсюду висели и перелетали с места на место многочисленные вертолеты. Основной их задачей в этой местности, кажется, была координация движения колонн, но с задачей этой они как будто не справлялись, серо-зеленые стада только лишь пошевеливались и все росли, скапливались. На съездах с фриуэя — пробки легковых машин. Сам фриуэй пока что был относительно свободен, во всяком случае «турбо-питер» без особого труда держал скорость сто десять. Временами из пустоты, из солнечного сияния звеньями по двое возникали двухвостые, устрашающе свистящие «миги-26». Они проходили над эстакадой и растворялись в голубизне. Где-то вдалеке, южнее, кажется, в районе Баксана или Там-Даира в небе висело темное авиаоблако. Там, по всей вероятности, шла высадка парашютного десанта.

Вдруг, во время очередного пролета реактивного патруля, произошла серьезная неприятность. Ведомый «миг» задел крылом один из висящих над скоплением танков вертолетов. Что стало с «мигом», сказать трудно, так как он исчез в полном соответствии со своей аббревиатурой. Геликоптер же загорелся и рухнул вниз. Там, у очередного «водопоя», началась паника, танки и броневики открыли беспорядочную стрельбу. К счастью, «питер-турбо» успел проскочить опасную зону.

Карачель, Бахчи-Эли, Салы, Мама-Русская… Они уже приближались к съезду на Отузы, откуда до «Каховки» оставалось пятнадцать километров.

— Если застану Антошку и Памелу на горе, немедленно вернусь в Симфи за Арсением, — стал размышлять вслух Лучников. — Нам надо к вечеру собраться всем вместе на горе и решить, что делать дальше…

— Правильно! — радостно вскричала Кристина. — А ночью сбежим!

— Куда сбежим? — спросил Мустафа.

— Мир большой! — ликуя, кричала Кристина. Ее вдруг охватил восторг. Она подумала вдруг, что этот день, может, будет вспоминаться ей, как самое захватывающее приключение жизни. — Мир такой большой, эй ты, красивый татарин! Есть куда сбежать! Правильно, Андрей? Молчишь? Ты же сбежишь с нами? Ты верен своей жертвеннической идее? Русский мученик с нами не сбежит, милый Мустафа. Как жаль, правда? Я надеялась, что мы будем спать втроем, а теперь нам придется спать вдвоем, милый мой Мустафа.

Лучников, покосившись, увидел, как Кристина, перегнувшись назад, целуется с Мустафой, и подумал, что маргаритки, увы, ему всегда нравились больше порядочных женщин и что вот такая Кристина нравится ему больше, чем верная вооруженная пуританка.

В этот момент на приборной доске загорелся красный глазок — бензина осталось пять литров. Они только что проскочили городок Мама-Русская, но в полукилометре от городка был сравнительно свободный съезд к отелю, прилепившемуся на крутом склоне горы, и там, недалеко от отеля, яркие постройки каких-то шопов и кафе и бензостанция «Эссо», правда, забитая автомашинами.

— Придется заправиться здесь, — сказал Лучников. — Зальем полный бак и канистру. Кто знает, когда еще удастся и удастся ли заправиться вообще.

Небывалое явление — очередь на бензозаправочной станции — забавляло всех участников очереди, все улыбались друг другу и разводили руками — что, мол, поделаешь, историческое событие, в такой день и в очереди можно постоять. Машина Лучникова оказалась в третьем десятке. Кристина, неожиданно развеселившаяся и даже какая-то лихая, отпустила «мальчиков» в кафе выпить, а сама села за руль. Такое великодушие, да-да, джентльмены, новый век — женщина, предвкушая любовь, угождает мужчинам. Лучников оглянулся уже от дверей кафе — уж не начинается ли у нее снова истерика? Нет, как будто все в порядке. Миссис Паролей (кто, кстати, сам этот господин Петрушка, он никогда не спрашивал ее об этом) спокойно сидела в кресле водителя, и ее очень милые каштановые волосы были разбросаны по плечам.

В кафе было полно народу. Бойко работали две машины-экспрессо. Стоял гул сквозь музыку, светились два телеэкрана. Москва патетически-задушевным тоном повествовала о жизни и труде жителей и тружеников какого-то жилья и труда, рядом трещал восстановившийся после симферопольского разгрома Ти-Ви-Миг — показывали аресты и обыски в помещении одной из старейших ялтинских газет правого направления «Русский Артиллерист». В кафе обсуждали события, все соглашались, что временное (конечно же, временное) задержание всяких там газетчиков и телевизионщиков, а также лидеров политических партий — это меры необходимые и умные при проведении такого крупного исторического события, как военно-спортивный праздник «Весна».