Любовная капитуляция - Сильвия Соммерфильд

Прекрасно осознавая безвыходность своего положения, Кэтрин, тем не менее, не могла смириться с мыслью о возможности гибели Донована. Ей нелегко далась ее любовь, но гораздо болезненнее для Кэтрин было бы ее лишиться. Ей не раз приходилось оставаться одной, но впервые в жизни она ощутила одиночество, и вкус его оказался горек. Однако, как бы то ни было, любовь к Доновану жила в самом дальнем, скрытом от посторонних глаз уголке ее сердца, ибо признать чувство, владевшее ею, означало капитуляцию — а это для нее было труднее всего на свете.

Эндрю стоял, не шевелясь и не решаясь что-либо сказать, ибо боялся, что неосторожное слово или действие убедит Энн в том, что он действительно предатель, причастный к ее похищению. Облизнув пересохшие губы, он решился наконец прервать затянувшееся молчание.

— Энн, — прошептал он хрипло и запнулся, не находя слов для продолжения.

Но Энн не надо было ничего объяснять, а тем более оправдываться перед ней, — слишком велики были ее вера и любовь к Эндрю. Не говоря ни слова, она упала в объятия любимого. Горло у него перехватило. Стиснув девушку руками, он раскачивал ее, как ребенка, испытывая невероятное облегчение.

— Ах, Энн… любовь моя! Я думал, что никогда уже не смогу тебя обнять!

Подняв ее подбородок, он целовал любимую в губы еще и еще, он целовал ее лоб, щеки, глаза и вновь припадал ко рту, словно черпая из нее жизнь и силу. Энн в блаженном забытьи прижималась к нему, и слезы счастья от возможности вновь быть рядом с любимым текли по ее щекам.

Спрятав ее лицо на груди, Эндрю шептал:

— Ты поняла, поверила, что я не мог тебя предать? Что все сказанное мною раньше — правда?

— Да, Эндрю, я это знаю, потому что знаю твою душу и твое сердце. Я знаю и то, что люблю тебя сейчас так же, как любила раньше.

— Я найду способ вывести вас отсюда, клянусь. Ни один волосок не упадет с ваших голов. Просто нужно время, чтобы что-то придумать, поэтому приготовься, что мне придется вновь оставить тебя. Но помни, что я всегда рядом.

— О, Эндрю, так ты не побудешь со мной хотя бы немного?

— У меня есть минут сорок. Я сумел убедить стражника, что нагрянул к тебе с самыми грязными намерениями, и этим его купил. Прости мне эту мерзость, но иначе мы бы не увиделись.

— Ты сказал ему, что ты…

— Да, — закончил он, — что я выиграл ночь с тобой на спор.

Эндрю вновь поцеловал ее, нежно, наслаждаясь нежным прикосновением ее губ.

— Энн, милая, я люблю тебя и никому на свете не позволю посягнуть на твою жизнь и честь. До сих пор ты мне верила, поверь и еще немного, пока мне придется играть свою игру. Вечером Мак-Адам получил записку, в которой говорилось, что он должен немедленно выехать в Хермитидж, — один, без всякого оружия. Я должен попытаться остановить его.

— Что ты собрался делать?

— Пока не знаю.

— Эндрю… они тебя убьют, если узнают.

— Да, но они не узнают. Прежде чем они начнут о чем-то догадываться, я успею все переиначить.

— Но ты один, а их так много! — В голосе Энн зазвенела тревога. — Как ты один сумеешь спасти троих?

— Если я встречу Донована, нас будет уже двое.

— Но, Эндрю, он же тебя примет за главного и злейшего врага.

— Нет, не думаю. Если его убедить, что речь идет о вашем спасении, он станет гораздо понятливее. Что бы между нами ни стояло, с этим можно свести счеты позже. Сперва — ты и Кэтрин, остальное потом.

— Хорошо, Я сделаю все, что бы ты ни сказал.

— Времени мало. Я не могу пойти к Кэтрин. Нам остается надеяться на ее мужество и бесстрашие. А сейчас каждая минута на весь золота, но я рассчитываю возместить эту потерю позже.

Эндрю вновь крепко обнял любимую, ее раскрытые губы встретили жар его поцелуя обещанием, от которого в иное время он потерял бы разум… Но ничего, скоро она опять будет его…

Спустя час резкий стук в дверь изнутри разбудил стражника. Перед уходом Эндрю велел Энн лечь в постель, с тем чтобы его ложь представилась более убедительной. Обман удался: стражник заглянул в камеру и ухмыльнулся: смятая кровать и безмолвно отвернувшаяся к стене женщина не оставляли сомнения в том, что здесь происходило.

Эндрю быстро вышел и закрыл за собой дверь.

— Запри и стереги как следует, — пригрозил он. — Я здесь не в последний раз и не потерплю, чтобы кто-то другой пользовался ею. Заруби на носу: никто кроме меня не должен заходить внутрь.

— Да, сэр, — с нескрываемым разочарованием сказал стражник: он рассчитывал на правах соучастника тоже поиметь удовольствие от благородной леди или уж по крайней мере получить мзду.

Напротив располагалась камера, в которой была заперта Кэтрин. Как ни хотелось Эндрю успокоить и приободрить ее, визит к старшей сестре был бы роковой ошибкой.

Ночь, казалось, тянулась бесконечно. Поскольку о сне не приходилось и думать, Эндрю решил лишний раз обойти замок. Следовало получше разобраться в его фортификационных сооружениях, чтобы в случае необходимости знать, каким путем безопаснее всего вывести из него женщин. Увы, одного взгляда хватило, чтобы оставить все надежды на бегство.

Крейтон прошелся вдоль стен, прячась внизу и подсчитывая количество вооруженных часовых. Охрана была расставлена на всех ключевых позициях, а вооружение ее заслуживало самой высокой похвалы. Вынырнув на свет, Эндрю попытался вступить в разговор с одним из дозорных, но тот отвечал неохотно и односложно, одновременно перекликаясь с товарищами.

Оставалось только вернуться в зал, где он оставил павших в сражении с бутылкой лордов, когда на дворе Крейтон едва не столкнулся с еще одним воином, на секунду вышедшим из тени. Они только несколько мгновений рассматривали друг друга, и у Эндрю родилось странное ощущение, что этого человека он видел раньше, и не здесь.

Он уже поднимался по ступенькам, когда его осенило. До восхода солнца оставалось совсем немного времени, и вот-вот должен был подъехать Донован Мак-Адам. Вероятно, ему приятно будет узнать, что один из его друзей уже ждет его внутри. Да, ошибки быть не могло: человек, кравшийся вдоль стены, был не кем иным, как закадычным другом Донована, и звали его Иан Нокс.

Эндрю не сразу заметил, что в комнате заметно посветлело. Он поднялся, подошел к окну и увидел приближающегося всадника. Наступал решающий час, начиналась большая игра, ставкой в которой было несколько жизней.

Кэтрин ни на минуту не сомкнула глаз. Ее бросало то в жар, то в холод. То она беспокоилась за Энн, то мучалась своими чувствами к Доновану, раздумывая о своей судьбе. Женщина вспоминала первую брачную ночь, как Донован пришел к ней, не хозяином, но изысканным и утонченным любовником, вспоминала его низкий, веселый, самозабвенный смех… За длинную ночь Кэтрин пришла к определенному решению: если она вырвется на свободу, то уедет от него, ничего другого ей все равно не остается. Она отыщет брата и разделит с ним тяготы изгнания. Оставаясь с мужем, она с каждой его победой над собой, с каждым отступлением перед его волей — а иначе быть не могло, потому что она его любит, — с каждой ночью любви понемногу начала бы чахнуть и угасла от неразделенного чувства…