Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ - Симон Шноль

Мексиканец (Рассказ В. С Зотова) «Клянусь черепахами Тесмана это был человек» Д. Лондон. Это не биография, но лишь поспешный набросок воспоминаний о человеке необычайном. Его стремления и поступки были своеобразны, жизненный путь — исключителен. Он выделялся ярким пятном на сером фоне людей ничем не выдающихся, обычных в повседневности. Ни одной вполне достоверной даты. Ничто из рассказанного им не было записано под свежим впечатлением. Не были заданы вопросы, которые помогли бы полнее узнать события его жизни и лучше его самого. Человек среднего роста, черноволосый и загорелый. Его возраст трудно определить. Ему пятьдесят лет, но он удивительно подвижен. Он похож на испанца - нос крючком, как у хищной птицы, тонкие губы, выдающийся вперед подбородок. Лоб пересечен несколькими глубокими морщинами. Лицо подвижное, постоянно меняющее выражение. Глаза карие, почти черные. Во взгляде что-то странное: смотрит на вас в упор и в то же время куда-то мимо. Это от того, что один глаз у него вставной. На нем пламенно-красная блуза, заправленная в коричневые брюки внушительного вида с поношенным кожаным ремнем. На голове белая фетровая шляпа с широкими полями. Обувь — тяжелые башмаки; прочность заменяет изящество. Он чуть-чуть сутуловат. Голова и шея слегка вытянуты вперед, словно он всматривается. Руки держит так, как будто собирается схватить. Вся его фигура выражает устремленность. Держится просто. Но все его движения как-то слишком порывисты. И говорит он всегда в повышенном тоне. Когда же особенно увлечется, в его голосе звучат хрипловато- визгливые нотки, напоминающие верещание рассерженной белки. Стремительные фразы сопровождаются всевозможными восклицаниями на русском, испанском, английском и французском языке. Все это делает его речь настолько оживленной, что люди чинного склада, не в силах ее выносить. Они считают человека в пламенной рубахе несносным болтуном, чудаком, фантазером, наконец просто сумасшедшим. - Кто он такой? - Мечтатель и практик. - Как его имя? - Владимир Николаевич Дегтярев, но у него есть еще прозвище «Кветцаль». - Откуда он и к чему стремится? - Об этом будет сказано дальше. Владимир Николаевич Дегтярев родился в 1886 г. в Петербурге. Сведения о его родителях убийственно скудны. Отец дворянин и талантливый скрипач, по-видимому, имел широкий круг знакомств в среде музыкантов, художников и артистов. О матери ничего не известно, кажется она рано умерла. Однажды Владимир Николаевич упомянул, что у него есть сестра очень на него похожая. Другой раз, когда разговор зашел о русско- японской войне, выяснилось, что в цусимском бою погиб его брат (неизвестно родной или двоюродный). Этим исчерпываются все сведения о родственниках. Кажется семья Дегтяревых постоянно проживала в Петербурге, перекочевывая на лето в Финляндию. Но был длительный период обитания на Кавказе, в Туапсе. Наиболее яркие годы детства Владимира Николаевича прошли именно здесь. Всякому кто знал его, легко представить себе, какой это был живой мальчик. Скорый на всякие затеи, он по всем вероятиям, не отличался большой усидчивостью в учении. Он сам говорил: «меня очень часто ставили кариатидой» т. е. в угол. Француженка-гувернантка однажды сказала ему: - Вуаля, вуаля Воледья! By заве сампль тогшонэ у повг бюшегон! Ви будьете пгастой тряпичник или очьень бьедный дговогуб. Эти слова он очень хорошо запомнил и встретив свою воспитательницу много лет спустя, Владимир Николаевич сказал ей: - Ваше предсказание, мадам, исполнилось! Я очень бедный дроворуб. Из меня не вышло толка. Преувеличивал ли Дегтярев свой неуспех в жизни — не беремся судить, но отметим, что не раз он жаловался: - Вы знаете, мне чертовски не везет. Я трачу массу сил впустую. Я почти добиваюсь своего, но как только дело близится к завершению, все сразу рушится. И снова мне приходится приниматься за дело с самого начала. Трагический случай в годы детства определил линию его жизни. Он упал из окна второго этажа и выбил глаз. Вставили искусственный, но мальчик уже не мог поступить ни в лицей, ни в кадетский корпус, как хотел его отец. Он вырос и по собственному влечению избрал работу садовода. Богатая флора Кавказа и мечты об экзотических растениях пробудили в нем интерес к садоводству. Он работал упорно и с большим увлечением. Занятие не требовало большой теоретической подготовки, а по своей натуре он был практик. Мы лишь мельком знаем о поездке Владимира Николаевича в Японию с одним состоятельным человеком. Он привез из страны Восходящего Солнца много семян и саженцев самых разнообразных растений. После этой поездки были завязаны отношения с Ботаническим садом, а затем с Академией наук. Владимир Николаевич получил поручение закупить в Америке семена для выращивания и акклиматизации растений в России. Дегтярев едет в Америку, до Гамбурга по железной дороге, а дальше через моря и океан на четырехмачтовом паруснике. В Новом Свете он энергично принимается за дело. Переезжает с места на место, смотрит, расспрашивает, записывает, закупает. Довольно скоро отпущенные ему средства оказались израсходованными. Но в Академии наук о нем забыли и обещанные суммы не шли. Владимир Николаевич послал несколько писем с просьбой ускорить высылку денег. Ответа не последовало. Деньги не приходили. Наступили трудные дни. Он брался за любую работу и все-таки бедствовал. Он был чернорабочим, грузчиком, работал землекопом при сооружении Панамского канала. На одной из мемориальных досок, среди имен рабочих-строителей канала должна быть и его фамилия. Он много видел. Особенное впечатление произвели развалины построек древних майев. Величественные теокали, гигантские каменные стелы, с высеченными на них таинственными письменами, руины солнечных башен, стены, покрытые фантастическими рельефами - все это пробудило в нем живейший интерес к угасшим культурам древних американских народов. Некоторое время Владимир Николаевич был ковбоем! Он нанялся к богатому скотопромышленнику мистеру Коттенвуду. Это был настоящий деловой человек и законченный эксплуататор. Впоследствии Владимир Николаевич вывел его в качестве полукомического персонажа одной из своих мексиканских пьес. Но это было уже много лет спустя. В те же дни Дегтярев управлял стадами рогатого скота и табунами лошадей. Дела было по горло. Коттенвуд не любил, чтобы его люди сидели, сложа руки. Владимир Николаевич отлично изучил привычки и нрав лошадей, стал хорошо ездить верхом и кое-как научился бросать лассо. Это искусство требует большой практики, нужна была более длительная тренировка. Однажды, объезжая пастбища, Дегтярев наткнулся на огромного волка. В следующее мгновение петля его лассо полетела к хищнику. Но волк увернулся, а затем бросился на всадника, вцепился в руку и стащил его на землю. Эта история вероятно окончилась бы трагично, если бы не подоспел на помощь негр - ковбой, приятель Дегтярева. Он застрелил волка из кольта. На правой руке Владимира Николаевича на всю жизнь сохранились шрамы от волчьих зубов.

В этой истории есть нечто невыясненное. Прежде всего, необычное поведение волка. Отважиться на столь дерзкое нападение мог бы только бешеный волк. Но тогда непонятно почему микробы бешенства пощадили Дегтярева. Ведь предупредительная прививка не была сделана. Один из недругов Владимира Николаевича намекнул однажды, что вся история с волком - чистейший вымысел. — «О конечно Владимир Николаевич и в самом деле бешеный, в этом нельзя сомневаться, но только волк тут ни причем. Это охотничий рассказ». У нас нет никаких доказательств, чтобы опровергнуть это мнение, но есть глубокое убеждение в высокой порядочности Дегтярева. Он может приукрасить свой рассказ разными образными выражениями (обычно он так и делал), но основу событий он не станет искажать. Он не раз порицал плохие приключенческие рассказы «потому что они лживы и глупы. В них пишут всякую чепуху о змеях, индейцах, мустангах, гризли, ковбоях. Пишут люди никогда не испытавшие ни одного настоящего приключения. Все у них шито белыми нитками. Сплошной вздор. Я хотел бы издавать хороший приключенческий журнал. Так бы и назвал его „журнал настоящих приключений" и требовал бы чтобы каждый автор торжественно свидетельствовал достоверность описанных им приключений». Из Центральной Америки, неведомым для нас сочетанием обстоятельств, судьба бросила Дегтярева в Аргентину. Об этом периоде своей жизни Владимир Николаевич сохранил самые наилучшие воспоминания. Он работал садовником у сеньора Авельянеда, богатого аргентинца, владельца благоустроенного поместья «Hacienda Milla Flores» в окрестностях города Розарио на реке Парана. Новый хозяин оказался человеком совсем иного склада, чем Коттенвуд. Он не стремился выжать из человека все его силы. Деликатность и радушие были чертами его характера. Вскоре же он более близко познакомился со своим садовником, и между ними установились идеальные взаимоотношения. Владимир Николаевич старательно выполнял свою работу, но в свободное время он был на равной ноге с хозяином. Этому способствовали два обстоятельства. Во-первых Дегтярев свободно владел французским языком, принятом в «высшем обществе» стран Латинской Америки. Во-вторых он был «идальго» что также имело большое значение в глазах его патрона. Своеобразный уклад жизни, местные обычаи, красочные особенности быта, декоративные костюмы и наконец самый характер аргентинцев, все это крайне нравилось Владимиру Николаевичу. Он говорил: — Французы слишком легкомысленны. Даже «mourir pour la Patrie» - это аффектация, итальянцы чересчур хвастливы, немцы невыносимо тупы, англичане - чопорны, американцы адски деловиты. Вот испанцы и латино-амери- канцы, воспитанные испанской культурой - совсем другое дело! У них все недостатки, но в меру. По характеру они очень похожи на русских. Столица Аргентины - Буэнос-Айрес, в переводе это значит «хороший воздух» и воздух там действительно хороший. Изобилие света и растительность, столько же отличающаяся от нашей, как яркий попугай от вороны. А люди в таких замечательных костюмах, какие можно увидеть на маскараде, во сне или в оперетте! Красочные плащи, декоративные сомбреро. Как все это красиво! А «КОРСО АЛЯМЕДА»! Вы знаете что это такое? Это всеобщий обычай вечерней прогулки. Когда солнце идет на закат и спадает дневной жар, все отправляются на прогулку. У кого есть лошади, едет в коляске или верхом, у кого нет - идут пешком. Место прогулки «корсо» - проспект. Здесь вы можете видеть всех красавиц и красавцев города, всех франтов и франтих. Вы встретите здесь и офицеров - как говорил Дегтярев - «в ведрах мирного времени» т. е. киверах, с вышитыми на мундирах взрывающимися бомбами. Живописная картина! Однажды Владимир Николаевич просматривал книги в библиотеке четырнадцатилетней дочери своего патрона сеньориты Мальдонада. Ему попалась старинная испанская книга — сборник сказаний древних майя. С любезного разрешения владелицы книги и при содействии ее гувернантки мадемуазель Октавии Жерве, хорошо знавшей испанский язык,