Информация - Мартин Эмис

Ричард прикрыл глаза. Вдруг кто-то вытащил у него сигарету из рук и стал жадно и шумно затягиваться. Ричард открыл глаза и подумал, что оба они находятся в состоянии, которое, вероятно, имеет специальное медицинское название, потому что таким он Гвина еще никогда не видел. Может быть, со стороны Ричард вовсе не выглядел непробиваемым, как ему самому казалось. Со стороны он — просто человек, сидящий на покрытой инеем траве, у которого вздрагивают плечи, а над ним, как от напуганного животного, поднимается облако пара. И все же Ричард рассмеялся резким смехом и сказал серьезно:

— Я узнал. Насчет пилота. Помнишь, он кричал «спасательный фартук». Я узнал, что это такое. Я тут слышал одну дамочку. Это называется совсем по-другому. По крайней мере, она назвала это «обсерник». — Ричард тихо засмеялся, его плечи по-прежнему дрожали. Ему казалось, что это просто замечательно. Не станете же вы запрашивать по рации «обсерник». Это оскорбит слух пассажиров. Поэтому вы просите спасательный фартук. Таким образом ничто не оскорбит слух пассажиров, пока они готовятся приземлиться либо дружно обделать сортир аэропорта. — Обсерник, — повторил он. — По-моему, это замечательно. А что ты говорил про Джину?

Гвин молчал.

— Ты сказал, что она меня любит?

— Несмотря ни на что. А это кое-что значит. Ты и сам прекрасно знаешь. Несмотря на то что ты книжный обозреватель-неудачник, который строит из себя крутого. Я понимаю, почему ты думаешь, что смерть — это хорошо. Потому что тогда мы с тобой были бы на равных. Но я жив. И я собираюсь продолжать делать то, что делал бы любой на моем месте, если бы думал, что у него это сойдет с рук. Все изменилось, — Гвин опустился на одно колено и положил руки на бедро, словно для посвящения в рыцари. — Позволь мне рассказать тебе кое-что о звездной системе. Она работает. Хочешь знать, какой он на ощупь, силикон? Чудесный. Лучше, чем без него. Спрашиваешь, куда идет оральный секс? Что ж, он тоже изменился. Я скажу тебе, как он изменился. Я скажу тебе одним словом. Он стал более шумным. — Гвин снова выпрямился. В неожиданном порыве отвращения он отшвырнул сигарету и сказал: — Знаешь, что нас чуть не убило там, наверху? Тебя, меня?

Он сделал шаг и пнул почтовый мешок — Ричард прижимал мешок к груди, как тренер по боксу держит грушу, чтобы чувствовать силу удара правой своего ученика.

— Это твоя паршивая книжонка.

Юный пиарщик вышел из здания с мобильным телефоном в руках и сказал, что у них есть три варианта на выбор. Они могут прямиком отправиться в гостиницу и отдохнуть. Они могут поехать в больницу, в травмпункт или еще черт знает куда. Или они могут поехать на вечеринку.

Они поехали на вечеринку.

На следующий день утром оба писателя отправились на лимузине в шестичасовое путешествие в Нью-Йорк в полном безмолвии. Когда шофер сворачивал с федерального шоссе, Гвин произнес:

— Пока ты здесь…

Он вытащил из портфеля экземпляр «Без названия», который Ричард ему дал еще в Лондоне месяц назад. Они оба посмотрели на книгу. Гвин относился к романам Ричарда примерно так же, как Ричард относился к романам Гвина. Ричард думал, что «Амелиор» можно было бы назвать замечательным романом, если только Гвин написал бы его левой ногой, а Гвин полагал, что «Без названия» можно было бы признать сносным романом, только если его автор писал бы его своим носом.

— Ты мог бы подписать ее для меня.

— Я ее уже подписал.

— Да, действительно, — сказал Гвин. — Действительно.

~ ~ ~

Бостон был опоясан ржаво-зеленоватыми кольцами, а Манхэттен, по мере того как они подъезжали к нему с севера, все больше напоминал завершающую главу городского эротического романа: железнодорожные пути и мосты, бывшие подвязками и резинками чулок, теперь стали шинами, корсетами и бандажами для грыжи. Над всем возвышался небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, похожий на вертикально поставленный шприц.

Времени у Ричарда было немного. Он отправил чемодан с носильщиком в гостиницу Гвина, а сам в компании своего мешка, опухшего лица, носового платка и похмелья прошел пешком до авеню Би, где располагался офис издательства «Болд адженда». Перед столом Лесли Эври Ричард появился без доклада. Лесли медленно поднялся ему навстречу. Во всем офисе воцарилась тишина, когда Ричард самым громким и пронзительным голосом, на какой он только был способен, произнес:

— С какой целью, если таковая имелась, вы решили издать «Без названия»?

Лесли посмотрел на него так, как на него смотрели многие американцы: как будто они хотели вызвать охрану. Американцы — Ричард это чувствовал — были в нем разочарованы. Не потому что он не был графом или гвардейцем охраны лондонского Тауэра, а из-за его явных несовершенств, вполне устранимых недостатков тела и ума, с которыми он по какой-то причине не хотел расставаться. Франсе Орт тоже была здесь (Ричард видел ее боковым зрением), и она была полна решимости.

— С какой целью, если таковая имелась, вы взялись за издание романа «Без названия»?

— Простите?

— Ладно, давайте по порядку. Вы занимаетесь распространением книги?

— Косвенно.

— Вы разослали роман на рецензии?

— Мы разослали несколько экземпляров в некоторые… точки.

— Сколько именно? Можете не отвечать! Нисколько! Сколько экземпляров вы отпечатали?

— Есть еще дополнительный тираж. Просто книги еще не переплетены.

— Я спрашиваю, сколько вы отпечатали?

С сокрушенным видом Лесли указал на мешок, который по-прежнему висел на плече Ричарда:

— Это все.

— Кто принял решение опубликовать мой роман — отпечатать текст и переплести его? Где Чип? Где Чак? Где Рой Бив?

— Ах, Рой, — сказал Эври, покачав головой, — Рой Бив! Кто б знал. Он никогда не подписывался Рой Дж. Бив?.. Ради этого он изменил свое имя. Если бы вы были американцем, вы бы поняли. Его имя — это мнемонический акроним: как легче запомнить цвета радуги. То же, что и: «Каждый охотник желает знать…» Рой старался угодить всем. Таков уж он — Рой. Бедняга Рой.

— Но ведь вы напечатали роман. Руководствуясь каким критерием? Пожалуйста, ответьте честно. Это ведь литературная жизнь. В своем роде. Ответьте прямо. Каким критерием вы руководствовались?

Ричард почувствовал на своем плече ладонь Франсе Орт. Он обернулся. Дружеские объятия «Болд адженды» были по-прежнему распростерты ему навстречу: что вы хотите — детский садик, горячую линию по половым расстройствам, оздоровительный центр? Пожалуйста. Уютные кабинеты, ковролин, стремление к всеобщему благу — не издательство, а лечебница. И Ричарду совсем несложно было представить, как он сидит на низком диване, ожидая совета относительно всех своих хворей и недугов.

— В основном, — сказал Лесли Эври, — в основном, чтобы сбалансировать список издаваемых книг. Нам показалось, что он составлен неверно и как-то не смотрится. Нам показалось, что это может угрожать нашему финансированию.

— Потому, — сказал Ричард, — что всех остальных звали Трам-та-ра-рам или Джон Две Собаки. А вам нужен был… — На стене он заметил плакат «Болд адженды». Ричард почти пришел в восторг, когда увидел, что одного из авторов звали Непродан — Непродан Инукулук. — Боже, — сказал он, — вам был нужен я, как белая обезьянка на удачу. Даже Гвин им погнушался. Почему я? Почему не кто-нибудь из Бостона?

— Политика нашего издательства состоит в том, чтобы представлять наиболее оригинальное, аутентичное…

— Но кто-нибудь его читал? Хоть кто-нибудь? Может быть, Рой?

— Рой? Рой вообще никогда ничего не читал. Я его читал.

— И вы прочли до конца?

— Не совсем. Я начал — я только начал вчитываться…

— Лесли положили в больницу с подозрением на менингит, — сказала Франсе Орт.

— Ладно. Хорошо, я оставлю это здесь, если можно. Только возьму… впрочем, нет. Я все оставлю здесь. — Ричард в упор посмотрел на Лесли. И вспомнил. В Англии, чтобы запомнить цвета радуги, дети учат присказку про Ричарда из Йорка, который побеждает зря. — Вот именно. Дело в разнице культур. В разнице между новым и старым. Между вами и мной. Ричард из Йорка приветствует Роя Дж. Бива. Нам не о чем говорить.

— Извините, — сказала Франсе Орт.

— Я сам найду выход. Пока.

Пока и больше никогда. Ричард стоял на тротуаре перед магазинчиком «Лейзи Сьюзен». Чьи витрины… Даже витрины «Лейзи Сьюзен» с американским пафосом говорили ему, что если ты занимаешься искусством, если ты выбрал эту сумасшедшую профессию, то не будь размазней и предложи людям что-нибудь существенное — что-нибудь, что они с полным основанием хотели бы услышать. Он вдруг почувствовал облегчение. Он почувствовал облегчение, потому что ничего больше не нужно было нести, больше не нужно было тащить на себе, горбатиться.