Далеко от Москвы - Василий Ажаев

Грубский замолчал, но не садился. Выждав, Батманов спросил у него:

— Вы закончили?

— Закончил, — ответил Грубский и посмотрел на Тополева, сидевшего в стороне в глубоком кресле. Старик за все время не подал голоса. — Не хотел я вовсе касаться предложений по проливу, так как они, на мой взгляд, не выдерживают критики. Но главный инженер с таким жаром и серьезностью говорил о них, что нельзя, очевидно, обойти молчанием и эту часть проекта. Я категорически против зимней сварки. Беридзе не может не знать, что это считается противопоказанным в технике. — Грубский почти торжественно поднял над головой еще одну толстую книгу. — Что же касается взрывного метода рытья траншеи в проливе, то это вообще ребячья выдумка.

— За этим предложением стоит мудрость сорокалетнего труда русского инженера Тополева! — с негодованием воскликнул Алексей.

Все посмотрели в сторону Кузьмы Кузьмича и улыбнулись — он сидел безучастно и, кажется, подремывал.

— Очень ценю многолетнюю деятельность инженера Тополева, но честно скажу: предложение его совсем не мудро. Это же смешно: для заглубления взрывчатки водолазы должны подо льдом и водой ковырять морское дно! Может быть, тогда есть смысл вообще поручить водолазам вручную выкопать траншеи в проливе?

— Вам уже толковали, что мы не собираемся ковырять дно и заглублять взрывчатку, — послышался вдруг басовитый, густой голос Тополева. Он поднял голову и сердито смотрел на своего бывшего патрона. — Ведь не поняли ни черта, а беретесь критиковать! Мы опустим заряды на дно, произведем взрывы — и дело с концом.

— Вы взорвете только воду и лед! — усмехнулся Грубский, довольный тем, что вызвал старика на полемику.

— Вздор! — бросил ему Тополев с презрением. — Взрывчатка ударит с равной силой и вверх — в толщу воды и льда, и вниз — в землю. Удар вниз образует траншею.

— Сомнительно! — усмехнулся Грубский. — Очень сомнительно!

— Я сам буду проводить в жизнь свое предложение и приглашаю этого скептика прокатиться на пролив,— обратился Тополев к Батманову. — Коли он не боится простуды, то получит возможность увидеть то, что еще не написано в его толстых заграничных книгах, припасенных на все случаи жизни!..

В наступившей тишине, когда Грубский, наконец, сел на место, собравшиеся, не исключая Залкинда и Беридзе, обернулись к Батманову. Он молчал и сейчас, как бы выжидая, и скользил взглядом по лицам сидевших перед ним людей. Ковшов нетерпеливо по-студенчески поднял руку, прося слово. Начальник ответил ему чуть заметной улыбкой, и Алексей успокоился, поняв: говорить больше не надо, все скажет сам Батманов. Василий Максимович потушил папиросу, что-то шепнул Залкинду и поднялся, одергивая ладно сидевшую на нем гимнастерку.

— Я вижу большую объективную пользу в том столкновении, которое происходило на наших глазах, — заговорил Батманов. — Позиции нашего проекта, — он выделил слово «нашего», — стали теперь яснее и тверже. Товарищ Грубский только осуждает, сам же ничего предложить не хочет, И получается, что рожденный в рекордно короткий срок новый проект — единственный выход из положения. Было бы, конечно, плохо, ежели бы мы слепо ухватились за предложения Беридзе и его помощников, не разобравшись в них толком. Мы проявили бы безрассудную младенческую доверчивость, а она нам не к лицу. Однако в новом проекте все в пределах нашего понимания, нет в нем особенно мудреных вещей, и мы видим, знаем, убеждены, что новые технические решения достаточно солидны, обоснованы, покоятся на расчетах и наблюдениях, на опыте целого коллектива инженеров, а не только одного Беридзе. Эти решения смелые? Да! Но мы и сами не робкого десятка. Они рискованны, предложения наших инженеров? Да, рискованны! Но мы и не боимся риска. Наш риск совсем не безрассуден и не слеп. Риск Беридзе — это риск новатора, а мы всю техническую революцию в нашей стране совершили, кое-чем рискуя.

Батманов взял со стола доклад Беридзе, приподнял его, словно взвешивая, и на секунду задумался.

— В конечном счете, я первый отвечаю за всех вас и за судьбу строительства. И я не боюсь принять ответственность за последствия своего решения. Представьте себе, товарищ Грубский, что сейчас, сию вот минуту, командующий Н-ской армии принимает важное решение там, на фронте. Рискует он или нет? Он рискует! И ничего настоящего на свете не бывает без риска...

Слова Батманова, как обычно, все более подчиняли людей своей сдержанной внутренней силой. Либерман застыл, заинтересованный, только сейчас, видимо, уразумев, что спор инженеров не пустяк и не развлечение. Тополев поднял голову, Алексей и Гречкин не отрывали глаз от лица Батманова. Не ограничиваясь общими суждениями, он сделал анализ двух противостоящих инженерных концепций, и Алексей почувствовал гордость за начальника строительства, глубоко разбирающегося в специальных вопросах.

— Для меня ясно, как дважды два: авторы прежнего проекта допустили ошибку, рабски поддавшись влиянию авторитетов, на которых здесь с умилением молился Грубский. Не собираюсь целиком отвергать опыта заграничной техники — это было бы невежеством. Я только согласен с Беридзе: надо и свою голову иметь на плечах! Мне жаль тех людей, которые вместе с вами, товарищ Грубский, работали над проектом. Вы затуманили им головы ошибочной основной предпосылкой, весь труд их оказался бесполезным... Да, бесполезным. И, очевидно, даже вредным. Я себе уже задавал вопрос: есть ли проблема построения нефтепровода за один год — только проблема военного времени? Или трехлетний срок неверен вообще?

По-моему, при всех обстоятельствах недопустимо строить нефтепровод так долго. И в довоенное время не следовало вести трассу по правому берегу без учета интересов населения и помощи с его стороны, без установки всячески экономить средства. Здесь была ошибка, вытекающая из благодушия и безразличного отношения к темпам. Война помогла разобраться в этой ошибке. Война и прозорливость нашего правительства. Но я убежден: если бы Беридзе прислать сюда до войны, он и тогда перестроил бы проект на более скорые сроки. Вся практика социалистического строительства научила Беридзе беречь время. Жаль, не научила она этому Грубского. И мне хочется сказать товарищу Грубскому... Нам сейчас годичный срок стройки представляется чрезвычайно коротким. А как знать — не покажется ли недостаточно быстрым этот темп для нас же самих в послевоенное время?..

Батманов прошелся вперед-назад вдоль окна и продолжал:

— Материалы Беридзе и Ковшова убедительно доказывают, что трассу надо вести на левом берегу. Инженеры правильно сделали, что не ограничились справочниками, а пошли в народ и с людьми обсудили свои идеи. Вообще стоит еще раз вспомнить, что эти идеи возникли и наверху — у главного инженера, и внизу — у простых людей трассы. Напрасно Грубский высокомерно отверг их в свое время, они были подсказаны самой жизнью!..

Батманов усмехнулся.

— Устрашающие заклинания насчет того, что левый берег катастрофически затапливается — преувеличены. Правда, два участка левого берега затапливаются в большей степени, чем на правом берегу. Это не должно нас пугать. Товарищ Беридзе правильно говорит: возможные разрывы отдельных стыков трубопровода будут приходиться на переходные периоды года от зимы к весне и от осени к зиме, в моменты резких изменений температур. А ведь паводок на Адуне бывает в июле и августе, когда разрывы стыков наименее вероятны... Однако предположим, что нефтепровод будет все-таки затоплен. Наши новаторы доказывают, вопреки всяким авторитетам: воды бояться не надо. Хорошо изолированная труба получает наилучшие статические условия, находясь именно в воде. Вода в траншее создает мягкое ложе для трубопровода. Она разгружает трубопровод от давления грунтов, которыми он сверху засыпан... Кроме того, на этих наиболее затопляемых седьмом и восьмом участках давление внутри трубопровода не будет превышать пятнадцати атмосфер. Это ведь совсем немного — незначительная часть того давления в семьдесят атмосфер, на какое рассчитан трубопровод. Разрывы стыков при таком давлении по существу исключены.

Батманов рассеянно взял папиросу, сунул ее в рот, потом положил на стол.

— Эти вещи настолько ясны и убедительны, что удивляет глубина заблуждений Грубского, не желающего до сих пор сдаваться!.. Остальные возражения его, к счастью, либо чисто полемические и бездоказательные, вроде возражения против взрывного метода, либо просто недобросовестные. Грубский утверждал: Беридзе, мол, готовит страшную перспективу для будущего нефтепровода, он решил обкарнать его техническое оснащение! Но ведь предлагается не обкарнать, а разделить весь объем работ на две очереди: сначала сделать самое нужное для пуска нефти, потом, во вторую очередь, уже выполнив основное задание правительства о пуске нефти, сделать все полностью. Грубский нас пугает, а нам не страшно! Мы не боимся начать перекачку нефти по одной трубе в проливах и реках. Ведь, следуя за Грубским, надо заявить, что мало и двух труб: вдруг обе выйдут из строя!.. Мы вслед за первой трубой проведем и вторую. А если что и случится, то вся армия строителей будет тут же — она немедленно придет на помощь. Словом, не надо бояться, будем рисковать, товарищи! Я предлагаю эти слова считать решением нашего совещания: будем рисковать!