Ассасин - Симона Вилар

Прислужницы Джоанны не особо обращали внимание на потерянный вид англичанки, когда стали привычно приводить ее в порядок: парная баня, массаж, втирание в тело благовоний. На этот раз они обрядили госпожу в розового цвета кафтан длиной ниже колен, столь богато расшитый по плотно облегавшему лифу узорами и аппликациями из рубиновой шпинели, что он был сродни доспеху, однако ниже сверкавшего каменьями пояса он расходился легкими складками, отлетающими при малейшем движении, и открывал широкие малиновые шаровары, присборенные у щиколоток, что позволяло видеть почти сплошь расшитые узкие башмачки из красного сафьяна с загнутыми носами. Восхищенно щебетавшие девушки подкрасили глаза и брови Джоанны, обвели губы кармином и, наконец, водрузили на голову малиновый тюрбан, увитый цепочками со сверкающими рубинами. Роскошная подвеска с каплевидными рубинами ниспадала ей на лоб, в уши были вдеты ажурные серьги, на запястьях и щиколотках блестели браслеты – Джоанна звенела, как выставленный на продажу мул в богатой сбруе, каковым себя и ощущала. Когда за невестой явился Фазиль, то просто просиял, глядя на нее.

– О, сеньора Джованна, вы прекрасны, как самый дивный цветок в подлунном мире!

Но ее только раздражала его льстивая улыбка.

– Я, кажется, послала вас с поручением. Есть ли вести от моих единоверцев?

– О, сиятельная дама, – поспешил склониться евнух, – исполняя вашу волю, я всю ночь провел близ резиденции великого султана в надежде хоть что-то узнать. Всю ночь к повелителю правоверных то и дело прибывали гонцы, и мне удалось узнать нечто важное… – Фазиль сделал значительное лицо и продолжил: – Воины Ричарда Львиное Сердце выступили из Яффы на Иерусалим!

Джоанна растерянно смотрела на евнуха. Если военные действия начались, это означает, что ни о каком предполагаемом брачном союзе между сестрой короля и братом султана и речи быть не может. Но как же тогда она сама? Как ей быть? И вообще, известно ли уже ее брату Уильяму и королю, что она в руках аль-Адиля? Пиона должна была об этом сообщить, причем не только влиятельным родственникам, но и супругу Джоанны – рыцарю-крестоносцу. Королева сицилийская обещала рассказать о пожертвовавшей ради нее кузине всем – священникам, предводителям, графам и баронам. Неужели они ничего не предпримут ради ее спасения? А еще Джоанна гадала, как сам эмир Малик аль-Адиль отнесется к вести, что война началась, вопреки попытке Ричарда превратить Святой Град в место паломничества для верующих обеих религий.

Молодая женщина была так взволнована, что едва нашла в себе силы съесть кусочек жареного кролика, зато залпом выпила бокал гранатового сока – ее мучила жажда.

– Мне надо немедленно переговорить с Маликом аль-Адилем, – властно потребовала она.

– О, благородный эмир уже ждет вас! – Лоснящееся лицо евнуха расплылось в улыбке.

Они шли по узким сводчатым коридорам, проходили по террасам, откуда сквозь тонкую розоватую вуаль Джоанна видела патрулирующих стену сарацинских воинов в темных чалмах и с длинными копьями в руках. В конце очередного прохода появилась темная фигура Абу Хасана. Невозмутимый слуга аль-Адиля склонился, коснувшись ладонями лба, и отворил перед англичанкой створку обитой железными разводами двери. Они оказались в обширном помещении со сводчатыми перекрытиями, опиравшимися на массивные колонны вдоль стен.

Похоже, некогда, при иерусалимских королях, это был приемный зал, хотя ныне тут, как и везде во дворце Давида, все пестрело восточным мозаичным орнаментом. Свет проникал сквозь узкие островерхие окна, и в лучах солнца Джоанна увидела впереди аль-Адиля, повернувшегося к ней со своей обычной приветливой улыбкой. Малик был нарядно одет – бордовый с золотыми узорами длинный кафтан, широкий голубой кушак, отливающий атласом, перевитая золотой парчой чалма кремового цвета, венчающая голову, а надо лбом – крупный сверкающий алмаз.

Однако Джоанна смотрела не столько на предполагаемого жениха, сколько на пожилого тучного мужчину в массивном белом тюрбане, сидевшего у дальней стены перед раскрытым на специальной подставке Кораном. Мулла, который должен был совершить брачный обряд.

Джоанна пошатнулась и отступила, но ее подтолкнул вперед Абу Хасан.

– Идите, госпожа.

И она пошла.

Аль-Адиль улыбался.

– Мир и благословение тебе, Джованна, свет моей любви. Когда ты идешь, то даже солнце перед твоей красотой обращается в прах, а луна готова служить тебе. И я счастливейший из смертных…

– Аль-Адиль, мне нужно кое-что сказать вам! – почти крикнула Джоанна.

Он осекся, но продолжал улыбаться, хотя в его темных глазах появился уже знакомый колючий блеск.

– Сейчас не время для бесед, моя нежная пери.

– Но это важно. Я не могу выйти за вас замуж…

Его глаза стали темнее ночи, но Джоанна, пересиливая страх, продолжила:

– Войско крестоносцев движется к Иерусалиму. Договор не состоится. Будет война.

– Но ведь мы сумеем своим браком предотвратить ее, не так ли? Когда все узнают, что мы с тобой…

– Нет, благородный эмир. Это невозможно! Я…

Она задыхалась, не в силах закончить фразу из страха и стыда. О, если бы сначала пришло известие от Ричарда или от ее брата, маршала тамплиеров!

Эмир взял ее за руку – жест казался нежным, но Джоанна ощутила стальную хватку его пальцев.

– У нас есть мулла, есть пара свидетелей, и сейчас мы совершим брачный обряд по мусульманскому закону. Это нужно, чтобы никто в Иерусалиме не смог разлучить нас. Когда же об этом станет известно всем, мы пошлем гонца за христианским священником, и я буду согласен стоять подле тебя по христианскому обряду. А теперь идем! И он с силой поставил ее перед невозмутимым муллой.

Тот стал говорить:

– Брак – богоугодное дело, ибо Пророк сказал так: «Я среди вас самый праведный и богобоязненный, но я пощусь и прекращаю пост, я молюсь и сплю, и я женюсь на женщинах, и тот, кто отвернется от моей Сунны, не со мной. Поэтому, с именем Аллаха и согласно Сунне Его посланника, мир ему. – И, повернувшись к Джоанне, мулла спросил: – Согласна ли ты принять в мужья Малика аль-Адиля Сайф аль-Дина Абу Бакра ибн Айюба?

Англичанка ничего не понимала из его слов, но смысл происходящего был ей ясен. И когда Фазиль перевел ей вопрос… Молодой женщине стало дурно, но она, мысленно вручив себя заступничеству Пресвятой Девы, решительно отступила, отрицательно качая головой.

Возникла долгая мучительная пауза. Лицо аль-Адиля потемнело от прилившей крови, глаза сузились. Потом он все же выдавил улыбку и спросил: