Утопия у власти - Михаил Геллер

Процесс превращения советской семьи в семью социалистическую, частью которого был «закон о детях», идет в двух, казалось бы, противоположных направлениях. С одной стороны, все прежние теории о семье объявляются буржуазными предрассудками, вылазкой врага. С другой стороны, «Правда» утверждает: «Семья — это самая серьезная вещь в жизни...» В 1936 году принимается новый кодекс о семье и браке. Значительно утрудняется развод. Это было логично: в стране, где граждане лишились всех прав, полная свобода развода казалась кощунством. Запрещается аборт. 18 ноября 1920 г. аборты были разрешены в интересах женщины. 27 июня 1936 года аборты были запрещены, ибо, говорилось в законе, «только в условиях социализма, где отсутствует эксплуатация человека человеком и где женщина является полноправным членом общества... можно серьезно поставить борьбу с абортами...» Аборты будут разрешены 23 ноября 1955 г. в результате «непрерывного роста сознательности и культурности женщин...». Апостолом социалистической семьи становится А. Макаренко, талантливый педагог, долгие годы работавший в исправительных колониях ГПУ и НКВД. Макаренко предлагает сделать свой опыт воспитания малолетних преступников, беспризорных универсальным методом советской педагогики. Он предлагает две модели коллектива, в котором следует воспитывать ребенка: исправительная колония и армия. Теория Макаренко становится государственной теорией воспитания.

Она сводится к трем главным пунктам: коллектив, военизация, авторитет. Ребенка необходимо воспитывать коллективистом, воспитывать в коллективе полувоенного типа, воспитывать в уважении авторитета коллектива и того, кому коллектив поручает руководящий пост. Послереволюционная педагогика утверждала теоретический принцип: наказание воспитывает раба. Макаренко протестует: «наказание может воспитывать раба, а иногда может воспитывать и очень хорошего человека, и очень свободного и гордого человека». Теория Макаренко оказывается как нельзя более подходящей в период, когда за «недисциплинированность» будет подвергаться наказанию все общество. В 1937 году А. Макаренко пишет «Книгу для родителей», в которой распространяет свои взгляды и на семью. Семья — это также коллектив, и главное в ней — интересы коллектива, выражаемые тем, кто их авторитетно представляет. Создавалась, таким образом, законченная система воспитания: ребенок воспитывался в авторитарной семье, затем в авторитарной школе, так же как и семья представлявшей государство в миниатюре, и входил в жизнь — в авторитарное государство.

Вторым направлением процесса формирования социалистической семьи было утверждение государства, как высшего сверхавторитета. Литература, кино и другие виды искусства пропагандируют предательство семьи в интересах государства. Семья была коллективом, но государство — значительно большим коллективом, несравненно важнейшим. Поэтому в фильме «Партбилет» (1936) жена разоблачает мужа и передает его органам. Поэтому героем советских детей становится 12-летний Павлик Морозов, предавший отца. Горький требует от писателей восхвалять «Павла Морозова», который «не считаясь с родством по крови, обнаружил родство по духу»; писатель Леонид Леонов пишет роман «Скутаревский», в котором старый интеллигент, великий ученый предает своего сына. Призыв предавать родственников относился в равной степени ко всем членам семьи, — и здесь царило полное равенство.

Сталинская демократическая

1936 год был отмечен двумя событиями: принятием конституции и публикацией «Замечаний» Сталина, Кирова, Жданова на учебник истории СССР. События эти, казавшиеся современникам неравными по значению, представляются историку в одинаковой мере важными в процессе формирования социалистического государства.

Конституция формально закрепляла характер нового общества; «Замечания» Сталина и других провозглашали национализацию гражданской истории, национализацию памяти.

Решение об изменении советской конституции было принято «по инициативе товарища Сталина» Седьмым съездом советов 6 февраля 1935 года, всего через несколько недель после убийства Кирова. По словам Н. Бухарина, автором конституции был он. «Внимательно осмотрите это вечное перо, — говорил Бухарин Б. Николаевскому в Париже в 1936 году, — им написана вся новая советская конституция от первого до последнего слова. Я ее написал, лишь Карлуша /Радек/ немного мне помог». Бухарин очень гордился новой конституцией, которая — по его словам — не только вводила всеобщее и равное избирательное право, но и равенство всех граждан перед законом. Он полагал, что конституция создает необходимые условия для перехода от диктатуры одной партии к подлинной народной демократии.

Конституция 1936 года, «Сталинская конституция», как она будет немедленно названа, действительно предоставила советским гражданам демократические права: слова, собраний, свободу печати, шествий и демонстраций, отправления религиозного культа и антирелигиозной пропаганды, неприкосновенность жилища и тайну переписки. Права свободного передвижения не было, но зато все граждане получили избирательные права — ликвидировалась категория «лишенцев», а выборы вводились тайные, прямые, равные. Сталинская конституция была немедленно объявлена в Советском Союзе и друзьями его за границей «самой демократической в мире».

А. Солженицын скажет, что конституция эта не выполнялась ни одного дня. Действительно, Сталин делает доклад о проекте конституции в 1936 году, когда террор набирает силы каждый день. Первое голосование в Верховный Совет СССР происходит в 1937 г., когда террор достигает высшей точки. Нельзя, однако, сказать, что невыполнение конституции было полной неожиданностью. В предыдущих советских конституциях также предоставлялись права: шествий, печати, собраний, но они ограничивались «интересами трудящихся». В конституции 1936 года все права гарантировались «в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». И говорилось совершенно ясно: «Тот, кто ставит своей задачей расшатать социалистический строй, — тот враг народа».

Подлинным новшеством конституции было предоставление всем гражданам одинаковых прав. Это был важный шаг в процессе формирования сталинского государства. До сих пор существовала официально категория париев — «лишенцев»: по сравнению с ними все другие категории имели больше прав. Новая конституция устанавливает общее равенство — все неравны одинаково. Ибо в конституции 1936 г. неизменным остается главное: «Проект новой конституции, — не скрывает Сталин, — действительно оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса, как оставляет без изменения нынешнее руководящее положение коммунистической партии». Конституция в этом отношении делала шаг вперед: в предыдущих конституциях руководящая роль коммунистической партии подразумевалась, в конституции 1936 года об этом ясно, четко, недвусмысленно сказано в тексте.

Уравнение всех граждан и утверждение права партии представлять всех, руководить всем, решать обо всем оформляли завершение в первую половину 30-х годов строительства тоталитарного государства. В это время существовало и другое тоталитарное государство — гитлеровская Германия. Бухарин, как свидетельствует Николаевский, много думал о нацизме, видел в нем «ускоренное разложение социалистической системы» и говорил о необходимости предотвратить подобное разложение в Советском Союзе, и о необходимости бороться с гитлеризмом, организовать международное движение для борьбы с ним. Но, прежде всего, для борьбы с нацизмом необходимо выдвинуть идею против их идеи. Идея нацизма, как понимал ее Бухарин, это — насилие. Мы, говорил он, должны вести борьбу с насилием под знаменем нашего нового гуманизма, пролетарского гуманизма.

Разговоры, которые Бухарин вел с Николаевским в Париже, носят патетический и жалкий характер. Один из руководителей Октябрьской революции, один из тех, кто больше других способствовал восхождению Сталина, мечтает — туманно и колеблясь — о некой «второй партии» интеллигентов, которая давала бы добрые советы «первой партии»; он ищет в бумагах Карла Маркса незамеченного исследователями указания, как жить дальше. И не найдя, вздыхает: «Ох, Карлуша, Карлуша, почему ты не закончил /статьи о классовой борьбе, М.Г./? Это, конечно, было трудно, но как бы нам это помогло!»

Бухарин, несмотря на свое марксистское образование, а быть может, из-за него, не понимал, что он написал конституцию тоталитарного государства. Которое, правда, в одном отношении отличалось от гитлеровской Германии. Два лозунга могут служить иллюстрацией этого различия. Гитлер говорил: «Если нужно, будем бесчеловечны». Сталин говорил: люди — самый ценный капитал. Советское тоталитарное государство опиралось на тотальный террор, как гитлеровское, и кроме того, на тотальную ложь. Создание этого государства было завершено, когда Сталин провозгласил «демократическую» конституцию. При Ленине террор назывался еще террором, бюрократия — бюрократией, восстания против большевиков — восстаниями против большевиков. И это были годы рождения тоталитарного государства. При Сталине, пишет Лешек Колаковский, давший великолепный анализ характера советского государства, «партия подвергается атакам врагов, но не совершает уже ни одной ошибки, советское государство — безупречно, а любовь народа к власти — безгранична». Государство, ликвидировав все без исключения инструменты общественного контроля над властью, оправдывает свою власть тем, что оно «принципиально» воплощает интересы, нужды и желания трудящихся. Легитимизация, — говорит Лешек Колаковский, — носит идеологический характер. И добавляет: всевластие лжи возникло не в результате плохого характера Сталина, оно было установлено, как единственная форма легитимизации власти, основанной на ленинских принципах.