Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова

— Гарантии сам знаешь где — в Сбербанке, — ответил Леха, беря у него Ключи. — Теперь полезай на Лидера. — Он обернулся к остальным: — Ребята, все быстро верхом на Лидера!

Народ во главе с Ником штурмовал зверя; Лидер стоял смирный, аки овечка, как и полагается псу в строгом ошейнике.

— Чар, а ты пока не торопись: встань справа, положи мне руку на плечо. — Она молча повиновалась, сердце оглушительно билось в груди, отсчитывая секунды. — Все забрались? Алекс, и ты давай! Чарли, теперь смотри! Только не убирай руку… Так… Нет… Ага, так!

Ключи в его руках со звонким щелчком соединились, и по этому щелчку, как по знаку дирижера во время концерта, смолкли все звуки: шум мотора крейсера, плеск волн и свист ветра; не стало и самого ветра — он не стих, а просто застыл в движении, как волны, крейсер и облака, черный пес и люди на нем. Мир опять остановился, на сей раз вместе со старушкой, запертой на чужом корабле, где ей грозила смертельная опасность, также остановившая свое ежесекундное приближение.

— Леха, что происходит?.. — спросила Чарли шепотом, оглушившим ее саму.

— Я соединил Пространство и Сущее для нового этапа, — ответил он таким же громовым шепотом. — Но без Времени. Понимаешь? Эффект примерно тот же, что от ваших песочных часов. Не убирай руку! — воскликнул он вдруг так громко, что Чарли даже присела — рука действительно только что начала соскальзывать с его плеча.

— Промежуток между мгновениями? — сказала она, ухватившись понадежнее.

— Нет, здесь, пожалуй, другое. Но для нас в данную минуту разница только в том, что мы в состоянии создать в этом промежутке цепочку жизни: я живу, потому что держу Ключи, ты — потому что держишься за меня, если бы кто-то держался за тебя, он бы тоже жил.

— Бабка за дедку, дедка за репку… А корабль? Ты стоишь на нем, он стоит на море, море лежит на суше и так далее…

— Корабль не живой.

— Откуда ты все это знаешь?.. — прошептала Чарли. У нее возникло большое желание поглядеть на Леху через его темные очки.

— Мне положено по штату. Теперь пошли, пора оживлять эту живописную скульптурную группу. Подойдя к огромному недвижимому псу, Леха первым делом на него облокотился. Зверь тут же вздохнул — глубоко и тяжко.

— Сначала на болота, ты знаешь, — сказал ему Леха. — А там уже следуя указаниям.

На спине пса началось шевеление: седоки оглядывались, дивясь на непривычное состояние окружающей среды.

— Чарли, смотри, где я! — закричал сверху Ник и смолк, пораженный собственной громкостью.

— За меня можешь больше не держаться, — сказал Леха, когда Чарли прикоснулась к зверю. — Главное теперь — держись за него.

Крис, протянув сверху руку, помог ей взобраться. «А что, если он сейчас отойдет и всех нас застопорит? — думала Чарли. — А если выронит Ключи?..»

— Осторожней, не вырони! — крикнула она Лехе, уже лезущему наверх, также с помощью Криса — залезть самостоятельно ему сейчас было бы трудновато.

Леха в ответ помахал ей слитыми воедино Ключами:

— Не могу уронить при всем желании — словно прилипли к пальцам! — Усевшись рядом с ней на жесткий шерстяной ковер, он хлопнул зверя по загривку: — Ну, поехали!

Алекс, усмехнувшись, шевельнул зажатым в руке «ошейником», пес вскинул голову и напрягся, словно собираясь завыть в тоске — Лидер расплачивался за свое пренебрежительное отношение к Партнерам и за желание загрести единолично лавры победителя.

— Мы полетим?.. — спросил Ник с опаской — у него уже был опыт свободного полета на драконе, о котором он с таким восторгом рассказывал, теперь, похоже, не вызывающий в нем энтузиазма.

— Я не знаю, — признался Леха. — Время ведь стоит, а мы движемся, только не во времени, а в чем-то более сложном. Именно тут может быть скрыто все непостижимое, ключи к тайным законам мироздания…

Зверь под ними медлил, легонько раскачиваясь взад-вперед, словно примериваясь, и вдруг прыгнул, далеко выбросив лапы — вперед и вверх. И тут же под ними из палубы крейсера, разорвав ее, как бумагу, выметнулось нечто — нерукотворная самовозводящаяся конструкция, формой близкая к конусу, плотная, замысловатой фактуры, ярко-красного цвета — и изогнулось дугой, непрерывно вырастая, как бы надстраивая самое себя и подставляясь псу под вытянутые лапы наподобие моста. Мир, внезапно развернувшись, превратился в плоскую картинку, пробитую посредине, — в глянцевый цирковой билет, нанизанный на резной бивень и улетающий по этому бивню, вертясь, все дальше и дальше вниз, в то время как пес скакал вперед сквозь туманную мерцающую бездну, и мощные мышцы размеренно ходили под седоками. Кругом что-то мелькало, двигалось, порой прикасалось, то щекоча, то толкаясь, то давя шершавым боком. Ник лег на живот, глядя вниз — на убегающий из-под собачьих лап, непрерывно растущий мост.

Рой фиолетовых искр на волнистых серебряных струнах проплыл мимо Чарли, она протянула руку, и струны стали музыкой, искры заскользили меж пальцами, рождая слова:

Безумьем полон этот свет,Полна безумьем тьма,Иного объясненья нет,И я схожу с ума.

Она повернула к Лехе бледное лицо с распахнутыми глазами:

— Ты слышишь?.. Он кивнул:

— Не иначе как местная радиоволна.

— Очень в кассу, — неожиданно произнес Алекс. Это были первые слова, которые Чарли от него услышала. Она не опускала руку — поймала волну «за хвост», и песня продолжала звучать:

Безумны звезды и луна,Безумны небесаПлыву, безумию сполнаДоверив паруса.

Позади раздался всхлип. Они обернулись: Лобстер сидел посреди черной спины, опутанный по рукам и ногам голубой трубкой, и тихо плакал, не в силах даже вытереть с лица слезы. Конец трубки терялся у него во рту, другого конца видно не было. Ларри с Крисом кинулись его распутывать, даже Ник поднялся с пуза и стал помогать, Лобстер, всхлипывая, слабо сопротивлялся, но где уж ему было с ними справиться. Стоило им освободить его от пут, как трубка выскользнула у них из рук и, извиваясь по-змеиному, унеслась куда-то в пространство, затерявшись в неизвестном направлении — они даже не успели ее понюхать. Да в этом и не было нужды, достаточно было понюхать Лобстера.

— Что-то качественное, — авторитетно определил Крис.

— Змеевик! — с непередаваемым надрывом произнес Лобстер, простерев в пространство осиротевшие руки.

Любой безумен человек,Что в этот мир вступил…

Звучала песня. А пес летел, размеренно выбрасывая лапы на вырастающий перед ним, опережая его на шаг, исполинский «палец». Далеко впереди уже крутился новый цветной билетик — пока еще не пробитый, и они мчались к нему, стремясь исправить это упущение. Он быстро увеличивался и скоро стал виден как на ладони — смешной и примитивный плоский мир, похожий на картину без рамки, в которую не хочется вновь погружаться, потому что никогда не найти в ней той воли, полноты и многомерности. Приближаясь, изображение на картине росло и как-то вдруг захватило все пространство, стало объемным: застывшее пасмурное небо над рубленым домиком, одиноко торчащим посреди однообразной равнины. Пес совершил прыжок в сторону за мгновение до того, как «палец» с оглушительным сухим треском пробил равнину и канул, словно растворился в проделанной дыре, очень напоминающей пробой от гигантского дырокола. Пес стоял рядом с этой дырой на поверхности болота, как на твердой площади — помнится, он и раньше обладал способностью не проваливаться в него, но похоже было, что в безвременье это стало свойством самого болота.