Витязь специального назначения - Юрий Каменский

Поскольку форму вводить всё-таки было ещё рановато, им всем были пошиты алые плащи с золотым позументом. Даже гордые десантники не дорожили своим беретом больше. На плащах был золотом выткан рюриковский сокол, который начисто лишённый скромности Клим выбрал себе гербом.

На подначки друзей он реагировал просто: в этом же мире такого герба нет? Чего ж такому гербу пропадать?

В Леоновку Акела, хоть и клял последними словами и службу и себя, так за эту неделю и не выбрался. Милолика, по приказу удельного кнеза Клима доставленная в терем, привезла письмецо от любимой женщины и много чего на словах. Со словами проблем не было, а вот читать написанное рунами письмо, пришлось звать Ласку. Слава Богу, не вставила любимая никаких интимных воспоминаний, а то вогнал бы девицу в маков цвет.

Всей душой скучая по озорной своей Милёне, не мог он переломить себя. Не оставляло его чувство, что не всё ещё закончилось, что, стоит только отвернуться на секунду, как рухнет в одночасье всё, что таким трудом было построено.

Оставалось только изнурять себя службой да браться потихоньку за изучение рун. Смешного мало, коль на столь высоком посту прослыть неучем твердолобым. Служить, как говорится, не опуская щетины на загривке, постоянно находиться в «боевой готовности номер один». Впрочем, хандри не хандри, а служба идёт и, соответственно, порядка требует. Через час уже на проверку караулов, а Соловья всё нет. В дверь кто-то осторожно постучал.

— Входи! — повернувшись, крикнул Акела. Вошёл один из стражников, нёсших караул на входе. На лице его было какое-то неописуемое выражение. Сердце ёкнуло где-то в районе желудка.

— Что? — резко спросил Витязь.

— Гоблины Джура-хана выловили! — выпалил парень. Прочистил засипевшее от волнения горло и продолжил, — они в лесу нарвались на кызбеков, ну, само собой, порубили их в капусту. А одного никак не могли взять. Он двоих насмерть зарубил и вождя ихнего ранил. А когда бился, крикнул, мол, запомните Джура-хана Ну, вождь, как это услыхал, приказал живым его брать. Кое-как они массой его задавили, связали и на пост привезли.

— Понял, — коротко ответил Акела, — если Соловей уже прилетел, найди его и быстро ко мне.

— Ясно, — стражник скрылся за дверью.

Ну, вот и попался хан. Что там насчёт верёвочки, которой виться не вечно? Вот и на доморощенного этого Чингисхана шнурок нашёлся. Добром ведь козла предупреждали, чтоб не совал морду на Русь. Да где там Соловей запропастился?

Распахнулась дверь и влетел Василий, сияя глазами.

— Борисыч, слыхал?

— Слыхал, слыхал, давай «ключ на старт».

— Да не вопрос, — широко улыбнулся «водитель кобылы». Они бегом пробежали вверх по лестнице, привычно развернули ковёр и уже через пару секунд были в воздухе. Внизу проносился зелёный ковёр леса, ходящий волнами от всё усиливавшегося ветра. Погода откровенно не радовала. Небо было затянуто тучами так, что солнечный диск просто выделялся мутным пятном. Студёный ветер дул ровно и сильно. Время от времени резкие шквальные порывы ощутимо покачивали даже устойчивый к таким фортелям погоды ковёр-самолёт.

— Борисыч, посмотри на горизонт.

Акела повернул голову. Чёрная полоса на стыке неба и земли, выглядела до предела зловеще, в ней время от времени вспыхивали молнии.

— Прямо как в тот вечер, — задумчиво сказал Соловей.

— Типун тебе на язык, — сердито сказал Акела. В тот вечер, это, естественно, когда их из их времени сюда выбросило. Нет уж, слуга покорный, не надо нам больше таких подарков.

— Всего лишь грозовой фронт приближается. Что скажешь, морская душа, зад в ракушках?

— Борисыч, я же береговиком был. Но это точно к хорошему шторму, чтоб я жил на одну зарплату.

— Обратно успеем, как думаешь?

— А хрен его знает, товарищ генерал-майор.

Глава 14

Скованные одной цепью

«Камал помог ему на ноги встать.

— Не о собаках толк,

Коль в схватке сошлись один на один

Бурый и серый волк…»

…Командир заставы начал было доклад, но Акела жестом остановил его.

— Где он?

Гвардеец сделал шаг в сторону. Связанный Джура-хан лежал, привалившись спиной к вековой сосне. На губах запеклась кровь, на щеке засохшая ссадина. Он улыбался, щеря зубы в волчьем оскале. В щёлках глаз выражение сильного хищника, угодившего лапой в мощный капкан.

— Зря ты, хан, не послушал нас. Говорили же тебе — проходи мимо, — миролюбиво заметил Акела.

— Кудай[59] — хозяин наших судеб, — философски отозвался волчара, — от того, что написано на роду, не увернётся самый хитрый лис. Тем более не к лицу вертеться мне.

— Ты свою судьбу сам выбрал. Грузите, братцы, этого волка на ковёр.

Гвардейцы без всякой нежности бухнули пленного на середину ковра. Тот только дёрнул от боли уголком рта, но не проронил ни звука.

— Возьми, витязь, двух человек для охраны, — посоветовал командир заставы, — мало ли что.

— Тебе здесь люди нужнее, — отозвался Акела, — мы уж как-нибудь.

— Это зверюга опасная, — тихо добавил гвардеец.

— Так ведь и мы не овечки. Не волнуйся, друг. Полетели, Викторыч.

— Погода мне, Борисыч, конкретно не нравится.

— Мне тоже, — пожал плечами Акела, — но ведь другой нам не предлагают.

— Эт-точно.

Погода действительно становилась всё хуже. Ветер прямо-таки по-разбойничьи завывал в кронах сосен, сгибая стволы, как ветки ивняка. Потемневшее небо уже озарялось только вспышками молний под аккомпанемент далёкого ворчания грома.

Они сели рядом со связанным ханом, ковёр поднялся в воздух и лёг на обратный курс. Джура-хан, полностью расслабившись, вольготно лежал на спине. Взгляд его был равнодушно устремлён в полыхающее зарницами небо. Ковёр, качаясь под рывками шквалов, уже с трудом продвигался в нужном направлении, преодолевая сопротивление ветра.

Они успели отдалиться от заставы на несколько километров, когда погода окончательно взбесилась. Ураган, взвыв, как раненый зверь, рванул так, что ковёр закрутило щепкой в водовороте.

— Нужно садиться! — проорал Акела Соловью в ухо.

— Уже пробую, — прокричал тот, — не могу, нас уже ветер тащит, у ковра парусность слишком большая.

Самолёт уже действительно не мог противостоять разбушевавшейся стихии, его несло, как говорится, без руля и без ветрил. Внизу, сливаясь в полосы, мелькали пятна пейзажа, похожего сверху на камуфляж «сумерки».

Всё это Акела отмечал краем глаза, не отводя глаз от ценного пленника. Одной рукой он крепко держал стягивающую хана верёвку — не дай Бог улетит с ковра вниз. Лицо пленника по-прежнему ничего не выражало, вспышки молний освещали только бесстрастные глаза и плотно сжатые челюсти. Восток — дело тонкое, слыхали, а как же.

Громадная ветвистая молния под чудовищный грохот разорвала небосвод. В душе всё-таки шевельнулся холодный червячок страха. Эта гроза действительно напоминая ту самую, из-за которой они оказались здесь. Не дай Бог зашвырнёт ещё куда похуже. Как ни плохо было им, когда они попали сюда, но прижились понемногу. И неплохо, надо сказать, прижились. Потерять ещё и этот мир — не есть здорово. Под впечатлением этой мысли он глянул вниз. Их уже мотало над кипящими бурунами морских волн, видно белую кипень на гребнях.

Шквал сильно тряхнул ковёр, небо опять распорол атмосферный разряд и вспышка ярко осветила пленника. Руки хана были свободны, а на лице были видны только оскаленные белые зубы и горящие сумасшедшим восторгом глаза. Хан диким котом бросился на Акелу, пытаясь схватить руками за горло. «Где Васька?» — мелькнула мысль. Отбив руку Джура-хана, он схватил его за шею. Толкнувшись ногами, тот всем своим телом ударил Витязя и, сцепившись, они полетели вниз, прямо в бушующее море. Удар шквала пробкой заткнул горло и холодная волна накрыла его с головой.

…Прозрачная зеленоватая масса волн колыхалась в глазах, то закрывая весь обзор, то вдруг съезжая вниз. И тогда солёная вода тяжёло била по лицу, словно песком набитая подушка. В лицо изо всей дурацкой мочи била стена ветра, плотного, как мешок с цементом. Сгустившийся воздух, моментально забивая глотку, разрывал и без того кричащие от нестерпимой боли лёгкие…

Сапоги сразу набрались водой и тянули вниз не хуже пудовой гири. Плюнув на нехватку воздуха, Акела всё внимание и силы отдал попытке избавиться от обуви. Вытащив засапожный нож, он двумя движениями распластал левое голенище. Его не пришлось даже стаскивать, он дрыгнул ногой и сапог канул в тёмной глубине.

Грудь распирало — кончался воздух. Перед глазами поплыли радужные крючки и закорючки, шум в ушах и давление нарастали. Витязь взмахнул руками, вырываясь за свежей порцией кислорода. Голова пробила поверхность воды, но порыв ветра мгновенно залепил судорожно открытый рот.