Крестовый поход на Россию - Сборник

По словам перебежчика, солдата 262-го пехотного полка, солдаты его дивизии о международном положении «ничего не знают, об успехах Красной Армии также»121. На отсутствие регулярной информации жаловались многие: «Мы живем отрезанными от всего остального мира… Газеты, прибывающие из Испании с месячным опозданием, – наш единственный источник получения приблизительного представления о том, что творится на всех фронтах»122. Солдат 269-го полка сообщил, что в письмах, приходящих из Испании, все фразы, касающиеся международной обстановки и событий на фронтах, вычеркивались цензурой123. Командование, вероятно, полагало, что франкистский фанатизм был достаточно надежной броней против «разлагающего» влияния информации. «Исключительно важной мне представляется краткая и лаконичная сводка Верховного командования, которая признает прорыв фронта южнее Сталинграда. Но этому здесь едва ли придают даже второстепенное значение, хотя этот факт представляется мне весьма симптоматичным. Такова уверенность испанского солдата в исходе войны»124, – с горестью отмечал 7 декабря 1942 года в своем дневнике капрал-фуражир 262-го пехотного полка. Как не вспомнить в этой связи клятву молодого фалангиста: «Обещаю отвергать и игнорировать голос, который может ослабить дух нашей фаланги, будь то голос друга или голос врага»125.

Впрочем, командование «Голубой дивизии» смотрело на события с большей степенью трезвости: «Мы жили в то время ожиданием предстоящего наступления на Ленинград… – писал в своих мемуарах командир дивизии генерал Эстебан-Инфантес. – Уверенные в победе, мы с нетерпением ожидали начала предстоящей операции, но вдруг поступили первые сообщения о сражении под Сталинградом!.. Как только мы осознали поражение немцев и увидели, что германские войска уходят с нашего участка фронта на юг, мы поняли, что ход войны изменился и мы наступать не будем. Сперва ушли подразделения тяжелой артиллерии, затем пехотные дивизии, транспортные средства и др. На нашем участке фронта остались только дивизии, предназначенные для обороны»126. «Мы» – это означает командование дивизии и высшие офицеры, специальная подготовка которых и общий уровень образования были значительно выше уровня основной солдатской массы. Но, какие бы ни были сомнения у офицеров, перед строем рядовых они охрипшими, срывающимися голосами говорили, что при всех условиях «Германия выиграет войну»127.

Вот страницы уже цитировавшегося дневника: «Холодные и неспокойные ночи… В окопах тревоги беспрерывны, и принимаются всякого рода меры, чтобы предупредить сюрприз русских. Ночью, когда я наконец заснул, несмотря на разрывы русских снарядов, авиабомбы упали так близко от моего дома, что, когда я выскочил на улицу, то увидел, что исчезла крыша помещения, в котором находились боеприпасы нашей дивизии… Остается несомненным, что легкие и громкие триумфы достаются все труднее. В дивизии по-прежнему царит нервное предчувствие грядущих неизбежных атак. Сегодня (27 декабря), например, пронеслись слухи о довольно важных военных операциях, которые якобы должны скоро начаться… Никто не знает, кто будет атаковать первым, но, по всей вероятности, наши военные приготовления имеют целью сдержать русское наступление»128. Январские записи 1943 года свидетельствуют о нараставшем с каждым днем напряжении: «Тревоги в секторе дивизии, можно сказать, стали постоянными. Это война нервов, которая изматывает даже наиболее крепких людей. Часы неописуемого напряжения с вечно натянутыми нервами в ожидании противника, лучший союзник которого – внезапность. Но русские не атакуют испанцев. Страх? Простая случайность. Время, высший судья, расшифрует тайну неподвижности нашей дивизии… Сейчас остались позади мирные дни у Ильменского озера. Война начинает становиться жуткой реальностью; в шуме и грохоте сражений на обоих флангах дивизии война становится с каждым днем все более ожесточенной»129.

Утром 12 января 1943 года «артиллерия и авиация Волховского и Ленинградского фронтов и Балтийского флота обрушили на позиции врага лавину огня и стали»130. Началось наступление советских войск. В немецком фронте образовалась брешь. А уже к 18 января командующий 18-й немецкой армией генерал-полковник Линдеман «вынужден был отдать приказ о том, чтобы каждая дивизия его армии на других участках выделила для закрытия прорыва по одному пехотному батальону или артиллерийской батарее»131. Командование «Голубой дивизии» послало в район Мги батальон 269-го полка, который считался одним из лучших и наиболее боеспособных в дивизии132. В феврале 1943 года настала очередь и для всей дивизии. По словам перебежчика, солдата 263-го полка, удар, нанесенный советскими войсками (55-я армия) 10 февраля в районе Красный Бор, произвел на испанцев удручающее впечатление133. Военнопленный, солдат 262-го полка, взятый в плен 3 марта в районе Путролово, рассказал, что «последние бои были сильнейшим испытанием для испанцев, они понесли колоссальные потери, были уничтожены целые батальоны…». Война, а особенно последние бои, по словам пленного, сурово отразились на настроении даже солдат-фалангистов, раньше фанатически веривших в силу Германии134. В результате боев на Колпинском участке фронта 262-й полк, понесший особенно большие потери, был снят с линии фронта и отведен на укомплектование. Тяжелые потери «Голубой дивизии» во время зимнего наступления Красной Армии на Ленинградском и Волховском фронтах еще больше сгустили атмосферу пессимизма в Мадриде, вызванную итогами Сталинградской битвы.

Еще 9 июня 1942 года между Франко и новым послом США в Испании Карлтоном Хейсом состоялась примечательная беседа. После вручения верительных грамот (кроме Франко, присутствовали Суньер и официальный переводчик барон де ла Торрес) состоялась беседа. Хейс спросил, может ли Франко спокойно относиться к такой перспективе, как господство на всем континенте нацистской Германии с ее фанатическим расизмом и антихристианским язычеством. Франко ответил, что это не совсем приятная перспектива для него самого и для Испании, но он надеется, что Германия сможет пойти на какие-то уступки западным державам и установить какого-либо вида «баланс сил» в Европе. «Франко настаивал, что опасность для Европы и Испании исходит не столько от нацистской Германии, сколько от русского коммунизма. Испания не столько желает победы оси, сколько поражения России»135. Статут «невоюющей стороны», разъяснял Франко, означает, что Испания не является нейтральной в борьбе против коммунизма, прежде всего в войне между Германией и Советским Союзом, с другой стороны, Испания не принимает участия в конфликте между «осью» и западными державами, Испания, по его словам, не испытывает вражды к США…

За год многое изменилось. 1 мая 1943 года новый германский посол в Испании Дикхоф сообщал в Берлин: «Бросалось в глаза, что каудильо, очевидно, не совсем верит в возможность полного разгрома Советов; он неоднократно говорил об огромных пространствах страны и ее человеческом потенциале, и вообще в его рассуждениях нельзя было не слышать скептической ноты». Он, по словам Дикхофа, «не видит, каким образом могут быть сокрушены Англия и Америка»136. Франко, видимо, решил, что пришло время для мелких уступок англоамериканцам. 29 июля 1943 года в своей резиденции Эль-Пардо Франко принял К. Хейса по его просьбе. На беседе присутствовали министр иностранных дел граф Хордана и барон де ла Торрес. В конце беседы Хейс заявил, что «испанское правительство должно отозвать свою „Голубую дивизию“ из германской армии, воюющей в России». Хейс напомнил, что в 1939—1940 годах не было никакой «Голубой дивизии», что она была создана только после того, как Германия напала на Россию. Отсюда складывается впечатление, что Испания больше заинтересована в оказании военной помощи Германии, хотя бы символически, чем в борьбе с коммунизмом.

Франко повторил свой излюбленный миф о «вмешательстве русских агентов» в испанскую гражданскую войну, чем и объяснял свое присоединение к Антикоминтерновскому пакту. Далее он подробно перечислил все случаи своих «расхождений» с Германией и напомнил о его «протесте» Гитлеру, который «грубо нарушил Антикоминтерновский пакт» в августе 1939 года. «Когда Германия напала на Польшу, – продолжал Франко, – он и все испанцы симпатизировали католической Польше. Затем, когда началась советско-финская война, Франко изучал возможности посылки дивизии испанских добровольцев на помощь Финляндии, и только недостаток вооружения и транспортных средств помешал ему это сделать. Наконец, когда Германия и Россия вступили в борьбу, возникла практическая возможность посылки испанских добровольцев на Восточный фронт». По мнению Франко, это не было актом помощи Германии в борьбе против союзников, а выражало враждебность Испании коммунизму.