Австрийский моряк - Джон Биггинс

— И там нет течения?

— Совсем небольшое. Но прошу, герр оберстаудитор, могу я поинтересоваться, к чему все это? Меня вызвали сюда, чтобы обвинить в небрежном ведении бортового журнала, или за всем этим стоит какая-то более серьезная цель?

В разговор вмешался адмирал.

— Да, Прохазка, думаю, справедливо сказать вам, что произошло и почему вы здесь. Вы знаете, как я понимаю, что пропала императорская германская подводная лодка-минер UC-8?

— Не знал, герр вице-адмирал, но перед тем как покинуть Полу, я слышал, что она задерживается.

— Так вот, дело в том, что у немцев теперь есть веские основания подозревать, что третьего июля вы по ошибке потопили их лодку. Говоря прямо, Прохазка, они требуют вашу голову: спрашивают, что же мы за союзники, раз награждаем высшим военным орденом людей, которые топят их подводные лодки.

— Но герр вице-адмирал, это невозможно, — возразил я. — Корабль, который мы торпедировали, был итальянским, возможно типа «Фока», и уж точно не германская лодка. Когда мы добрались до места, в воздухе воняло бензином, и, во любом случае, это было юго-восточнее зоны действия UC-8.

— Да, герр шиффслейтенант, я понимаю ваши доводы. Но как ни жаль это признавать, у немцев есть чертовы доказательства, с которыми трудно убедить их в неправоте, — тихо прошептал он.

Мне сунули папку с фотографиями. На них были несколько расщепленных досок с надписью MARINE VERSORGUNGSABTEILUNG 30, WILHELMSHAVEN [40], сморщившаяся от воды расчетная книжка, выписанная на имя боцмана Питера Ганца, шелковая ленточка с бескозырки с вышитой готическими буквами надписью UNTERSEEBOOTS FLOTILLE [41]. Эти улики подобрала три дня назад UC-15 очень близко к тому месту, где вы потопили лодку. Кроме того, оказывается, на поверхности оказалось много нефтяных пятен. Ганц, кажется, был ведущим минером UC-8.

— Герр вице-адмирал, позвольте заметить, что это неубедительные доказательства. Лодки UC-типа нередко взрывались на своих же минах, и течение довольно легко могло принести эти предметы с того места, где затонула субмарина.

— Но вы сказали, что там не было течения, — произнес оберстаудитор.

— Достаточное для перемещения легких объектов на несколько миль в день.

Адмирал снова ринулся в атаку.

— Герр шиффслейтенант, кто-нибудь кроме вас видел борт подводной лодки?

— Да, мой старшина-рулевой находился со мной в боевой рубке. Можете допросить его, если вам угодно. Подводная лодка была длинной и низкой, и мигнула нам навигационными огнями.

— Разве вам не приходило в голову, что это могла быть немецкая субмарина? По вашему собственному признанию, вы не спали почти тридцать часов и плохо себя чувствовали после пребывания на дне и из-за волнений в сражении с дирижаблем. И скажу вам ещё, что бензин, запах которого вы почувствовали сразу после потопления, был на самом деле парами от рухнувшего неподалеку дирижабля.

— Конечно, я не исключал такую возможность, герр вице-адмирал, но я отклонил это предположение, потому что, во-первых, подводная лодка была явно не немецкой по внешнему виду; во-вторых, мы находились вдали от зоны действия UC-8; в-третьих, потому что мигающие навигационные огни — глупая выходка, совершенно не характерная для немцев.

Либковиц обхватил руками подбородок.

— Вы ставите меня в сложное положение, Прохазка. С одной стороны, мы доверяем вашему огромному опыту и обоснованному мнению как командира подводной лодки. Но с другой стороны, наши германские союзники потеряли одну из своих субмарин и совершенно убеждены, что это сделали вы. Они утверждали в течение почти двух лет, что австрийская процедура сигналов не упорядочена и что наши военно-морские офицеры не так хорошо обучены. Теперь, похоже, у них есть какие-то веские доказательства, и они собираются пустить их в ход. После награждения вас орденом Марии-Терезии они просто жаждут вашей крови. И откровенно говоря, после летней катастрофы нашей армии мы едва ли имеем возможность в чем-либо им отказать.

В этот момент я взбунтовался.

— Могу я тогда почтительно спросить членов этой группы, как предполагается поступить со мной? Меня отдадут под трибунал? Поскольку в противном случае я буду его требовать, чтобы восстановить своё доброе имя.

— Боже ты мой, да вы с ума сошли! — воскликнул Либковиц. — Какими же дураками мы бы смотрелись, награждая вас "Марией-Терезией" в один день и отдавая под трибунал на следующий! Нет, Прохазка: боюсь, что для большей пользы двуединой монархии и ее союзников вам придётся… так или иначе удалиться со сцены. Теперь, будьте любезны, подождите в коридоре. Боюсь, мы должны обсудить это конфиденциально.

Когда я шагнул в коридор, у меня в голове возникла картина: приемная со стоящей на столике бутылкой шнапса и пистолетом. Нет, думал я, забери их всех дьявол — пусть лучше посадят меня в тюрьму или сами выполняют грязную работу, если хотят меня убить. Какое они имеют право требовать у невинного человека покончить с собой, только чтобы успокоить немцев? Я бы ещё сотню раз отдал свою жизнь за Австрию, столкнувшись с врагом, но самоубийство для спасения государственной репутации — дело другое… Мысленно репетируя дерзкую речь перед этим неофициальным трибуналом, я с удивлением увидел сводного брата Елизаветы - Миклоша, шаркающего по коридору в своей неуклюжей манере. Я знал, что он находится в Вене в составе венгерской парламентской делегации, но понятия не имел, зачем он притащился сюда. Миклош остановился и посмотрел на меня, как на кучку грязи на паркетном полу.

— А, герр шиффслейтенант, — ухмыльнулся он, — я слышал, наконец-то вы получите то, что заслужили. Я всегда говорил, что непозволительно венгерской дворянке мешать кровь с простым чешским свинопасом. Теперь, когда вы убили ее брата, возможно, она мне поверит.

— Откуда это вам известно?

— Скажем так, — улыбнулся он, — Будапешту нравится поддерживать собственные контакты с Берлином. Так или иначе, можете считать, что брак отменен, и если я снова увижу вас около графини Эрленди-Братиану, то с превеликим удовольствием застрелю. Желаю хорошего дня.

— Ах ты, грязная венгерская вошь, я…

Дверь открылась.

— Герр шиффслейтенант барон фон Прохазка приглашается в переговорную.

Я вошел и понял, что предстал перед комиссией по расследованию. Либковиц встал, чтобы огласить вердикт.

— Герр линиеншиффслейтенант, неофициальная комиссия считает дело против вас… недоказанным. Однако моя прискорбная обязанность перед лицом сильнейшего и непреодолимого давления со стороны наших германских союзников информировать вас об отстранении от командования субмариной U-13. Относительно вопроса вашего… поступка чести, мы решили, что вовсе не в интересах монархии толкать на самоубийство человека, накануне получившего Рыцарский крест военного ордена Марии-Терезии. Поэтому мы пришли к следующему благоразумному решению: с завтрашнего дня вас переводят в качестве наблюдателя в имперский и королевский воздушный флот на фронт Изонцо.