Сказки русских писателей - Владимир Аникин

— Хватит!

Стали нивхи жить хорошо. Весной и осенью рыба идет!

Про многих людей с тех времен забыли… А про Азмуна помнят до сих пор. И на земле и в море помнят.

Как разволнуется море, заплещутся волны в прибрежные скалы, седые гребешки на волнах зашумят — в свисте ветра морского то крик птицы слышится, то суслика свист, то деревьев шум… Это Морской Старик, чтобы не заснуть, на кунгахкеи играет, в подводном доме своем пляшет.

Бедняк Монокто

[78]

орошая работа даром не пропадает. Скоро или не скоро, а всегда людям пользу принесет. Не тебе — так сыну, не сыну — так внуку.

Умер у одного ульчского парня старый отец. Перед смертью позвал он к себе сына, посмотрел на него, заплакал:

— Жалко мне тебя, Монокто! Дед мой бедняк был, ангаза, — как люди говорят; отец был ангаза; меня, сколько жил, ангаза звали; и тебе, видно, эту кличку носить. С малых лет до старости я на богатого Болда работал, да ничего не заработал. У Болда рука легкая — когда он берет. У Болда рука тяжелая — когда он дает. Вот и смерть пришла, а ничего я тебе не оставляю. Только нож, огниво да острогу. Они мне от отца остались. Отец их от деда получил… Пускай они теперь тебе послужат.

Сказал это отец и умер.

Одели его в последнюю дорогу. Похоронили. Малые поминки справили.

Взял Монокто отцовский нож, огниво да острогу и стал на Болда работать, как отец его работал.

И забыли люди, как его зовут, стали называть ангаза — бедняк.

Верно старик сказал: тяжелая у Болда рука, когда он дает.

Позвал Болда парня к себе, говорит ему:

— На твоем отце долг был. Долг его теперь на тебя перешел. Не отработаешь за отца — худо придется отцу на том свете. Отработаешь — хорошо ему станет. А я тебе помогать буду: кормить, одевать буду, что съешь, износишь — за тобой считать буду.

Стал Монокто за отца долг отрабатывать. Стал Болда ему помогать. Только от его помощи бедняку, что ни день, все хуже становится. Ходит Монокто в обносках, кормится объедками, слова сказать не смеет.

Говорит ему Болда, едва рот разевая от жира:

— Трудись, Монокто, трудись! Мы с тобой теперь как братья. Оба о душе твоего отца заботимся. Я тебе работу даю, а ты трудишься. Работай, Монокто, работай! Если долг отца не отработаешь, не успокоится его душа…

Молчит парень, работает. До того доработался, что на нем едва халат держится — ребра все пересчитать можно.

А к Болда отовсюду богатство идет. Он с заморскими купцами дружит, товары у них покупает да сородичам продает за три цены. На него полдеревни дома и на реке работает — рыбу ловят и сушат, вялят юколу да за собаками Болда ходят. Полдеревни на него в тайге работает — зверя да птицу бьют. Болда все к себе в дом тащит. Десять жен у Болда — всех за долги у сородичей отобрал, ни за одну выкуп не платил. Десять невольников у Болда — свои долги отрабатывают, свою жизнь горькую проклинают. Что ни осень — едет Болда в Никанское царство на десяти лодках с желтыми парусами из рыбьей кожи. Там в городе сам амбань — начальник — с Болда чаи распивает, пушнину — меха — у богача покупает; сколько за шкурки Болда отдал — не спрашивает, а ему цену хорошую дает.

Жиреет Болда все больше и больше. Что ни день — Болда все толще делается. А Монокто уж едва ноги таскает.

Просит однажды Монокто:

— Позволь мне для себя рыбы наловить! Видишь — у меня живот уже к спине прилип. Пропаду я, — как долг за отца отработаю?

Говорит Болда добрым голосом:

— Налови, налови, ладно! Только сперва мне, в большой чан, потом — себе. Да мою острогу не бери. Да мою лодку не тронь.

Целый день Монокто рыбу ловил. Большой у Болда чан — не скоро его набьешь. А тут дождь пошел. Так и хлещет. Сел ангаза на берегу: как себе рыбу ловить? Лодки у парня нету. Силы у парня нету. Взял Монокто отцовскую острогу, а кинуть ее не может. Посмотрел парень на свои руки, заплакал:

— Погибаю я совсем, смерть подходит, руки мои сохнут!

Посмотрел на отцовское наследство: нож, острогу да огниво, и рассердился:

— Плохие вы мне помощники! Сколько лет работали — захотели бы, давно бы сами всё делать научились. А вы без рук моих ни на что не годитесь!

Стыдно стало ножу. Зашевелился он на поясе у Монокто, из чехла выскочил, в лес побежал. Сухостой принялся рубить — целую гору нарубил. Тальник на шалаш принялся резать — много нарезал.

Посмотрело огниво на своего хозяина. А Монокто лежит, не шевелится. Выскочило огниво из мешочка, к сухостою подскочило, огонь выкресало, костер разожгло.

А нож тем временем шалаш сделал. И опять в тайгу поскакал. Большой тополь свалил. Принялся лодку долбить. Только стружки кольцами в разные стороны завиваются да бревно кряхтит, с боку на бок переворачивается, то одну, то другую сторону подставляет…

Оглянуться Монокто не успел, как отцовский ножик сделал лодку хорошую, какой еще ни один мастер не делал. Сел Монокто в шалаше. К костру руки протянул. Отогревать стал, чтобы за острогу взяться.

Зашевелилась тут острога. Стыдно стало ей, что товарищи ее работают, а она без дела лежит. Поднялась, черенком лодку в воду столкнула. Поплыла лодка по реке. Огниво — за ней, в лодку вскочило, стало огонь высекать. Идет рыба на огонь, целыми стаями идет. Тут уж острога за работу взялась. Как ударит в воду — так тайменя[79], осетра или амура[80] тащит.

Кончили дело — назад пошли. Лодка к берегу подплыла. Острога у шалаша встала. Огниво в мешочек спряталось. А нож в свой чехол прыгнул.

…Наелся Монокто досыта, отогрелся. Чувствует — силы у него прибавляется, опять человеком он становится.

Говорит Монокто огниву, ножу да остроге:

— Вот спасибо вам! Теперь вижу — помощники вы хорошие. Будете так помогать, скоро я долг отца отработаю — на себя рыбачить стану. Про Болда думать не буду.

А Болда — тут как тут. Увидал огонь на реке, услыхал, как рыба плещется, унюхал, что жареным пахнет, и невтерпеж ему стало — кто это без спросу костер палит, рыбу ловит, жареное ест? Прибежал. Видит — его ангаза у костра сытый сидит, шалаш над ним просторный, костер у шалаша большой, у берега лодка новая стоит, рыбы полная…

— Э-э! — говорит Болда. — Как же это так, ангаза, получается? Долг отца отработать не можешь, а сам такую большую добычу имеешь! Говорил — силы нет, а сам смотри какой шалаш сделал! Зачем лодку мою взял?

— Не твоя это лодка, — отвечает ангаза Монокто.

— И не твоя. У тебя лодки нет, — говорит Болда.

— Моя, — отвечает Монокто.

Рассказал парень, как ему стариковские вещи помогли, когда он помирать собрался.

Посмотрел Болда на парня. Говорит ему тихим голосом:

— Вот и хорошо, ангаза. Я тебе долг отца прощу. Только ты мне свой нож отдай.

Опечалился Монокто. Подумал, покурил. Придется, видно, нож отдать… Отдал нож. А Болда не уходит. Опять говорит добрым голосом:

— Я тебе большой отцовский долг простил. А за ним еще средний долг есть. В среднем амбаре на стене зарубка сделана. Давай твою острогу.

Вздохнул Монокто. Отдал острогу. А Болда все сидит. Покурил, покурил, говорит сладким голосом:

— За твоим отцом, ангаза, еще маленький долг остался — на стене в моем маленьком амбаре тоже зарубка есть. Давай уж и огниво твое. Отец совсем чистым станет. А то, что за тобой, я потом с тебя возьму.

Заплакал Монокто. Отдал Болда и огниво.

Только он богача и видел! Убежал Болда. Одной рукой стариковы вещи держит, другой рукой — живот свой толстый, чтобы бежать не мешал.

Утром рано поднялся богач. Радуется, что теперь стариковы вещи на него работать будут, а кормить их не надо.

Пошел Болда в лес. Там на него бедняки работали — лодку делали, из тополя долбили. Растолкал всех Болда, раскричался:

— Что вы плохо работаете! Кормить вас не буду! Мне один нож быстрее дерево выдолбит, чем вы все, лентяи! Этот нож для Монокто лодку сделал, пока парень трубку выкурил…

Вынул Болда нож из чехла, бросил на землю. Упал нож и не шевелится. Не идет лес валить. Не идет лодку делать.

— Как так? — говорит Болда. — Нож у Монокто сам работал.

Посмотрели люди на богатого и говорят:

— У Монокто руки все делать умеют, оттого и нож их слушается. У тебя руки только и умеют деньги считать да собирать.

Побежал Болда на реку. Схватил острогу и в реку кинул. Ушла острога в воду, воткнулась в дно. Не мог ее Болда вытащить, как ни бился.

Рассердился Болда. Понял, что стариковы вещи ему служить не хотят. Вытащил огниво из мешка, бросил на траву. Упало огниво, высекло огонь. Побежал огонь по траве, к самому дому Болда подкатился, к амбарам. Не успел Болда и глазом моргнуть, как пошел огонь по амбарам да по дому гулять. Загорелось добро богача. Кинулся Болда огонь топтать. Затоптать хотел, да не смог. От огня нагрелся Болда. Весь жир его растопился. Растаял Болда. Только и остались от него унты да халат.