Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель

на ладони определяет тебя с ног до головы. Даже когда они пытаются хоть немного шевелить мозгами… Поскреби малость — отыщешь всё того же рыцаря, самоотверженность с жертвенностью пополам. А между тем…

Чёрная перчатка взлетела в воздух, и Хорот Эвклинг на миг проводил её взглядом. На ладонь он взглянуть не успел.

Что-то скользнуло по коже, падая сверху. Хорот ощутил будто бы лёгкий удар по плечу, прикосновение холодного к шее и лёгкий укол под подбородком — словно булавкой.

— …вы бы лучше по сторонам смотрели, пока я вам зубы заговариваю. Иначе давно бы уже догадались, что Целительница нынче плачет отнюдь не исцеляющими слезами, а с ладоней у неё не благословения падают.

Холодное пробежалось вокруг шеи, царапнуло кожу, и Хорот передёрнулся, схватился за это ладонью — ладонь тоже укололо, раз, два, и он швырнул в воздух проклятую, юркую тварь. Разящий взметнулся, разрубая маленькую ящерку напополам.

— Один из ваших, — заметил Шеннет, надевая перчатку опять. — Возвращаю, так сказать, хозяину — впрочем, вы же вряд ли видели их близко.

Хорот, оцепенев, смотрел на две части радужно-перламутровой ящерицы. Части еще жили, не понимая, что вышло время: одна сучила лапками и разевала рот, вторая дергала хвостом и извивалась.

«Мелочь, — стучало в висках. — Пыль, мелочь, блеф».

Смерть от лезвия — чиста, от яда же — позорна, и она не для истинного Мечника.

— Вы же не ожидали, что я, например, с мечом на вас брошусь, — говорил Шеннет, и его голос казался назойливым, тягучим. — Даже если бы у меня и был клинок — с детства всего этого не выношу, да и потом, вы же сами сказали — яд моё оружие.

Мелочь. Седой калека не может одолеть Истинного Мечника. Собраться с мыслями, нужно… меч, он ещё успеет…

Ему нужен был его Дар — и он воззвал к нему, но по венам вместо приятного жара растекся ледяной холод, и магия не пришла. Ему нужен был меч — но Разящий потяжелел во много раз, и тёплая рукоять покинула ладонь, звук падения донёсся — дальний и глухой, будто бы из бездны. Нужно было его тело — ловкое, гибкое тело мага Меча — и он потянулся за кинжалом, раз меч его покинул — и рукоять отказывалась подворачиваться негнущимся пальцам, а времени было так мало. Да ещё трескотня Шеннета, от неё раскалывалась голова, а ему, Эвклингу Хороту Разящему было так нужно что-то, так… нужно…

— … о ваших людях, конечно, тоже позаботились… Милая, не стоит смотреть, я же говорил. Господину Эвклингу ты ничем не поможешь, и мы же не хотим, чтобы у тебя опять начались кошмары. Будь умницей, отвернись. Давай я кликну кого-нибудь, они тебя проводят к выходу.

Хорот поскользнулся на мраморе, залитом слезами Целительницы. Качнулся, опустился на одно колено. Он видел теперь их очень ясно: седовласый Хромец встревоженно выговаривал что-то, Арианта, в золотом сиянии волос, оперлась о его плечо и смотрела печально.

— Не нужно было этого делать, карменниэ, — Когда это маленькая королева нахваталась языка нойя? Наверное, в изгнании. Звать Шеннета «лучшим из людей» — презабавная шутка.

— Знаю, дорогая, — он бережно вытирал слезинки с её щёк. — Будь твоя воля — ты раздавала бы всем шансы, как одна моя знакомая варгиня. Но в случае с господином Эвклингом темница или исчезновение вызовут много вопросов. Здесь же — он герой, который попытался остановить новый Сонный Мор и поплатился жизнью. К тому же, шанс у него остаётся. Сказочный шанс: трое суток на поцелуй любви, правда, пока его найдут и начнут поиски — нужно будет взаимное, истинное чувство. Так что, господин Хорот, если вы кого-то любили по-настоящему…

Свой меч. Истинный Мечник… только свой меч.

Колонны храма извивались, оборачивались змеями, разевали пасти, и нужно было пробежать через ряд чудовищ, рассекая их клинком — пробежать, чтобы попасть на ночной турнир с самым лучшим призом, и он не понимал, почему эти двое так говорят о нём: он не проиграл, он только выходит в бой, он ещё останется в песнях…

— Он останется в песнях, — говорил лунноволосый призрак, обнимая прильнувшую к его плечу светлую тень. — О нём сложат дивные сказки, можешь не сомневаться. О спящем юноше, который ждёт прикосновения губ истинной возлюбленной. Ну, пойдём, не надо смотреть.

Нет, смотри на меня, — хотел он сказать. Гляди на меня со слезами, подари мне свой поцелуй, стань моей Целительницей — и я буду твоим Мечником…

Она стояла над ним, глядя пристально, светло и строго — и он тянулся к ней, светящейся, изо всех сил, полз по холодным плитам. А вокруг были встающие на дыбы колонны, и меч оборачивался на полу храма то змеёй, то лисицей со вздыбленной шерстью, то тростью, трубы звали его на последний турнир, но он стремился только к ней, шепча немыми губами: «Милосердия, милосердия». Она не могла не откликнуться, и она откликнулась, склонилась над ним, в целительном сиянии, теплые слёзы упали к нему на лоб…

— …что до пустошников и их участия в этой авантюре — со временем всё выяснится. Надо бы присмотреться к господам из Гегемонии пристальнее…

— А варги? Ты расскажешь мне о Гризельде Арделл?

Ресницы отяжелели, и он разомкнул их с усилием. Словно поднимал давно заржавевшее забрало.

Двое уходили от него по плитам храма. Невысокий седой мужчина помогал себе тростью при ходьбе. Девушка — ещё хрупкая, но с царственной осанкой — доверчиво опиралась на его руку. Склоняла к нему золотую корону волос — и бестрепетно шла в кипящий, глотающий всё мрак.

Мрак наползал, и в нём были змеи и трубы, возвещающие концовку турнира…

Статуя Целительницы, возвышаясь над Хоротом, роняла слёзы на его лицо.

Милосердие — не для Мечников.

Глава 13

ГРИЗ АРДЕЛЛ

Гриз Арделл ждёт.

Настоящая зима приходит с Днями Дикта Жестокосердного, и в питомник несут обмороженных животных, хищники начали подходить к селениям, а деревенские и городские охотники ставят жестокие капканы. И много дел — потому что теперь нет Хааты, и дежурить в закрытой части приходится своими силами, Гриз всё чаще уходит в патрули с Морвилом, Мел натаскивает на помощь пару керберов, и нужно ещё перетирать травы для мазей от обморожения, подпаивать молодняк керберов и шнырков молоком с рыбьим жиром, разгонять пьянки Лортена…

Тысяча, тысяча дел. Она ждёт во время каждого из них.

Прощальные инструкции Эвальда Шеннетского ушли под кожу изогнутым кошачьим когтем.

«Однажды к вам придут», — и лукавая улыбочка, как