(Не) Пара для генерала драконов (СИ) - Валентина Ладная

Такие времена я вспоминала с теплотой. Потому что мы сумели преодолеть с ней все разногласия.

Но не с Веррионом.

В тот день, когда Ник приехал, несмотря на его кажущуюся веселость, я все чаще ловила на себе его хмурые взгляды.

— Дара, что между вами происходит? Веррион как привидение ходит по дому. Да и ты, смотрю, не шибко счастлива.

Я пыталась отшутиться. Но, видимо, долгое молчание и внутреннее напряжение, скапливающееся не один месяц, выплеснулось наружу. Я не выдержала, расплакалась, захлебываясь собственными слезами, рассказывая Нику, что чувствую.

Что не могу простить Верриону тот обвал. Что когда лежала под завалами, погребенная заживо, впервые осознала, что муж, который должен беречь свою жену, попросту оставил меня там погибать. Что его несдержанность и злость всегда причиняли одну лишь боль. Что тот случай стал последней каплей и я выдохлась… опустошилась, переливаясь через край.

Пустая, не наполняемая ничем. Даже рождение сына, которого любила всем сердцем, не смогло заполнить в моей душе то место, что отвечало за любовь.

У Бетрины с ее черным драконом тишь да гладь. Я чувствовала их безграничную любовь друг к другу и даже подпитывалась ею. Звери приняли друг друга.

А вот люди…

Ник, выслушав меня, присел на корточки и, схватив за подбородок, силой заставил поднять заплаканное лицо.

— Дара, ты так ошибаешься. Насчет него ошибаешься. Да, у нас были с ним свои счеты. Но все испарилось ровно в тот день, когда ты оказалась под завалами.

Я удивленно расширила покрасневшие глаза.

— Не понимаю.

Он ослабил свою хватку, убрал руку и сел рядом.

— Что ты помнишь последнее, перед тем как… — он взял дыхание, видимо тоже переживая за меня, — как впала в кому?

— Тебя. Я помню, как ты меня спас.

Он нервно дернулся и, посмотрев прямо в глаза, сказал:

— Я тебя просто вытащил, а спас твой муж.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Когда тот замок обвалился, мы сразу поняли, что дело плохо. Император и Веррион моментально прекратили свой бессмысленный поединок и ринулись тебя спасать.

Но здание было сделано добротно. Усложнялось тем, что оно было невероятно высоким, сложенным из драконьего камня. А оно, как ты знаешь, очень тяжелое и плотное.

Я кивнула, пока не совсем понимая, к чему пытался подвести меня Ник.

— Мы принялись разгребать, но плиты, лежащие сверху, не двигались с места. Ни драконом, ни человеком у твоего мужа ничего не выходило. Он бегал как умалишенный, пытаясь вызволить тебя оттуда. Уже совсем потеряв надежду, он встал, хорошенько уперся ногами и начал поднимать. Не знаю, как ему удалось, но он смог приподнять одну из самых огромных плит. Настолько высоко, что мне хватило пролезть целиком и вызволить тебя.

К горлу подкатил тугой ком. Я тяжело сглотнула, пытаясь унять дрожь в руках.

— Что сталось с Веррионом?

Ник тяжело вздохнул.

— От такой нагрузки его позвоночник не выдержал. Я слышал треск и сильнейший хруст. Он рухнул, парализованный по пояс.

Мы вас обоих доставили домой. Император созвал лучших целителей. Но все разводили руками. Ты не приходила в себя, а он… ему пророчили навсегда остаться инвалидом, прикованным к кровати. Но и здесь он удивил своим упорством. Шевелить его было нельзя, а он, обезумев от переживаний, требовал отнести его к тебе, чтобы быть рядом. Кричал, срывался. Ему все отказывали, рассказывая в подробностях о последствиях.

Я задержала дыхание.

— Что он сделал?

— Однажды ночью мы обнаружили его валяющимся около твоей постели.

Сделала выдох.

— Но как?

— Он на руках полз к тебе, превозмогая сильнейшую боль. Мы перенесли его кровать в комнату. И началась его ежедневная борьба за право сидеть рядом с тобой, а не лежать.

Он занимался каждый день, пока уже его организм не сдался и не стал ему подчиняться.

Он сделал свои первые шаги ровно за сутки до того, как ты очнулась. Приказал убрать кровать и, словно чувствуя, что ты придешь в себя, сидел и ждал этого момента в кресле.

— Но почему он мне не сказал?

Во мне плескалась горечь, а еще восхищение, срывающее все мои замки, которые я навесила на свое сердце.

— Мало того, запретил всем нам рассказывать это тебе. Уверен, еще получу за это.

Ник улыбнулся, большим пальцем вытирая слезы с моего лица.

— Вы должны быть счастливы. Как никто другой. Позволь ему любить тебя и быть наконец любимой…

И я позволила. В тот день не уснула, пока не дождалась его со службы. И когда он по традиции расположился за моей дверью, чтобы снова провести там ночь, отворила ее, впуская его не только в свою спальню, но и в свое сердце, в свою жизнь…

Конец.