Из воспоминаний сельского ветеринара - Джеймс Хэрриот

Однако выяснилось, что я все-таки не такой закоснелый преступник, каким считал себя, ибо день ото дня меня все сильнее мучили сомнения. Правила в УАК были строгими, и, попадись я на таком обмане, мне пришлось бы туго. Но надежда на отпуск, проведенный с Хелен, заслоняла все остальное.

В роковой день мы после обеда валялись на койках, как вдруг в коридоре загремел зычный голос:

— Рядовой второго класса Хэрриот! Ну-ка, Хэрриот, давай сюда!

У меня сердце ушло в пятки. Я как-то не думал, что мне придется иметь дело с самим старшим сержантом Блакеттом. Ну, там со старшим рядовым, с капралом, на худой конец с кем-нибудь из младших сержантов, но не с таким же начальством!

Старший сержант Блакетт был беспощадным блюстителем дисциплины, никогда не улыбался и обладал внутренней внушительностью, которую усугубляли высокая сухопарая фигура, широкие костлявые плечи и рубленая физиономия. Обычно нашими дисциплинарными проступками занимались младшие сержанты, но уж если воздаяние исходило от старшего сержанта Блакетта, оно запоминалось надолго.

И вновь я услышал зычный голос, раскатывавшийся над нашими головами на плацу каждое утро:

— Хэрриот! Давай-давай сюда, Хэрриот!

Я уже выскочил из спальни и рысил по натертому полу коридора. Перед высокой фигурой я остановился как вкопанный и вытянулся.

— Есть, старший сержант!

— Ты Хэрриот?

— Да, старший сержант.

Он помахивал рукой, и зажатая в его пальцах телеграмма зашуршала о голубую шерсть его брюк. Я ждал, а сердце у меня колотилось все отчаяннее.

— Так вот, рад тебе сказать, что твоя жена разрешилась благополучно. — Он поднес телеграмму к глазам. — Значит, так: «Мальчик, оба чувствуют себя хорошо. Сестра Браун». Позволь, я тебя первый поздравлю. — Он протянул мне руку, а когда я ее пожал, вдруг улыбнулся. И внезапно стал удивительно похож на Гэри Купера, тогдашнего короля американского экрана.

— Теперь, конечно, тебе не терпится помчаться к ним, а?

Я тупо кивнул и, наверное, показался ему на редкость бесчувственным отцом и мужем. Тем не менее он положил мне руку на плечо и повел меня в канцелярию.

— Ну-ка, ребята, пошевеливайтесь! — Басовые органные ноты обрушились на писарей за столами. — Сверхсрочное дело. Вот новоиспеченный папаша. Увольнительная, железнодорожный пропуск, жалованье — и поживей!

— Есть, старший сержант! Сию минуту, старший сержант!

А он отошел к железнодорожному расписанию на стене и начал его изучать.

— Ехать тебе ведь недалеко. Ну-ка, посмотрим. Дарроуби… Дарроуби… Ага! Поезд на Йорк отходит в три двадцать. — Он взглянул на свои часы. — Можешь успеть, если поторопишься.

Когда он снова заговорил, нарастающие волны стыда уже захлестывали меня почти с головой.

— Бегом марш собираться! А мы тем временем закончим с документами.

Я переоделся в парадную форму, кое-как запихал все необходимое в вещмешок, вскинул его на плечо и кинулся назад в канцелярию.

Старший сержант уже ждал меня с длинным конвертом в руке.

— Тут все, сынок, и времени у тебя полно. — Он оглядел меня с ног до головы, потом обошел со всех сторон и поправил белую эмблему на моей фуражке. — Так-то лучше. Надо ведь, чтобы твоей хозяйке тебя не стыдно было, верно? — Он снова одарил меня гэрикуперовской улыбкой. Как это я раньше не замечал, что он очень красивый мужчина, а глаза у него добрые?

Мы пошли по коридору к выходу.

— Это у тебя первый, так?

— Да, старший сержант.

Он кивнул:

— Знаменательный для тебя день. У меня их трое. Совсем уже взрослые стали, но все равно я по ним стосковался. Чертова война! Знаешь, я тебе завидую: войдешь вечером в дверь и увидишь своего сына, в самый что ни на есть первый раз.

У меня даже уши горели, таким виноватым я себя почувствовал. Мы остановились на верхней площадке лестницы, и я не сомневался, что бегающие глаза и смущенный вид выдадут меня с головой. Но старший сержант Блакетт смотрел куда-то поверх моей головы.

— Знаешь, малый, — сказал он негромко, — самое лучшее время в твоей жизни подошло.

По парадной лестнице нам ходить не разрешалось, и, сбегая по узким каменным ступенькам черного хода, я снова услышал зычный голос:

— Кланяйся от меня обоим!

Мне было донельзя хорошо с Хелен. Мы отправлялись на долгие прогулки, и я узнал, какое это удовольствие — катить перед собой коляску. А Джимми каким-то чудом преобразился в очень даже симпатичного младенца. Получи я отпуск в положенное время, всего этого счастья мне не видать бы, так что мой план увенчался бесспорным успехом.

Но никакого торжества я не испытывал. Что-то меня грызло. И грызет по сей день.

Старший сержант Блакетт испортил мне всю радость.

Эта белая порода, произошедшая от неприхотливых свиней, которых в старину держали жители уэльских холмов, очень напоминает ландрасов длинным туловищем и длинным рылом, прикрытым опущенными на него ушами. Как и у других пород, опорос бывает дважды в год. Свиноматка приносит до десяти поросят и кормит их два месяца. Когда свинью откармливают на продажу, в ее рацион вводят большое количество отходов молочного производства, и прежде всего сыворотку.

Во время второй мировой войны на бензин были введены строжайшие нормы и на улицах вновь появились конные экипажи. Этот фургон, запряженный парой шайров, обслуживал одну из лондонских товарных станций в 1942 году. Возникший спрос на лошадей привел к повышению цен на них с 40 фунтов стерлингов до 60.

На протяжении второй мировой войны повсюду в йоркширских холмах по 50 часов в неделю трудились одетые в комбинезоны и зеленые джемперы молодые женщины и девушки — доили, пахали, жали, косили сено и выполняли всякие другие сельскохозяйственные работы. Это были члены Женской земледельческой армии, насчитывавшей к 1943 году 80 тысяч человек. Они заменили работников, призванных в армию. Более трети составляли горожанки — и призванные, и уехавшие в деревню добровольно. Опыта у них не было никакого: одни прошли краткосрочные курсы, другие учились в процессе работы. Они ехали туда, куда их посылали, но оставались гражданской организацией, и труд их оплачивали фермеры, которым требовалась их помощь.

В северной, более холодной и влажной части страны основная зерновая культура не пшеница, а овес. Имбирная коврижка сочетает вкус овсяного печенья со сладостью патоки и имбирной душистостью. Это излюбленное лакомство детей да и взрослых, собирающихся у костров 5 ноября в День Гая Фокса. Чтобы испечь имбирную коврижку, смешайте 120 г блинной муки с чайной ложкой молотого имбиря, чайной ложкой пищевой соды и порядочной щепоткой соли. Осторожно растопите в кастрюле 120 г патоки с 50 г сахара и 50 г сливочного масла. Вылейте на муку, добавьте 1 яйцо и хорошенько размешайте, разведя примерно 2 столовыми ложками молока. Выложите в хорошо смазанную квадратную форму со стороной около 15 см и выпекайте при температуре 170°C около часа, пока не затвердеет посередине. Когда коврижка остынет, нарежьте ее кубиками.

У масла, вынутого из маслобойки, внутри обычно остаются пузырьки пахты. Избавиться от них очень трудно, но сделать это надо было непременно, так как пахта быстро приобретает кислый вкус. Чтобы отжать пахту, масло отбивали и месили в деревянной лохани вроде этой, выдолбленной из расколотого пополам вязового чурбака до 1,5 м в длину.

Из только что сбитого масла можно было относительно легко удалить пахту, если пропустить его через отжим. Выгнутый лоток (длиной в метр) снабжен деревянным в желобках катком, который, когда его вращают за ручку, движется по лотку взад-вперед, отжимая масло. Пахта стекает к обоим концам лотка. Ее сливают в маслобойку к остальной пахте, которая идет на корм свиньям или добавляется в тесто для лепешек и овсяного хлеба.

6. Миссис Бек не упускает своего

Миниатюрная старушка протянула мне чашку с чаем, а меня пробрала холодная дрожь: ну вылитая миссис Бек!

Соседняя церковь устроила званый чай для нас, будущих летчиков, скучающих по родному дому. Я поблагодарил, взял чашку и машинально сел, не в силах отвести глаз от лица милой старушки.

Миссис Бек! Вот она стоит в приемной у окна.

— О-хо-хонюшки! Вот уж не думала, что вы такой бессердечный, мистер Хэрриот! — Подбородок у нее задрожал, и она посмотрела на меня с кротким упреком.

— Миссис Бек! Вовсе я не бессердечен, поверьте, но я не могу сделать полостную операцию вашей кошке за десять шиллингов.