Легенда Лукоморья. - Юлия Набокова

— Ив!!!

Я не успела даже протянуть руку, как терем потряс страшный грохот, и мне в лицо пахнуло адом. Половины терема как не бывало. Огненные звездочки курганом легли на две рухнувшие с потолка балки, похоронившие под собой злую колдунью и прекрасного рыцаря. Того, кого я люблю.

— Ив,— выдохнула я и почувствовала на своих губах пепел...

Огонь, лишившийся контроля Агриппины, словно услышал мой зов, и на меня двинулась огненная стена. Я закрыла глаза. Пусть. Все равно все кончено.

— Яна! — раздался за спиной голос кота.— Яна, беги!

Мое место здесь. Рядом с рыцарем.

— Яна, берегись! — как ошпаренный взвыл кот.

И мне в плечо впились стальные когти. Спасительный огонь был так близко, но Чернославу я была нужна живой. Я безвольно смотрела, как огонь отступает, и позволила тащить себя из терема. Сопротивляться не было сил.

На крыльце Чернослав ругнулся и с силой швырнул меня через ступени. Упав на землю, я подняла глаза и зажала рот рукой. На моих глазах Дуняша, почувствовавшая погоню, закрыла собой Василису и поймала грудью огненный шар. Дрогнув всем телом и широко разметав руки, служанка замертво рухнула на землю. Василиса осталась стоять посреди двора, не понимая, что происходит вокруг. До ворот ей оставалось дойти каких-то три шага.

Я обернулась к крыльцу. Чернослав стоял в проеме полыхающего терема и победно усмехался, глядя на меня сверху вниз. На балконе над его головой взывали о помощи царь с царицей, но Чернославу не было до них никакого дела. В его ладони зажегся еще один огненный шар, и я ни на минуту не усомнилась, в кого он его направит. Царевна была ему больше не нужна.

Из-под крыльца сверкнули зеленые глаза Варфоломея.

— Выведи Василису,— шепнула я, зная, что кот не подведет.

Прежде чем Чернослав шевельнул рукой, я вскочила на ноги, взлетела на крыльцо и втолкнула его в горящий терем, падая вслед за ним. А сверху на нас упало пламя.

Часть шестая

ТУТ И СКАЗОЧКЕ КОНЕЦ

— Вы смотрите чрезвычайный выпуск «Лукоморских известий», и с вами я, Агаша, прямо с пепелища бывшего царского терема. Вчера вечером терем подвергся нападению Змея Горыныча, который требовал выдать ему царевну. А после того как не получил, чего хотел, так и спалил все вокруг. К счастью, терем к тому времени был почти пуст, но жертв избежать не удалось. При пожаре погибли шесть человек: три стражника, служанка, царская чародейка Агриппина, пытавшая погасить терем, и жених царевны Василисы, Чернослав, ценой своей жизни спасший невесту из огня.

Пока неизвестно, будет ли восстановлен царский терем на том же месте или для этого выберут другое место в Златограде. А пока решается вопрос с жильем, царская семья приняла приглашение от Кощея. Да-да, вы не ослышались! В ближайшее время царь с царицей и царевнами будут проживать в замке Кощея. Поговаривают, что дело идет к свадьбе... Подробности из замка Кощея смотрите в следующем выпуске известий.

Оттараторив текст, Агаша отложила в сторону простое, купленное на ярмарке зеркальце, обвела взглядом пепелище и драматически вздохнула. Старая привычка! И хоть никто не смотрит на нее по ту сторону зеркальца и Забава не дает о себе знать, прислав волшебное стеклышко взамен разбившегося, так и тянет поделиться добытыми новостями с другими. А новости-то, новости какие! Жаль, что никто ее не слышит, кроме мужиков, разбирающих пожарище.

— Слышь, мелкая, не мешай! — Один из мужиков подвинул ее бревном, и Агаша, развернувшись, зашагала за опаленные пожаром ворота.

Дойдя до места ярмарки, девочка оглядела пустые ряды и еще раз вздохнула. Надежда купить пряник на Найденную на пепелище монетку не оправдалась. Какие уж пряники, когда все горожане только и толкуют, что о пожаре в царском тереме. Столько домыслов ходит — страсть! И что Змей Горыныч был в заговоре с Агриппиной, и что во время пожара в тереме видели Бабу-ягу. Вот уж враки! А все потому, что нету волшебного зеркала, чтобы через него народу правду поведать.

— Вот ты где! — оглушил замечтавшуюся Агашу голос Степки.— А я тебя везде ищу.

Агаша потянула носом, вдыхая сладкий аромат пряников, и, обернувшись к приятелю, увидела у него в руках большой холщовый мешок, из которого выглядывало ухо пряничного зайца.

— Это тебе! — Стенка сунул ей в руки мешок, и Агаша, не удержав пряничную тяжесть, уронила его на землю.

— Сколько же их тут! — ахнула она, сунув нос в мешок.

— Все твои,— с некоторой завистью ответил Стенка и с надеждой добавил: — Но ты ведь поделишься, а?

Агаша протянула ему зайца, а сама выудила из мешка пряничную белку.

— А откуда они? — с жадностью откусив беличий хвост, спросила она.

— Тбеа… брыса… пеедаа,— уплетая за обе щеки зайца, ответил Степка.

Агаша ткнула его в бок.

— Прожуй сперва!

Степашка одним махом заглотил пряник, поперхнулся, закашлялся и просипел:

— Та белобрысая передала. Которая подкоп на царский двор просила сделать.

— Она? — поразилась Агаша, доедая пряник.— Так мы ведь ее подвели — не выполнили, что обещали.

Стенка пожал плечами и жадным взглядом уставился на мешок у ног, откуда аппетитно выглядывал пряничный мишка.

— Она сказала, что тебя найти не может,— сглотнул мальчик,— и просила «спасибо» передать. И пряники дала. Сказала, что там, на дне, леденцы еще, как договаривались.

— Во дела! — удивилась Агаша, слизывая с ладошки пряничные крошки.— Ну пошли тогда.

Степка с мольбой покосился на мешок, источавший пряничные ароматы, и, сглотнув слюну, спросил:

— Куда?

— Как куда? — Агаша лукаво усмехнулась.— Пряники делить!

Пока Стенка с радостным воплем поднимал мешок с земли, Агаша, заметив чей-то пристальный взгляд, обернулась. Показалось, заметила мелькнувшую за углом дома белую макушку. Простоволосая в жаркий полдень? Это может быть только одна из ее знакомых.

— Я сейчас,— торопливо сказала Агаша, устремляясь по улице. На ходу обернулась и погрозила пальцем: — Только гляди у меня! Чтобы пряники к моему возвращению целы были!

Прошлым вечером на царском дворе

Прохладные ручейки живительной воды обтекали меня, пробирались за шиворот, охлаждали обгоревшую кожу, родником лились в потрескавшиеся при пожаре губы. Я жадно глотала воду, стремясь погасить бушующий в венах пожар. Вода пахла дождем и жженым деревом.

— Проснись,— монотонно накрапывал дождь.

— Проснись,— шипела вода, испаряясь на горящем дереве.

— Проснись,— ударяясь о бревна, барабанили капли.

— Проснись, — тонкой струйкой хлестал по щекам ручеек.

— Проснись же,— отчетливо прозвучал голос Ива, и я открыла глаза.

— Яна, Яна, проснись! — По моей грудной клетке скакал теплый тяжелый шар, а в щеки мне тыкалось что-то мокрое и холодное.

— Варфоломей,— прокашлялась я, чувствуя, что легкие полны дыма,— отстань!

— Яна! — раздался оглушительный вопль кота, и следом хором прозвучали два голоса, мужской и женский:

— Жива!

Я открыла глаза и увидела маячащую прямо перед носом счастливую морду Варфоломея и склонившихся надо мной Василису и Колю на фоне светлеющего неба. Похоже, я провалялась без сознания полночи, скоро рассвет.

— Пришла в себя? — прохрипела я, глядя на Василису.— Колдовать можешь?

Та закивала. Коля обхватил меня за плечи, помогая подняться.

— А ты что здесь делаешь? — удивилась я.

Василиса, Коля и кот, перебивая друг друга, принялись рассказывать, что я пропустила. В тот миг, когда я втолкнула Чернослава в горящий терем и на нас рухнули перекрытия терема, Варфоломею удалось вывести Василису за ворота. Чары, гасившие магию, спали, и мне даже трудно себе представить, что почувствовала царевна, глядя на полыхающий родительский терем, на балконе которого, взывая о помощи, размахивали руками отец с матерью и сестрами.

Пожар достиг такого размаха, что и магией с ним справиться было уже трудно. Но тут, весьма кстати, к царским воротам подкатил сероглазый юноша в синем кушаке, бросился на помощь царевне и вызвал ливень, потушивший огонь.

Я мутным взглядом обвела горелые бревна с лужицами воды и только сейчас заметила, что мокрая как мышь. С головы до босых ног. Голова раскалывалась от боли. Я потерла виски, отметив, как непривычно топорщатся у лица укороченные пряди. В этом пожаре я потеряла не только лапти и большую часть длинной шевелюры, но и еще что-то очень важное. Глаза заволокло дымом, и земля с обгоревшими щепками ушла из-под ног. Коля успел подхватить меня, усадил на пахнущее костром сырое бревно.

— Ты как?

Меня била дрожь.

— Ив,— всхлипнула я. И завыла во весь голос: — Ив!

Я металась по пожарищу, оставляя кровавые отметины на горелом дереве и не чувствуя боли в израненных ладонях. Сердце тротилом разорвалось внутри, когда под обгорелыми бревнами мелькнуло мертвенно-бледное лицо, измазанное сажей. Но потом опаленные огнем ресницы дрогнули, и растрескавшиеся от жара губы прошептали мое имя...