Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев

Дождь застучал по мостовым, газонам, тротуарам; лужи замутились, вскипели и вспенились парашютиками. А пьеро все стоял и смотрел на человека — огромный, добрый, жалкий, печальный. И до смерти испуганный. Это был, конечно, Пьер, в том у Вадима не было сомнений.

Наконец молодой человек опомнился, поднял руку и призывно замахал белоснежному балахону.

— Пьер! Мы с Арчи тебя давно ищем! Иди сюда!

Он шагнул через бордюр навстречу кукле. Пьеро же затравленно оглянулся, точно к нему подбирались теперь уже сзади, подхватил еще выше мокрые полы балахона и стремглав бросился прочь. Вадим оторопело смотрел вслед быстро удаляющейся высокой белой фигуре с развевающимися рукавами.

— Пье-е-ер! Остановись! Это же я, Вади-и-им!!!

Однако кукла неслась по улицам, даже ни разу не обернувшись. Молодой человек надеялся, что Пьеро запутается в своих одеяниях, наступит на один из рукавов, что нес на весу, точно ведра на коромысле. Но тот продолжал бежать и через пару минут совсем скрылся из виду, благо улица с фонарями круто уходила вниз. Вадим от неожиданности и странного поведения пьеро даже на миг усомнился, что это был именно их Пьер, а не похожая на него как две капли воды кукла. Он перешел на другую сторону и увидел нечто, ярко поблескивающее на мокром асфальте. Молодой человек наклонился и поднял эту вещицу. На ладони Вадима лежала раздвоенная шпилька с острыми концами и ушком, продетая в серебристую крышечку-шляпку. Из ушка свисала влажной прядью разлохмаченная веревочка. Это была подвеска для елочной игрушки.

Вадим озадаченно поднял голову. Улица перед ним была пуста, и по ней нещадно колотил хмурый, совсем не весенний дождь, выбивая из самых укромных уголков асфальта маленькие всплески им же отданной только что воды.

Зато теперь позади стояла Нина. Невысокая, ладная, в голубых итальянских джинсах и сером свитере с горлом, который очень неплохо облегал ее стройную фигурку. Нина озадаченно улыбалась. Когда же Вадим подошел к ней и взял за руку, внимательно оглядела елочную подвеску. Затем кивнула в сторону петляющей вдали улицы.

— Это — его? Странный тип…

— Думаю, да, — Вадим был расстроен и обескуражен. — А куда это ты давеча подевалась, интересно? И где же мы теперь?

— Как это — где? — она глянула на него внимательно, с легкой тревогой в глазах. — Неужели ты не узнаешь? Это же — Новый год! Смотри!

Вадим обернулся.

Меньше всего местная погода походила на декабрь. Скорее, здесь уверенно правил бал конец апреля или даже начало мая. И хотя до черемуховых холодов было еще далеко, город был погружен в промозглую стынь.

Студеные серые дожди, словно предательски сговорившись, встретили первую листву ушатами холодной влаги. И листья испугались, застыли на мокрых ветвях, точно юные обнаженные любовники, которых родители накрыли в пустой квартире после тщательной, до мелочей подготовленной слежки. Майские жуки, только-только облюбовавшие кленовые и березовые ветви, замерли в оцепенении, погрузились в ленивый анабиоз, вяло шевеля челюстями и царапая колючими лапками сочную льдистую зелень. Можно было, проходя мимо, тряхнуть любое из молодых деревцов, обступивших караульными рядами старые улицы, мощенные доисторическим булыжником. И тогда жуки сыпались на асфальт градом вместе с потоками чистой холодной воды и веером клейких «носиков» и шкурок от лиственных почек, остановленных холодом, водой и чем-то еще непонятным. Точно в этом городе заморозили само время.

Вадим видел в витринах киосков старые, давно не существующие газеты и журналы, и на самих киосках висели старые, несуществующие вывески. Над старым костелом, что вырастал за поворотом, справа от моста, висели неподвижные как вечность серые тучи. А внизу, во дворике, шныряли серые вороны, мрачно поглядывая на женщин в черных платках, сидящих здесь на скамейках в любой час, любую погоду и время года.

Мороженщицы стояли возле колесных лотков с нарисованными на них разноцветными шариками в старомодных металлических креманках. Они продавали извечное шоколадное мороженое и эскимо, похожее на перевернутые стаканы с фанерными палочками, изредка разнообразя свой заледенелый ассортимент «кремом-брюле», который каждая из них выговаривала на свой собственный, причудливый лад. Имя этому городу было «Неизменность», и на таких улицах, наверное, очень приятно гулять под старость и не только, с легкостью забираясь в глубь одичавших парков и скверов, выходы из которых вели на совсем другие улицы, в другие кварталы и подступавшие к самим дальним микрорайонам густые и чистые леса.

Неясно было только, как возможно попасть сюда, в такой город, из размалеванного пластикового балагана Той-сити. И прямо — с его танцплощадки, на которой запрещали танцевать в…

СТОП!!!

Здесь и была разгадка. Это Вадим чувствовал с самых первых минут, когда деревья, улицы и мосты бросились ему в глаза и побежали стремительной панорамой, как при ускоренной съемке. Он знал этот город. Здесь когда-то он прожил свой самый трудный, мучительный и прекрасный год.

— А почему этот год — Новый? — произнес он, силясь удержать неуловимое, постоянно скользящее над его памятью острое и тонкое воспоминание. Чтобы окончательно вспомнить день и час, когда он вот так же стоял на улице таких высоких фонарей, стремительно убегающих вдаль, и цветущих каштановых свечей, вспыхнувших вдруг поутру среди зеленых разлапистых листьев. — Весна же!

— Ну, как ты не понимаешь! — возразила она. — Теперь у нас с тобой все будет сначала. Совсем по-новому. Счастливый год в Этом Городе! Помнишь?!

— Что ты говоришь? — он обернулся к ней и ошеломленно прошептал. — Разве ты не понимаешь, что всего этого теперь не может быть? Тебя, меня, этой улицы, этого города, наконец?

— Почему? — просто и наивно спросила она. — Вот я, вот — ты. Хочешь, я протяну руку и зачерпну воды из лужи? Она тоже настоящая, чудак человек! Хочешь?

И Нина весело рассмеялась и подбежала к лужице. Не говоря ни слова, она опустилась на колени, нимало не заботясь о чистоте рук и коленей. Затем протянула руку и осторожно, чтобы не замутить памяти о последнем пролившемся дожде, коснулась поверхности. Но в то же мгновение отдернула ладонь, точно ужаленная, закричала от ужаса и вскочила на ноги.

— Что, что случилось? — в беспокойстве окрикнул ее Вадим.

Нина, не говоря ни слова, в страхе протягивала руку к воде.

— Там… — сдавленно выговорила она. — Смотрит… на меня…

Он подошел и взял ее за руку.

Со дна лужицы на Вадима смотрела кукла в розовом платье. Все было, как и давеча, только лицом кукла теперь как две капли воды походила на Нину. Точно куклу делали с нее. Она смотрела широко раскрытыми глазами. Молодые люди, завороженные странным, почти мистическим зрелищем, не могли оторвать от него глаз.