Избранное - Кобо Абэ

Она кладет на колени большую белую прямоугольную сумку, совсем не гармонирующую с ее траурной одеждой, вынимает пакет, завернутый в газету, кладет его на стол и пододвигает ко мне. Неаккуратный, странной формы сверток. Судя по звуку, когда она его клала, сверток, видимо, достаточно тяжелый.

— Это что такое?

— Человек, который заговорил со мной… помните, такой небритый…

— Да, хозяин микроавтобуса. Он как раз торговал на берегу реки, когда все и случилось…

— Подарок принес на память о брате.

Не успел я спросить, что это такое, как сквозь дыру в газете резко сверкнула черная металлическая трубка. Пистолет! Подумав, что лучше не оставлять на нем отпечатков пальцев, я через газету берусь за ствол и осторожно отодвигаю подальше от края. Из свертка выпадает маленькая, похожая на пуговицу, серебристая вещица. Тот самый значок.

— Что это такое?

Я буквально оторопел от ее хладнокровия. Что за женщина! Каков ее обычный мир?

— Вы не знаете? Шестизарядный браунинг. Игрушечный.

— Игрушечный?

— Конечно, отверстие в стволе залито.

Я смотрел, она была права. Но и цветом, и формой, и весом пистолет нисколько не отличался от настоящего. Ощущение мертвящего холода, которое исходит от поблескивающего изгиба спускового крючка. Для психологического воздействия достаточно натурален.

— Оттого, что брат вытащил пистолет, он еще сильнее распалил своих врагов.

— Странно… ведь этот человек убежал оттуда еще раньше, чем я, и значит, не мог видеть, что происходило…

— Он оставил машину в безопасном месте и снова вернулся.

После этих слов мне нечего сказать. Мне бы самому следовало поспешить в контору строительства или в полицейских участок или предпринять еще что-нибудь. А я просто-напросто сбежал. На моих глазах убивали человека, а у меня не нашлось доброй воли, хотя бы такой же, как у хозяина микроавтобуса.

— Да, я не вернулся…

— Ему, кажется, каблуком ботинка проломили голову.

— Это странно. По словам старшего группы, его как будто застрелили.

— Не слушайте, что говорят эти мальчишки. Собственная выдумка моментально превращается для них в правду. Да и в полиции мне сказали, что он умер от побоев…

— Нельзя быть такой доверчивой.

— Вы думаете?

— Полицейские не спрашивали вас о муже, обо мне?

— Нет, не спрашивали…

— Эта штука, в общем-то, не стоит того, чтобы о ней говорить, — разозлившись, что пистолет ввел меня в заблуждение, и теперь уже смело оставляя на его поверхности отпечатки пальцев, — но все равно я сомневаюсь, следует ли считать занятие брата таким уж безобидным.

— Конечно. Этот пистолет раньше принадлежал мужу.

— Мужу… ему-то он зачем понадобился?..

— Он где-то купил его и похвастался брату, а тот отнял и отругал еще.

— Тоже странная история. Все должно было произойти наоборот. Если представить себе, чем занимался брат, он просто права не имел ругать за игрушечный пистолет. Вы, например, знаете, что делал брат там, на берегу, когда все это случилось?

— В общем…

— Собирал плату и открывал новые заведения для тамошних рабочих… эти микроавтобусы… если бы просто питейные заведения, еще ничего, но он держал там женщин и в открытую поощрял их заниматься проституцией… вы знали об этом?

— Да, в общем…

— В каких отношениях были ваш муж и брат? Я не думаю, что они одного поля ягода, но… когда я слушаю ваш рассказ, у меня создается впечатление, что вы относитесь к брату некритически…

— Мне кажется, я понимаю… брат не мог допустить, чтобы муж шутил подобным образом, так мне представляется…

— В таком случае, какие у него основания предостерегать вашего мужа?.. я не думаю, что он имел на это право…

— Право? Когда мне говорят о праве… — Женщина погружает палец в стакан и слизывает приставшую к нему пену. — Действительно, какая дикая случайность… из-за этой игрушки брат был убит… получается, будто муж убил его…

В выражении ее лица уживаются полнейшее безразличие и вот-вот готовое вылиться наружу напряжение. Женщина изо всех сил сдерживает вопль отчаяния, и меня вдруг пронзает эта ее разрывающая душу боль. Теперь моя очередь растеряться.

— Не преувеличивайте. Это простая случайность.

— Быстрее выбросьте его. Я ненавижу, ненавижу эту игрушку…

— Я возьму его себе. А сумка?

— И ее тоже… лучше всего выкинуть все это…

— В шесть часов я должен буду уйти…

— Пива больше не хотите?

— Лучше бы я посмотрел альбом, если он у вас есть.

— Альбом?

— Ну да, семейный альбом…

— Есть, но… что за интерес, но если хотите…

Женщина, изогнувшись и слегка привстав, достает с полки, сзади себя, вложенный в футляр большой альбом. Внизу на обложке типографским способом напечатано: «Смысл воспоминаний». Присмотревшись, обнаруживаю, что это не напечатано, а выклеено из отдельных иероглифов, вырезанных из какого-то журнала.

— «Смысл воспоминаний» — это что-то вроде названия, правда?

— Видимо, свойственная этому человеку изысканность.

Действительно ли это свойственная ему изысканность?

— Фотографии в альбоме тоже, наверно, изысканные?

— Как вам сказать.

— Какими фотографиями в последнее время он интересовался? — с безразличным видом забрасываю я удочку, открывая первую страницу альбома.

— Да вот… увлекался цветной фотографией и как будто часто ходил в фотолабораторию… он как-то хвастался мне фотографией радуги, отраженной в луже.

Радуга?.. видимо, она не знает о ню… но сейчас вряд ли стоит посвящать ее в это… На первой странице альбома пожелтевший портрет пожилой женщины… фоном служат точно нарисованные море и скалы — по всему видно, что фотография сделана еще в начале двадцатых годов…

— Мать мужа, она живет с золовкой в провинции, — комментирует женщина, заглядывая в альбом, и мои ноздри щекочет свежий запах ее волос.

Этой страницей и ограничиваются фотографии, связанные только с ним, и со второй страницы сразу же переносишься во время, когда он уже был женат. Напыщенная, традиционно невыразительная фотография молодоженов…

— Фотографий вашего мужа до женитьбы совсем нет?

— Нет, старых не сохранилось. Мы их собрали и отправили его матери.

— Какая-нибудь причина была?

— Просто мы не из тех, кто любит вспоминать давние времена, ну и…

С каждой страницей время меняется. Но большую часть фотографий неизменно занимают портреты женщины. Видимо, он давно увлекался фотографией — все они выполнены в нарочито неестественных ракурсах, в стиле так называемой художественной фотографии. Но раздражало не столько это, сколько вызывающие позы женщины. Лицо поглощенной собой, не обращающей ни на что внимания женщины, стоящей перед зеркалом. Лицо женщины, которая явно думает о другом человеке, устремив взгляд куда-то вдаль, предавшись своим мыслям, чуть улыбаясь, приоткрыв губы. Но еще больше я удивился, обнаружив снятую против света фотографию в ночной сорочке, сквозь которую просвечивало тело. Поразительная женщина. Действительно, вопрос, видимо, нужно поставить иначе: он ее фотографировал или, может быть скорее она фотографировалась?

Кроме таких фотографий, были и другие, правда весьма немногочисленные, которые рассказывали о его семье. Снятая на память фотография, запечатлевшая момент, когда их, уже супругов, благословляет мать… маленький провинциальный городок… перед лавкой, одновременно табачной и мелочной, видимо, это происходило летом… длинная скамья, посредине сидит мать, справа от нее — он с женой, слева — сестра с мужем… все весело смеются, держа в руках чашки с водой, в которых плавает лед. Я внимательно изучаю выражение лиц его, сестры и матери. Нет ли каких-то общих черт у этих трех людей? Какого-нибудь дурного знака, который бы помог понять причину его исчезновения… указания на таящееся в крови безумие, что ли… хорошо б иметь увеличительное стекло…

И тут вдруг совсем иная фотография. В каком-то саду он возится с посадками.

— Вы там жили до того, как переехали сюда?

— Да, это когда он был еще представителем фирмы «Дайнэн».

— Что же побудило его заняться этой работой?

— После того как первая фирма, в которой он начал работать, обанкротилась, ему пришлось некоторое время торговать журналами. И тут, совершенно неожиданно, товарищ брата по университету продает землю и открывает собственную торговлю, а мужу уступает свои права представителя фирмы «Дайнэн».

— А деньги?

— Выплачивали ежемесячно. Прошлым летом рассчитались полностью.

— Теперь вы уже не поддерживаете отношений?

— Дело в том, что с самого начала все переговоры вел брат.