Тени Огнедола. Том 4 - Эри Крэйн

Къярт сглотнул и ускорил шаг, стараясь держаться поближе к Люфиру, который словно нарочно прокладывал путь через самую гущу.

— Не бойся. Они тебя не тронут, пока я рядом, — заверил мужчина и коснулся лишенным эмоций взглядом одного из паромщиков.

Его и всех остальных охватило пламя, и на короткое мгновение Къярт решил, что это дело рук Люфира, но вскоре осознал, что горят не только лодки, но и все вокруг. Этот огонь не был рыжим — скорее бурым или даже черным. Он тянулся столбами вверх, лизал небо, с которого сыпались мохнатые языки пламени.

А небо ли это было?

Вслушиваясь в гул огня, Къярт все отчетливее слышал исходящий из него свист, будто кто-то бросил в пламя охапку бузины. Или это был не свист, а крик сгораемых заживо?

Он вздрогнул, когда над головой раздались хлопки крыльев, и по плечам Люфира скользнула темная тень. Къярт поднял взгляд, но не увидел ничего, кроме зарева пожара.

— На одних горизонтах не встретить ничего, кроме пребывающих в беспамятстве душ. Зачастую такие течения безлики, похожи на вымершую призрачную пустошь, — Люфир говорил тихо, но Къярт отчетливо слышал каждое слово даже сквозь ревущее пламя. — Другие могут принимать крайне реалистичный облик. Они глубокие, продуманные, детализированные — порой настолько, что не отличишь от настоящего мира. Вплоть до установления строгих, почти нерушимых законов физики. Такие горизонты полнятся сущностями — низшими, неразумными, и высшими, способными формировать общины.

Небо рухнуло вниз, огонь хлынул со всех сторон, а затем зачерствел, превратившись в тесный и низкий проход.

Къярт пытался убедить себя, что вокруг — сырой от испарины камень, но его поверхность не была статична. Время от времени по ней пробегали волны — сокращения, до боли напоминающие перистальтику кишечника.

Къярт содрогнулся: лента, по которой они шли, просочилась в пористую поверхность прохода, и теперь босые стопы сполна ощущали его податливость и шершавость, как у гигантского мясистого языка.

Когда пол ожил, отрастил тонкое влажное щупальце и потянулся к щиколотке, Къярт с опаской спросил:

— Так и должно быть?

— Не обращай внимания. Просто иди вперед.

Къярт искренне пытался.

К первому щупальцу прибавилось второе, затем третье и четвертое. В итоге вся поверхность извилистого прохода покрылась колышущимися выростами. Къярт чувствовал себя соринкой, угодившей в нос гиганта, и которую мерцательные реснички собирались вытолкнуть прочь.

Когда «реснички» поредели, Къярт не без облегчения выдохнул. Преждевременно. Одни отростки исчезли, чтобы дать другим больше пространства. Отвоевав себе место, они утолщались, превращались в полупрозрачные человеческие руки с едва сформированными, как у эмбриона, пальцами и гибкими костями. Следом за руками появились лица: они пытались проникнуть внутрь прохода, проминали стенки носами и лбами.

У лиц были женские голоса. Они открывали рты, шевелили губами, исторгая фразы на неизвестном языке. Что-то требовали, звали.

Сцепив зубы, Къярт старался не обращать внимания. Он втягивал голову в плечи, когда покрытые слизью пальцы прикасались к макушке, прижимал кулак свободной руки к груди, но существа все равно умудрялись хватать его за локоть. Их попытки удержать его становились все настырнее, а каждый новый шаг — тяжелее. Къярт словно брел по колено в болотной воде, заросшей длинными, густыми водорослями. Он запутывался в скользкой, режущей кожу траве, увязал в иле, который нехотя, с влажным хлюпаньем отпускал его ногу, чтобы в следующий раз схватить еще крепче.

— Къярт.

Он поднял на Люфира взгляд и прочел по его лицу, что еще немного, и мужчина бросит его прямо здесь. Но вместо этого лучник шагнул к нему, перехватил запястье другой рукой, положил освободившуюся ладонь на плечо и повел рядом с собой.

Теперь, когда Люфир держался совсем близко, лица заметно поумерили свой пыл. Они все еще тянули к Къярту руки, касались его, но больше не пытались схватить, а только поглаживали. Поглаживали и роптали, жаловались друг другу, корча страдальческие мины.

— Что это такое?

— Мох. Примитивная форма жизни, питается энергией душ. Его можно встретить в любом течении горизонта. Как правило, он не представляет особой опасности. Но некоторые колонии довольно сильно разрастаются.

— Вроде этой?

— Да.

Люфир едва повел головой, когда одна из рук коснулась его волос — будто стряхнул упавший с дерева лист.

— Не понимаю. Когда Райз нашел меня на горизонте, он должен был пересечь уйму течений. Но тогда он сказал, что вокруг была только пустота и цепь якоря, которая связала наши души.

Если так подумать, Райз вполне мог соврать, чтобы не давать лишний повод для беспокойства.

— Сила некроманта защищает призванных от влияния горизонта. Скорее всего его душа перемещалась не по «цепи», а внутри «цепи», и он не видел течения так, как их видим мы.

Тупик. Еще мгновение назад перед ними была колосящаяся конечностями труба, а теперь дорогу преградила идеально гладкая, свинцовая стена.

Къярт обернулся и не увидел дороги назад. Они находились внутри пустотелой сферы, диаметром меньше десятка шагов. Когда Люфир подвел его к стене, Къярт различил на ее поверхности искаженное отражение, но не свое, и не своего спутника, а чего-то другого — неразборчивого и при этом пробуждающего в теле животный страх. Къярт словно смотрел в средоточие зла, а средоточие смотрело на него в ответ и, что хуже всего, видело.

Рука Люфира, лежащая на плече, потяжелела и толкнула Къярта вперед.

Отражение стало реальным. На короткое мгновение оно обрело объем, налилось красками, порожденный им ужас проник внутрь. От осознания, что это никак не остановить, Къярта прошиб холодный пот.

Все прошло. Картины бесконечного кошмара, которые нельзя было осознать, вычленить из смешения образов, исчезли.

Вокруг снова была свинцовая теснота сферы.

Они пересекли ее, и Люфир протолкнул Къярта сквозь очередную оболочку, навстречу уже известному кошмару. Къярт полагал, что теперь, когда он готов, ему будет легче. Ошибся. Когда ноги коснулись холодного пола сферы, мышцы ломило, а тело била дрожь, как от лихорадки.

Къярт выдержать еще один переход. На этот раз ему даже удалось осознать небольшую долю того безумия, что на него обрушивалось при попытке покинуть сферу.

Метеорит, падающий на подснежник со склоненной головой. Ползущая змея. Кровь вместо воды в ручье. Проржавевшие трубы в тупике темного переулка и весенняя капель. Змея вывернутая наизнанку. Она все еще ползет, и ее острые ребра вспарывают землю.

Нет, не ребра. Белые клавиши фортепиано, молоточки, исторгающие нежную мелодию из натянутых голосовых связок. Смех ребенка, и зубы. Они пожирают что-то круглое, поросшее редкими, старческими волосами. Снегопад хоронит верхушки гор.

Образы сменяли друг друга, перемешивались с шумом и тем, что человеческое