Парадокс Атласа - Оливи Блейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одном Париса была права: жизнь внутри Общества бессмысленна. Не потому, что исследовать тут нечего, – Рэйна при желании могла бы счастливо прожить среди книг всю жизнь, но тогда ближайшие восемь лет, а то и до конца жизни она слышала бы презрительный смех Парисы, презирающей ее выбор остаться в библиотеке. Рэйна все отчетливей понимала несостоятельность своей единственной жизненной цели. Как алкоголь у Каллума, ее пороком было отсутствие воображения и амбиций. Ею вдруг овладел неимоверный стыд за то, что при всех своих уникальных силах сама она хотела только прятаться.
Париса сковырнула очередную болячку, и желание доказать ее неправоту стало дополнительным стимулом.
– Послушай, – обратилась Рэйна к Каллуму, который лежал головой на столе рядом с поданным на ужин каре ягненка, – эй, – она ткнула его в бок, и он, вскочив, прищурился на нее, а потом снова уронил голову на стол и утер губы рукавом. – Послушай меня.
– Что такое? – пробубнил Каллум в салфетку. – Я читаю.
Он и правда спал в обнимку с какой-то обмусоленной книгой, но читал ли он ее – спорный вопрос.
– Ты же исследованиями занимался.
– Передумал. А ты уходи. – Рэйна попыталась вытащить из-под него книгу и прочитать название, но Каллум отпихнул ее руку. – Сказал же, уходи…
– Ты читаешь о… физике? – Рэйна прищурилась на греческое название книги. – Ты греческий знаешь?
– Чего, – прорычал Каллум, – ты хочешь?
Ну и пускай. Не хочет рассказывать – не надо.
– Мне нужна твоя помощь.
– С чем? С книгой? Я занят.
– Нет, с… – Рэйна помедлила. – С планом. Мысленным.
– Для чего?
– На потом.
– Потом – это когда? – С Каллумом, если он не выспался, говорить было просто невозможно.
– Когда это закончится, – сказала Рэйна, обводя дом рукой. – Когда мы все вернемся назад.
– Назад. – Каллум медленно сел.
– Да. Общество не должно ограничиваться вкладом в архивы, – напрямую заговорила Рэйна. – Мир должен их увидеть.
Ответ разочаровал Каллума или разозлил. Наверняка он ожидал услышать нечто поинтереснее.
– Хочешь сказать, что Форум…
– Нет, я не имею в виду распространение. Я про активные действия.
– Действия, направленные… на что? Ты же вроде тут собиралась остаться? – Теперь он смотрел на Рэйну так, будто у нее лицо было вымазано едой или из него сочился свет.
Рэйна не стала обращать внимания.
– Придя сюда, мы неизбежно начали смотреть на вещи иначе. Мы удалились сюда из внешнего мира, чтобы потом вернуться и изменить его.
В коридоре нечленораздельно вопил филодендрон. О чем именно, Рэйна не могла понять, потому что ее мысли были заняты кое-чем очень волнующим. Скоро, понимала она, грядут перемены. К ней взывало нечто врожденное и атавистическое. Не для того ли она пришла в этот дом, в эти архивы? Не для того ли явилась на свет? Сам мир жаждал чего-то, некоего оживления, перерождения.
С какой стати в эпоху антропоцена, со всеми этими насилием и разрушениями, которые пришли с появлением машин и монстров, родилось дитя с даром слышать природу? Настало время колесу совершить оборот, а душе вселенной – обрести равновесие. Может, Далтон и изучал бытие, происхождение жизни, но ведь движение вперед – не возвращение к началу.
И суть его не в том, чтобы сплетничать с растениями, разрушать или создавать жизнь. По крайней мере, не так, как прежде заставляли делать Рэйну: требуя от полей давать все больше урожая. Вся суть в воскрешении.
И, как водится, в силе – в той самой, которой обладала Рэйна. Вскоре предстояло определиться: использовать ее дальше или похоронить. Это ставило философский вопрос: остаться здесь, наедине с книгами и исследованиями, изолированной от жадного, ненасытного мира, или же вернуться в этот мир с новой целью, глядя на него иначе, по-новому понимая себя и то, кто она.
Вот что значит быть Богом, решила Рэйна: не жить вечно, а восстановить порядок вещей, предварить эпоху чего-то нового.
Каллум тем временем таращился на нее.
– Ты хочешь, чтобы я… повлиял на мир? Не только на растительный, надо думать? – протараторил он, как будто слова наперебой спешили сорваться с его губ.
– Нет, не растительный. – На это филодендрон популярными словами выразил свое разочарование. – Я думаю, что мир так или иначе состоит из людей и того, что они изменили. Тебе ли не знать, – подумав, добавила Рэйна.
Каллум прищурился, как недовольный родитель.
– Обычно люди не согласны с тем, как я смотрю на вещи.
– Ты еще жив, – напомнила Рэйна.
Он отсалютовал ей воображаемым бокалом.
– Не то чтобы покушений не было.
– Нет, я о том, что… – она резко, раздраженно выдохнула, – ты живой, хотя должен быть мертв. Мы все сговорились тебя убить.
– Ну ладно, – протянул Каллум. – Прошу, не надо щадить моих чувств. Говори как есть.
– То, что ты жив и не мстишь, означает, что ты либо представляешь себе, как провести остаток случайно отпущенного тебе времени…
– Снова здорово… Прям режешь без ножа.
– Либо ты чего-то ждешь. Цели. – Рэйна пристально посмотрела на него. – И я пришла ее тебе дать.
Каллум откинулся на спинку стула.
– Вы что-то увлеклись своим комплексом Бога, мисс Мори.
– Это не комплекс, – в тысячный раз проворчала она. – Либо ты считаешь, что все произошло с тобой неслучайно, либо…
– Думаешь, я не хочу отомстить? – перебил Каллум.
Рэйна надула губы.
– Если хочешь, то у тебя плохо получается. Тристан жив. С ним все хорошо. У него даже рубашки не помялись.
– Как бы не так. У него все ярлычки колючие.
– Суть в том, что у тебя есть время, – подошла к заключению Рэйна, стараясь не кипеть: ее сильно раздражало то, как Каллум имитирует душевные метания, хотя по всем признакам он был банально недоволен жизнью и, совсем как в поговорке, активно топил горе в вине. – У тебя есть время, иметь которое тебе не полагалось. Так как ты им распорядишься?
– Да вот подумал: может, еще одну яхту прикупить.
Рэйна одарила его взглядом, полным чистейшей и полнейшей ненависти.
– Ладно-ладно, – сказал Каллум. – Понятия, мать его, не имею. Пока я просто порчу дела Блэйкли, а что потом – не
