Сын поверженного короля (ЛП) - Торнтон А. С.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала я не расслышала его речь. Я не могла думать ни о чём, кроме того, что он был в целости и сохранности и сидел передо мной. Я хотела подбежать и вцепиться в него. Заставить его пообещать мне, что мы никогда не расстанемся.
Но его слова медленно проникли мне в голову. Не называя имени, он рассказал о Касыме — о том, как он выглядел, и что мог сделать. Он советовал не приближаться к нему и сообщить стражникам, если кто-нибудь его увидит. А затем он описал Эдалу и назвал её имя. Она была другом, и к ней можно было обращаться за помощью.
Он не подозревал о произошедшем. Обойдя зал, я попыталась привлечь его внимание. Наконец, он заметил меня.
Его речь на мгновение прервалась — никто этого не заметил — а плечи слегка расслабились. А затем он сказал:
— Если у вас есть вопросы, Нассар ответит на них.
Не обращая внимания на недоумение, которое вызвали его последние слова, он отошёл в сторону и пошёл по коридору мимо большого количества стражников. Я последовала за ним в атриум мимо солдат и слуг.
Саалим протиснулся сквозь толпу людей и оказался передо мной.
— Саалим! — закричала я и побежала к нему, не обращая внимания на людей.
Прощание Тамама с Эдалой запечатлелось в моей памяти. И напомнило мне о том, как я потеряла Саалима навсегда.
Саалим был удивлён, когда увидел в какой спешке я побежала к нему, а когда увидел моё лицо, застыл на месте.
— Что случилось?
Я покачала головой.
— Не здесь.
— Одну секунду, — сказал Саалим следовавшим за ним слугам и повёл меня в пустое помещение, примыкающее к атриуму.
Он потянул меня под каменную балконную арку и остановился прежде, чем мы успели бы оказаться под дождём.
— Где Эдала? Касым? — быстро спросил он.
Я уставилась на город, который накрыл дождь. Я смогла разглядеть море и причалы, исчезающие в дымке. Прищурившись, я попыталась разглядеть Тамама, но ничего не увидела.
— Расскажи мне, Эмель, — попросил Саалим.
Настойчивость в его голосе выдала то, что он начал понимать и бояться.
— Касым мёртв, — сказала я.
— Как?
Я рассказала ему. Как мы с Эдалой перенеслись сюда, чтобы добраться до сосуда раньше Захары, как Эдала стала его хозяином, как он не сгорел в первый раз. Я говорила и говорила, рассказывая ему больше, чем было нужно. Я была готова рассказать ему всё, что угодно, лишь бы не говорить ему о том, как мы смогли убить Касыма.
— Эмель, — сказал Саалим, словно понимая мою скорбь. — Мне жаль, что тебе пришлось всё это увидеть.
Он сказал это твёрдо, словно изо всех сил боролся со своей печалью.
Я опустила глаза в пол. Он решил, что я грущу из-за того, что его брат умер.
Ох, Саалим.
Он продолжил говорить:
— Другого выбора не было. Касыма погубил его собственный гнев.
Гнев, который распалила знахарка.
— Где Захара? — спросила я.
Он слегка улыбнулся, и его глаза засияли, как надетая на нём корона.
— Мы нашли её по пути сюда. Она сейчас в тюрьме.
— Что ты с ней сделаешь?
— Я хотел посоветоваться с тобой.
— А-а.
Какое наказание могло быть самым подходящим для женщины, которая уничтожила семью Саалима и стала причиной смерти стольких людей? Смерть или заточение, изгнание или изоляция? Такое серьёзное решение не должно было основываться на моём мнении.
Неожиданно Саалим вспомнил:
— А где Эдала?
Я раскрыла рот, но не могла вымолвить ни слова. Я начала проклинать Эдалу за то, что она заставила меня это сделать и за то, что ей не хватило смелости сказать об этом ему в лицо. Найдя её письмо, я передала ему его дрожащей рукой.
Тени на его лице стали ещё темнее, когда он взял письмо. Пергамент смялся в его руке. Он даже не стал его открывать.
— Проклятье! — вскричал он надрывно. — Проклятье! — снова повторил он и начал ходить туда-сюда.
Он резко втянул ртом воздух, затем издал сдавленный крик и бросил письмо на пол.
Спустя несколько долгих мгновений, он твердо сказал:
— Её больше нет.
— Да, — сказала я, желая отвернуться от этого горя, сквозившего в его голосе.
— Она не вернётся.
— Она сказала, что это единственный путь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Он положил руки на мокрую каменную колонну, и свесил голову между ними.
Я тихонько подняла письмо и спрятала его. Я решила отдать ему его, когда он будет готов.
— Мне так жаль, — сказала я, наконец, прижав руки к его спине.
Он, молча, повернулся и притянул меня к себе, крепко в меня вцепившись. И так мы стояли, прячась от остальных за каменной колонной.
***
Вечером, после того как горожан уверили, что угроза миновала, солдат отправили на улицы искать оставшихся в городе даркафов. Люди начали убирать улицы байтахиры, а я решила дойти до тюрьмы.
Камеры располагались под дворцом, и там я ещё не бывала. Чем ниже я спускалась, тем холоднее становилось. Не помогал уже даже плащ, в который я плотно закуталась. Неожиданно на меня обрушились звуки и запахи снизу. Немытые тела, экскременты и моча. Звон металла, требовательные крики. Я почти уже развернулась, почувствовав, как подступает к горлу мой ужин.
Несмотря на то, что узкие коридоры были плохо освещены, я заметила слуг, которые носили еду туда-сюда. Стражники стояли рядом и наблюдали за суетящимися слугами, то отпирая, то запирая за ними двери.
Очередная волна смрада накрыла меня, точно стена. Слева от меня я увидела дверь, сделанную из пересекающихся деревянных планок. Внутри я заметила чью-то фигуру, сидящую на полу и склонившуюся, по-видимому, над едой. В другой камере находились две женщины, ворчащие друг на друга. К двери подбежал стражник и забарабанил в неё плоской стороной меча, напугав меня, так же, как и заключенных.
Вероятно, мне было бы лучше вернуться и попросить Саалима выделить мне для этого стражника. А может быть…
— Эмель? — спросила женщина, остановившаяся передо мной и держащая в руках потемневшую серебряную миску с рагу.
Я узнала в ней работницу с кухни, но, к своему стыду, не знала, как её зовут.
Запах дрожжей и специй, поднимавшийся от миски, ощущался как тень в солнечный день.
— Я надеялась поговорить с одной заключённой, — сказала я, подойдя ближе.
— Спроси его.
Женщина указала себе за спину пяткой, а затем осторожно прошла мимо меня.
Стражник стоял лицом к двери камеры и тихо с кем-то разговаривал. Когда я приблизилась, я обратила внимание на то, что у него мягкий голос и спокойный нрав. Я не ожидала, что такой человек будет следить за преступниками. Он прервал разговор, когда я к нему подошла. Он был на удивление молод для такой должности.
— Нечасто женщины вроде тебя оказываются в этой части дворца.
Вроде меня? Он явно не имел представления о том, кто я такая. Несколько дней, проведённые внутри дворца, красивые одежды и богатые масла значили гораздо больше, чем я предполагала.
— Мне нужно встретиться с одной из пленниц.
— Я могу попробовать это организовать. С кем?
То, как сощурились его глаза, а ещё форма его носа и бороды, показались мне знакомыми.
— С Захарой. Лекарем.
Он кивнул. Несмотря на то, что его лицо находилось в тени плохо освещённого коридора, я заметила, что выражение его лица смягчилось.
— Я так и думал. Сюда.
Он вытянул руку, приглашая меня пройти по коридору, но я не сдвинулась с места. Я не могла перестать на него смотреть. Где же я видела его раньше?
— Как тебя зовут?
— Рафаль.
Я замерла. Он был более молодой версией того сказителя.
— Я знала Рафаля.
Немного печально он сказал:
— Моего отца?
— Твоего отца?
— Картографа. Мы часто с ним путешествовали и вместе рисовали карты.
— Сказитель?
— Да!
Он широко улыбнулся, и я забыла, что мы находились в тюрьме с затхлым воздухом и недружелюбными лицами.
— Я играл на барабанах.
— Да! — я рассмеялась. — Я видела тебя! Твоё лицо показалось мне знакомым. Но почему ты…