Ночные объятия - Шеррилин Кеньон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она взяла руку Тэлона:
— Давай, малыш, пойдем.
Ему очень хотелось разорвать парня на части. Как он посмел увести клиента у Саншайн? Он знал, как много для нее это значило.
Гнев рвался наружу, натягивая узду контроля.
— Кто этот мудак? — спросил он у Саншайн.
— Я ее бывший муж, а ты?
Глаза Тэлона вспыхнули:
— Я тоже.
Джерри не мог выглядеть более потрясенным, даже если бы Тэлон ударил его.
Тэлон смотрел на Саншайн. Некая его часть чувствовала себя в высшей степени преданной потому, что она посмела выйти замуж за кого-то еще. Не имело значения, что она понятия не имела об их прошлой совместной жизни.
Тем не менее, это было больно.
Глазами она просила прощения.
— Я собиралась сказать тебе.
— Когда, Саншайн?
Она обернулась и посмотрела на Джерри:
— Ты — задница. Не могу поверить, что когда-то была такой глупой, чтобы выйти за тебя замуж.
Она пошла сквозь притихшую толпу.
— Эй, Санни, — позвал ее Джерри. — Постарайся как-нибудь сходить к Фаллини и полюбоваться на мою работу. Помни, когда будешь смотреть, что победил лучший.
Тэлон увидел в ее глазах слезы.
Его самообладание не выдержало.
Вращая плечами, он развернулся к Джерри и так врезал ему кулаком, что сбил с ног. Тот с сильным грохотом приземлился на бильярдный стол, и шары подпрыгнули и закрутились.
Несколько членов медвежьего клана зачертыхались, когда вокруг засверкали вспышки фотокамер.
— Сдержанная манера поведения, Кельт, — ехидно прокомментировал Джастин, стоявший около него.
Тэлон проигнорировал пантеру, взял Саншайн за руку и повел ее через толпу.
У двери его перехватил Ник:
— Приятель, Эш выйдет из себя, когда узнает. Не могу поверить, что ты выкинул подобное перед целой толпой очевидцев. Ты хуже, чем Зарек.
— Уверен, что ты уберешься здесь.
— Уберешься здесь, черт. Да ты знаешь, сколько камер поймали твой трюк с прыжком? Моя мама теперь думает, что ты на наркотиках, и подозревает, что продает их Кириан. Нас поимели. Я — конченый человек. Теперь мне прочтут лекцию о наркодилерах… опять. Мама, благослови ее доброе сердце, так бестолкова, что даже не понимает, что работает на медведей. Меня это все уже достало.
— Не волнуйся об этом, — сказал Дэв, присоединившись к ним. — Мы прикроем твою спину, Кельт. Убирать последствия неосторожности — наша специальность. Никто из людей завтра не вспомнит ничего, и мы удостоверимся, что ни одна из камер ничего не покажет. Все они вместо картинки получат большую черную кляксу.
— А как насчет меня? — спросил Ник. — Я не хочу, чтобы мне промыли мозги.
— Я сказал — люди, Никки.
Ник выглядел чрезвычайно оскорбленным.
— Спасибо, — сказал Тэлон Дэву.
— В любое время. Увидимся завтра на Марди Гра.
Тэлон согласно кивнул медведю головой и вывел Саншайн на улицу, хотя его нога, кажется, была сломана.
Как только они вышли, он развернулся и встал прямо перед ней:
— Ты была замужем?
— Это было семь лет назад. Я была молода и глупа.
— Ты была замужем, — повторил он. — За ним.
Саншайн глубоко вздохнула и выдохнула.
— Да.
— Не могу в это поверить.
— Ну же, Тэлон, дай мне закончить. Не злись на меня, ведь тогда я понятия не имела, что ты вообще существуешь. И если уж любой имеет право безумствовать, то и мне можно.
— Прости?
— Селена рассказала мне о твоей репутации, дружище. Ты трахнул почти каждую женщину в Новом Орлеане. Не хочешь рассказать мне об этом?
— Это было другое.
— Почему? Потому что я — женщина? Ты знал, что я не девственница, Тэлон. Чего ты ожидал?
Тэлон не знал. И потом, это действительно не имело значения.
После сегодняшней ночи она будет ненавидеть его. И последнее, что он хотел — провести вечер ругаясь с нею.
Несколько часов — это все, что у них осталось.
— О'кей, Саншайн. Ты права. Прости.
Саншайн была потрясена. Первый раз в ее жизни парень сдал позиции так легко.
— Ты серьезно?
— Да, — ответил он с искренностью в глазах. — Я не хочу ругаться, о'кей? Давай забудем о нем и пойдем поедим.
Она подняла его руку к губам и поцеловала суставы:
— Звучит заманчиво.
Пока они шли к маленькому ресторанчику на Ибервилль, она заметила, что он хромает.
— Ты в порядке?
— Да, я просто сломал ногу, когда прыгал через перила, — ответил он. — Когда я взбешен, то теряю силы Темного Охотника, а без них мое тело становится человеческим.
— Тебе нужен доктор?
Он покачал головой.
— Сейчас я спокоен, и все должно зажить, пока мы едим.
Тэлон обнимал ее всю дорогу, пока они шли до ресторана. Их посадили за столик. Он старался запомнить каждую мелочь, чтобы вспоминать ее такую, как сейчас. Эти воспоминания будут жить в нем вместе с памятью о Нинье.
Или он потеряет их, когда Эрот выстрелит в него? Будет ли его разум как-то искажать память, чтобы он не мог больше любить ее?
Живот скрутило от этой мысли. На что было бы похоже его существование, если бы не было утешения в виде памяти о Нинье и Саншайн? Будет ли он помнить ее нежные прикосновения, ощущать аромат пачули на своей коже? И как светились ее глаза, когда она смотрела на него?
Скрежеща зубами, он старался не думать об этом и не чувствовать боли в сердце.
Это было не для него и не имеет значения, что он теряет.
Это все для нее.
Он должен сделать это для нее.
Саншайн сидела в кабинке напротив Тэлона, и, наклонив голову, ела. Искусственный свет отражался на ее темных волосах, окрашивая кожу в кремово-золотистый цвет. Его рот наполнился слюной от желания попробовать ее кожу на вкус.
Тэлон смотрел на изящные движения ее рук, пока она жевала свой салат из фасоли. Он любил ее длинные, тонкие пальцы, любил дразнить их ртом, чувствовать на своем теле.
— Что заставило тебя захотеть стать художником? — спросил он.
— Мне нравится работать руками.
Он потянулся через стол и взял ее левую руку в свою. Изучая ее нежные изгибы, он подумал, насколько изящными ее пальцы выглядели в его ладони.
— У тебя такие красивые руки.
Она улыбнулась и сжала его руку.
— Спасибо. Они — это самое ценное, что может быть у художника. У меня бывают кошмары о том, что с ними может что-то случиться, что останутся шрамы или ожоги, которые помешают мне работать с глиной или рисовать. Искусство — моя жизнь. Не знаю, что я делала бы, если бы не смогла заниматься творчеством.
Тэлон закрыл глаза, когда его охватила агония. Эмоции бурлили, но он подавил их, потому что должен был сделать это.
Их время заканчивалось.