Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо

Корпус Ожеро был уничтожен почти полностью. Из 15 тысяч бойцов, имевших оружие в начале сражения, к вечеру осталось только 3 тысячи под командованием подполковника Масси. Маршал, все генералы и все полковники были ранены или убиты.

Трудно понять, почему Беннигсен, зная, что Даву и Ней ещё находились в отдалении, не воспользовался их отсутствием, чтобы на рассвете атаковать город Эйлау со своими многочисленными войсками, находившимися в центре его армии, а вместо этого потратил драгоценное время на артиллерийский обстрел наших позиций. Численное превосходство наверняка сделало бы его хозяином этого города до прибытия Даву. Тогда император пожалел бы о том, что он настолько выдвинул вперёд свои войска, вместо того чтобы укрепиться на плато при Цигельхофе и ждать там прибытия своих флангов, как он собирался сделать накануне. На следующий день после сражения император приказал преследовать русских до ворот Кёнигсберга. Однако, поскольку в этом городе имелись кое-какие укрепления, он счёл неосторожным атаковать этот город, имея войска, ослабленные кровавыми боями, тем более что почти вся русская армия находилась в самом Кёнигсберге или вокруг него.

Наполеон провёл несколько дней в Эйлау, для того чтобы поставить раненых на ноги и реорганизовать свои части. Поскольку корпус маршала Ожеро был почти полностью уничтожен, остатки его распределили по другим корпусам, а маршал получил разрешение вернуться во Францию, чтобы оправиться от ранения. Видя, что основная часть русской армии ушла, император расквартировал свои войска по большим и маленьким городам и деревням в нижнем течении Вислы. В последние месяцы зимы не произошло ничего примечательного, кроме взятия французами крепости Данциг. Настоящие военные действия возобновились, как мы увидим ниже, только в июне.

Глава XXXIV

Эпизоды битвы при Эйлау. — Моя лошадь Лизетта. — Я подвергаюсь самым большим опасностям, присоединяясь к 14-му линейному полку. — Я чудом спасаюсь от смерти. — Возвращение в Варшаву и Париж

Я не хотел прерывать рассказ о битве при Эйлау, чтобы рассказать о том, что случилось со мной в этом ужасном сражении. Желая дать вам возможность как следует понять эту грустную историю, я должен вернуться к осени 1805 года, к тому моменту, когда офицеры Великой армии, готовясь к битве при Аустерлице, приобретали дополнительных лошадей. У меня было две хорошие лошади, я искал третью, наилучшую, настоящую боевую лошадь. Найти такую было очень трудно. Хотя лошади и стоили гораздо дешевле, чем сегодня, их цена продолжала оставаться достаточно высокой, а у меня было мало денег. Однако мне представился замечательный случай. Мне сильно повезло.

Я встретил одного немецкого учёного по имени г-н д’Эстер, которого я знал, когда он был преподавателем в Соррезе. Он стал воспитателем детей одного богатого швейцарского банкира, г-на Шерера, обосновавшегося в Париже и бывшего компаньоном г-на Фингерлена. Г-н д’Эстер сообщил мне, что г-н Фингерлен, который в то время был очень богат и вёл светский образ жизни, имел конюшню со множеством лошадей, среди которых первое место занимала очаровательная кобыла по имени Лизетта, прекрасное животное из Мекленбурга, с мягким аллюром, лёгкая, как козочка, и столь хорошо выдрессированная, что даже ребёнок мог ею управлять. Однако эта лошадь, когда на неё садились, демонстрировала свой ужасный недостаток, который, к счастью, очень редко встречается у лошадей: она кусала всадника, подобно бульдогу, и яростно бросалась на людей, которые ей не нравились. Это заставило г-на Фингерлена её продать. Лошадь была куплена на деньги г-жи де Лористон, муж которой, адъютант императора, попросил в письме приготовить для него боевой выезд. Продавая лошадь, г-н Фингерлен не счёл нужным предупредить о её недостатке, и в тот же вечер под ногами этой лошади оказался конюх, которому она зубами буквально разорвала живот!.. Справедливо огорчённая, г-жа де Лористон потребовала расторгнуть договор о продаже лошади. Во избежание новых несчастий полиция приказала, чтобы на яслях Лизетты висела надпись, в которой бы покупателям сообщалось о её свирепости и о том, что любой торг, касающийся этого животного, будет аннулирован, если покупатель письменно не заявит о том, что ознакомился с этим предупреждением.

Согласитесь, что при такой рекомендации лошадь было продать очень трудно. Поэтому г-н д’Эстер предупредил меня, что её хозяин решил уступить лошадь за ту цену, которую захотят за неё дать. Я предложил тысячу франков, и г-н Фингерлен отдал мне Лизетту, хотя ему она стоила 5 тысяч франков. В течение многих месяцев это животное доставило мне много огорчений. Для того чтобы её оседлать, требовались четыре или пять человек, и уздечку на неё можно было надеть, лишь завязав ей глаза и связав все четыре ноги. Но как только человек садился ей на спину, он сразу понимал, что его посадка действительно ни с чем не сравнима.

Однако, поскольку с тех пор, как Лизетта была у меня, она уже искусала множество людей, не пожалев и меня, я всё-таки думал от неё избавиться. Но в это время я взял к себе на службу Франсуа Вуарлана, человека, который не боялся ничего. Прежде чем подойти к Лизетте, о плохом характере которой ему уже сообщили, он запасся очень горячей жареной бараньей ногой. Когда лошадь набросилась на него, чтобы укусить, он сунул ей в зубы баранью ногу, которую она схватила и обожгла себе дёсны, нёбо и язык. Лошадь громко заржала, выронила баранью ногу и с этого момента подчинилась Вуарлану, на которого больше не осмеливалась нападать. Я применил тот же способ и получил похожий результат. Лизетта стала послушной, как собака. Теперь она легко позволяла мне подойти к себе и допускала до себя моего слугу. Она даже стала немного лучше подчиняться штабным конюхам, которых видела каждый день. Но горе было чужим, подходившим к ней!.. Я мог бы привести не меньше двадцати примеров её свирепости, но ограничусь лишь одним.

Во время пребывания маршала Ожеро в замке Бельвю под Берлином штабные служащие заметили, что, когда они отправляются обедать, кто-то ворует мешки с овсом, остававшиеся в конюшне. Они уговорили Вуарлана оставить около дверей конюшни не привязанную Лизетту. Пришёл вор, забрался в конюшню и уже уносил оттуда украденный мешок, как вдруг кобыла схватила его за загривок, вытащила на середину двора и начала топтать, сломав ему при этом два ребра. На ужасные крики вора прибежали люди. Лизетта не захотела оставить его в покое до тех пор, пока мой слуга и я сам не заставили её сделать это, потому что в ярости