Роман-трилогия «Остров Русь» - Сергей Лукьяненко

Кубату по-прежнему смотрел в пространство и бормотал:

— Как... что... я — хитрый перец? Я, генерал-сержант, диверсант, герой и — «хитрый перец»?

— Но душа у тебя добрая! — пискнул Смолянин. — И вообще все неправда, я такого не говорил!

На нас и на негра Кубату-Кубатай и Мак-Смоллет-Смолянин никакого внимания не обращали.

— Я... я к тебе как к родному... как к сыну приемному... как к брату названному... как к другу-диверсанту относился, — шептал Кубатай. — А ты меня — «перцем», да еще «хитрым», при ребятах... Предатель...

— Джентльмены, джентльмены, — замахал руками Шерлок. — Спокойно! «Хитрый перец» — это вовсе не обидно, это даже в чем-то лестно! Успокойтесь!

Как ни странно, но замечание Холмса оказало свой эффект. Кубату посмотрел на него и спросил:

— Вы и вправду так считаете, Холмс?

— Конечно, — не моргнув и глазом сказал Шерлок. — Все в порядке. Объясните лишь, каким образом вы — реальные люди, оказались в книге?

Кубатай потряс томик, задумчиво предположил:

— Ну... Очевидно, ребята рассказали о своих приключениях в двадцать пятом веке, и какие-то предприимчивые авторы написали строго документальную книгу. Книгу издали, она... — Кубатай постепенно воодушевлялся, — пользовалась огромным успехом, прожила века, попала и в библиотеку замка... Вот только чего я ее раньше не читал?

— Книг много, — вздохнул Смолянин. — Я вот старые книги собираю, уже много-много собрал, а все время новые попадаются.

— Да, ты прав... Вот тут еще одна повестушка, называется... ха... «Остров Русь»... Да-с... — Кубату осторожно полистал томик, подозрительно вглядываясь в страницы, лукаво глянул на Смолянина, прочел:

«В этот миг дверь отворилась, и на пороге показались двое — Кубатай с оголенной сабелькой в руках и Смолянин, понурый, держащийся, словно баба на сносях, за поясницу.

— Кащей, он же — Кащеев, он же — Манарбит! — вскричал Кубатай, — Именем верховного правительства Земли, вы арестованы!

— Что ж, — вздохнул Кащей, — рано или поздно это должно было случиться...»

— Помню, помню, — закивал Иванду. — Было, пленили мы ворога, а потом... Что ж дальше-то не читаешь, мудрец?

— Зачем, зачем читать? — засуетился Кубатай. — Да, отпустил я его, но ведь и ты поддержал, Иван... Так, а что еще тут интересного есть...

— Стоит ли отвлекаться? — Холмс похлопал Кубатая по плечу. — В данную книгу Кащей Бессмертный детей прятать не стал бы.

— Почему?

— Элементарно, Кубатай... позвольте называть вас подлинным именем? Отправив детишек в Вымышленный мир, где действуете вы — их отважные защитники, он ничего бы не добился. Значит, мальчики спрятаны в ином мире.

— Верно, — вздохнул Кубату. — Ладно, отправимся еще куда-нибудь. Но знаете, Холмс, мне кажется, что вы сбили меня с интересной мысли... нет, уже забыл. Суньте какой-нибудь том под шкаф.

И мы вновь ринулись навстречу приключениям...

Глава пятая, в которой на сцене появляется вещий мужичек

Потирая руки от удовольствия, Кащей прошептал заклинание, взмахнул руками, плюхнулся в возникшее позади него кресло-качалку и принялся ждать. Как выглядит конец света, он представлял смутно, но в том, что зрелище предстоит достойное — уверен был.

Минуты шли, а материя мира почему-то все не расползалась по швам, не налетал разноцветный электрический смерч, сметающий с земли города и страны, не накатывала невесть откуда взявшаяся черная и густая волна небытия...

Улыбочка на челе Кащея поблекла, его раскачивания в кресле взад и вперед становились все более нервными и яростными, пока, наконец, качнувшись особенно круто, он не перекувыркнулся вверх тормашками, опрокинувшись вместе с креслом на пол.

Бормоча проклятья и ругательства, он вскочил на ноги и принялся расхаживать от стены к стене библиотеки. Так и не дождавшись исчезновения ВСЕГО, он внезапно остановился и ясно произнес в пыльной тишине:

— Как же так?!

И тут же ответил себе сам:

— Их вернули! Их вернули ДЗР-овцы, кто же еще мог это сделать?! Смолянин и Кубатай — только они, проклятые, по острову шастают! Шастают, да супротив меня козни вершат.

А если даже и не они помешали, то только через них можно выяснить, кто это сделал. Выяснить и пресечь. Но как их найти?!

Покопавшись в широких карманах кафтана, Кащей выудил оттуда зеркальце наподобие того, что у Марьи-искуссницы имелось, и вскричал:

— Свет мой, зеркальце, скажи...Или лучше покажи(Без кокетства и утайки)Смолянинку с Кубатайкой.

Зеркальце затуманилось, пошло рябью... и потухло. Кащей решил, что такой неверный итог его стараний связан с неудачной формулировкой приказа: то ли зеркальце не умеет работать «без кокетства и утайки», то ли оно не реагирует на уменьшительно-ласкательные формы имен искомых басурманов. Кащей поднапрягся и выпалил другое четверостишие:

— Волю выполни мою,А иначе — разобью:Покажи мне СмолянинаС Кубатаем-осетином!

Зеркальце вновь честно попыталось выполнить его приказ, затуманилось, пошло рябью... и погасло опять.

— Проклятье! — простонал Кащей и тут только вспомнил, что сам же в целях конспирации наложил на все волшебные зеркала острова необратимое заклятье.

Шмякнув в сердцах бесполезную стекляшку об пол, так, что только острые брызги рассыпались в стороны, Кащей сплюнул и процедил сквозь зубы:

— Все равно найду.

...В княжецких палатах царило уныние. Расхворалась племянница Владимирова да жена Добрыни Никитича — Забава Путятишна. Что за хворь окаянная напала на нее, никто сказать не мог — ни лекари, ни бояны, ни даже Гакон — толстый бестолковый поп, на смену Гапону пришедший. Ясно было и неспециалисту, что скрутило ее знакомое уже царскому двору НЕСМЕЯНСТВО, да в острейшей форме. Третью уж неделю лежмя лежала Забава на перинах пуховых, приговаривая лишь:

— Тошно мне... Ох, тошно!..

Владимир с ног сбился.

Тут-то и появился в палатах его гость незванный, однако долгожданный — лохматый да бородатый мужик в лаптях. Пав пред князем на колени, вскричал мужик:

— Я — Гришка Распутин — святой старец! Лучшая водка моим именем прозвана, да песенка заморская про меня сложена! Дозволь, Красно Солнышко, племяшку твою осмотреть да излечить по возможности!

— Чего ж не дозволить, валяй, — согласился Владимир. — Однако признайся, прохиндей, откуда о хвори-то ее ведаешь?

— Да как не ведать, княже?! Вся Земля Русская стонет от вести сей горестной!

— Серьезно? Лестно мне это, лестно... Ну ладно, дерзни. Коли излечишь Забаву, богато, Гриша, одарен будешь. А уж коль не излечишь, не обессудь, головы лишишься...

— По рукам! — согласился Григорий. — Давай-ка, княже, поскорее сведи меня к ней, а то, не ровен час, отдаст она, сердешная, Богу душу, меня не дождавшись...

— Типун тебе на язык, Григорий! — всполошился князь и заторопился было, но тут же и осекся: — не получится быстро. Забава-то с Добрыней на той половине царства живет, что я Емеле с Несмеянушкой на свадьбу презентовал... Покаместь в отделе режима паспорт заграничный оформят, пока таможню пройдем...

— Развел ты, княже, бюрократию, — нахмурился Григорий. — Помрет Забава, то-то урок тебе будет..

Побледнел Владимир от слов эдаких, поежился... Махнул рукой, мол, «была-не была...» и молвил:

— Айда, без документов попробуем.

... — Стой, кто идет! — пронесся над границей зычный окрик богатырский.

— Кто, кто! — проворчал Владимир. — Дед Пихто! Князь это!

— А по мне — хоть князь, хоть грязь, а в чужой овин — не лазь, — презрительно объявил пограничник.

— Видал?! — беспомощно глянул Владимир на Григория. — Я нонче — аки король заморский, Лиром именуемый! — Затем вновь обернулся к богатырю, напустил на чело грозности и заорал:

— Да ты че, Илюха! Как же этот овин — мне чужой?! Земля-то сия — Русь, а я — князь русский!

Богатырь покачал головой:

— Э, нет. Руси-то две теперича. Та что у тебя — Русь Владимирская. А тута — Русь Емелина, сюда пускать не велено...

Григорий отстранил князя рукой, выступил вперед и вдруг гаркнул, да так, что испуганно присел и поджал уши конь под Ильей Муромцем:

— Оборзели?!!

Илья оторопело уставился на него. Григорий набрал в легкие побольше воздуха и, выпучив глаза, рявкнул еще:

— Над князем куражиться?!! У последней черты, можно сказать, стоим! Разменяли Русь, мать вашу!!!

Ноги у богатырского коня окончательно подкосились, и он тяжело плюхнулся наземь.

— Да ладно, брось орать-то, — примирительно заговорил вынужденно спешившийся Илья. — Чего надо-то?

Однако Григорий раздухарился и, видать, в сердцах о цели своего прибытия запамятовал: