Модель по вызову - Марина Дмитриева

— Шлюха!? — заревел раненым медведем Бритоголовый. — Нет… Она больше не работает. Все… хватит... Не для нее все это! Она не продается! Она только моя!

Вот вам и Упырь... Волны то радости, то страха, то отчаянья забушевали внутри. Я решительно не знала, что мне делать и как реагировать на такой неожиданный поворот событий.

— А как же наши договоренности?! — Зря высокий чиновник сейчас пытался права качать... Упырь в гневе — зрелище не для слабонервных. Его даже Ирина Николаевна в таком состоянии боится.

— Нет, никаких договоренностей нет! Забудь о них!!! Я верну деньги!

— Ха! — противно засмеялся Епифанцев. — Как смешно! Сутенер влюбился в шлюху!

Руки Упыря сильнее сжались на шее высокопоставленного чиновника, лицо последнего покраснело, он захрипел и начал махать руками, пытаясь ударить противника. Буквально минуту назад я сама хотела с особой жестокостью убить Игоря Владимировича — чудовище, в котором нет ничего святого, раздавить его, как мерзкого липкого паука! Но ведь Юру посадят...

— Юра, Юрочка, отпусти его!!! Юра-а-а, пожалуйста!!! — повисла на богатырских плечах. — Юрочка, прошу тебя!!!

Накидка соскользнула по телу вниз, снова обнажая кожу.

— Отпусти, милый мой! Хороший! Прошу тебя!

Удивительно, но он меня послушался. Сильные пальцы, слава богу, разжались на шее заместителя губернатора области. Епифанцев закашлялся, потом принялся делать судорожные глотки воздуха, пытаясь восстановить дыхание.

— Тебе это дорого обойдется! — тут же прошипел он. — Еще как дорого! В ногах будешь валяться! Кровью харкать! Прощения просить! Ты, твоя шлюха-сестричка и эта блондинистая сука тоже!

Но бритоголовый не обратил внимания на угрозы большого чиновника, вытолкал его за дверь, затем, тяжело дыша, повернулся ко мне.

Ты этого хотела, Светик? Чтобы пришел принц, раскидал во все стороны злодеев и улегся у твоих ног верным псом? Окутал своей силой, заботой и нежностью, грозно рыча в сторону любых возможных обидчиков?! Так получай! Получай! Слезы снова побежали по щекам...

Упырь смотрит какими-то пьяными шальными глазами.

— Почему ты плачешь, Светик?!

Потому что люблю тебя, ирода! Потому что двадцать миллионов, двадцать миллионов рублей, которые мне опять нужно где-то достать...

— Я спросил, почему ты плачешь, Светик?

— Зачем ты это сделал?! Кто тебя просил вмешиваться?!

Лицо Юрика ошарашенно вытянулось. Кажется, он ожидал совершенно другой реакции с моей стороны. И мне очень хотелось эту реакцию выдать, подбежать к нему максимально близко, обнять за плечи, уткнуться носом в шею и, всхлипывая, благодарить за то, что он не смог меня продать, пришел за мной, не побоялся вызвать гнев у главного человека нашего города. Только сейчас не время для любви, любовь в моем положении, как часто говорит Ирина Николаевна, непростительная роскошь. Одну часть меня просто распирало от всяких разных чувств к Упырю, а другая билась в отчаянии, поскольку понимала, что завтра, в котором мама полетит с братом в немецкую клинику, не будет. Мне хотелось одновременно смеяться, плакать, радостно вопить, кричать от безнадежности, обнимать Упыря, покрывая поцелуями любимое лицо, и со всей силы в злости колотить руками по могучей груди, крича: «Что ж ты наделал, гад?!»

— У тебя были такие глаза, когда вы уходили с Епифанцевым... Я вдруг понял, после ночи с ним что-то уйдет между нами навсегда, и ты будешь в дальнейшем смотреть в мою сторону только лишь со смесью презрения и осторожности. Не подпустишь больше к себе по доброй воле, не простишь никогда, как не простила того богатенького мальчика…

Даже не знала, что этот здоровенный наглый мужик может так тонко меня чувствовать.

— Светик, — В голосе бритоголового слышалась ласка. Но вместо того, чтобы броситься в мужские объятья, утешиться, умыться его нежностью и любовью, я развернулась спиной к растерянному сейчас Упырю, отошла, подняла ненавистное шикарное платье, снова принявшись надевать на себя полную безнадегу. Так уж сложилась жизнь, мне нельзя любить, особенно сейчас, особенно его... Слезы с удвоенной силой потекли по щекам. Накинула жакет на плечи, взяла с кресла сумочку.

— Светик, ты куда собралась? — в любимом голосе недоумение.

Милый мой, хороший, как мне жаль…

— Вымаливать прощение у Епифанцева.

На мужском лице растерянность мгновенно переродилась в бешенство. Эта картина завораживала и одновременно пугала. Глаза налились краснотой, ноздри расширились, того и гляди дым из ушей повалит.

— Прости, что помешал, принцесска!!! — издевательски заорал он. — Оказывается, ты в самом деле обыкновенная алчная сука!!! Какого хрена тогда так смотрела?! Типа, помоги, спаси, не отдавай меня ему!

И со всей силы кулаком по стене.

Каждую клеточку тряхнуло болью, словно он не стену — меня ударил. В моем мире, в моем теле, случилось маленькое землетрясение, крошащее в хлам уже переломанные кости, разрывающее мышцы, выворачивающее наизнанку внутренности. Но я упрямо, несмотря на боль, подошла к двери. Вдруг мне удастся догнать Игоря Владимировича?! Остановилась, наткнувшись на могучую грудь вставшего на моём пути Чернова. Сильные руки схватили за талию.

— Сука!!! — принялся болтать меня со всей силы Упырь. Надеюсь, душить, как совсем недавно большого чиновника, не станет. — Падкая до денег шлюха!!! А корчила такие презрительные гримаски, будто королева! Словно ты выше всего этого! Будто, сколько тебя не еби, как последнюю девку, не можешь испачкаться! Всю душу из меня вынула!.. Дураком выставила!!!

Ему больно... мне больно... Кажется, весь воздух утыкан маленькими колющимися болью иголками...

— Да, черт возьми! Да! Шлюха!!! А ты кто?! Ездишь на шикарной тачке, одеваешься в дорогие шмотки, устрицы ешь в ресторанах, и все благодаря тому, что подкладываешь девочек под богатых дяденек! Кто ты такой, чтобы меня осуждать?! — взорвалась вдруг я на бритоголового. Боль, страх этого дня выплеснулись наружу руганью вместо слов любви.

— Я никогда не строил из себя пай-мальчика! А ты, ты… — замолчал, не в силах подобрать слова, а потом опять кулаком по стене, разбивая костяшки пальцев в кровь.

Бедный мой... хороший мой...

— Юра, — теперь я говорила намного мягче, — мне все равно, что со мной будут делать, как меня будут трахать, сколько их будет. Я готова чуть ли не под каждого ложиться, главное, быстрее денег достать.

Чернова тоже оставила злость, лишь тяжелое дыхание напоминало о пережитой вспышке безумства. Он все еще держал меня за плечи, но больше не мотал из стороны в сторону, словно тряпичную куклу, внимательно и сосредоточенно вглядывался мне в лицо. Кажется, в лысой башке произошел разрыв шаблона.

— Зачем