Тревожное небо - Эндель Пусэп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На час полета.
— Что это он бредит? — подключается голос Золотарева, — По крайней мере на полтора.
— Но ведь последние триста литров нельзя измерить, — смущенно оправдывается Дмитриев.
Я уже совершенно спокойно прислушивался к их перебранке: слева от нас твердая земля, справа — море. Даже в самом худшем случае, если допустить, что все моторы остановятся, не случится ничего страшного. Сядем на первый оказавшийся в поле зрения аэродром, благо, как мы убедились уже в прошлый раз, их тут великое множество.
Положив корабль курсом на север, в сторону аэродрома Тилинг, мы понимаем, что заставляло англичан так трагически-настойчиво требовать смены курса по пути к берегу. Вдали, далеко слева, виднеются дымы большого города. Это Эдинбург, столица Шотландии. Сотни и сотни аэростатов висят на различных высотах как над городом, так и над заливом, над которым идет наш корабль. При нашем приближении они, как бы сами по себе, опускаются вниз, а за нами — вновь поднимаются вверх. А внизу, на обширной блестящей на солнце глади залива Ферт оф-Форт, дымят десятки военных кораблей. Неподвижно застывшие громады крейсеров и линейных кораблей окружены многочисленными миноносцами, сторожевыми кораблями, торпедными катерами. Над каждым из них аэростаты заграждения. Это — «гроза морей, королевский Военно-Морской флот». Нам не полагалось видеть эту мощную армаду!
Главная база военно-морского флота Англии — Скапа Флоу — потеряла свою былую неприступность. Ночь под 14 октября 1939 года, когда фашистская подводная лодка, благополучно минуя многочисленные «неприступные» заграждения, вторглась во внутреннюю акваторию Скала Флоу и, учинив там невиданный в истории «владычицы морей» разгром, благополучно скрылась, англичане будут помнить еще долгие годы. Теперь основные силы военно-морского флота базируются в заливе Ферт оф Форт, огражденные всеми возможными средствами.
— Товарищ майор! Спрашивают, почему мы летим на север? — говорит Кожин.
Я успокаиваю пассажиров: через сорок минут сядем на аэродроме Тилинг.
Эдинбург остается позади. Виден и город Данди, а рядом с ним аэродром. Совершив над ним традиционный круг, иду вниз, и через несколько минут корабль мягко катится по бетонным плитам, — тем самым, от которых мы с таким трудом оторвались двадцать дней назад. На стоянке на этот раз выстроен почетный караул шотландских солдат «Черные стрелы». Снова те же клетчатые юбки и голые волосатые ноги…
Пассажиры сошли на землю. За ними — и мы. Первый этап нашего длинного пути завершен. Приятная все же вещь — земля, особенно тогда, когда поболтаешься десяток часов между ней и небом…
Пока шла торжественная церемония встречи, мы переоблачились в сапоги и шинели. Большинство экипажа оставалось на месте готовить корабль к следующему, самому серьезному этапу — перелету через «большую лужу», как называют океан англичане. Нам же со штурманами пришлось опять ехать в Лондон, чтобы уточнить все детали предстоявшего маршрута.
Подкатила целая вереница автомашин, на которых предстояло перебраться в Данди, где уже с неделю специальный поезд ожидал прибытия правительственной делегации из Москвы.
Теперь, когда все треволнения остались позади, мне страшно захотелось есть. Я вспомнил оставшуюся нетронутой, так аппетитно журчащую на горячей сковородке яичницу… Но здесь, в Англии, время было для еды абсолютно неподходящим: ранний завтрак уже прошел, а до ленча еще далеко. Когда устроились в поезде, меня стало сильно клонить ко сну. Но заснув, можно было остаться и без ленча… И так, и этак — все плохо! Почистился. Побрился. Справившись со своим несложным туалетом, пошел искать спутников. Нашел всех, чинно рассевшихся на мягких креслах в салон-вагоне.
Наконец стрелки часов показали время ленча — одиннадцать часов. Открылась дверь, и пожилой, облаченный в короткие штаны и ливрею с начищенными до блеска пуговицами, не то официант, не то камердинер, с глубоким церемонным поклоном пригласил всех нас покушать.
На второй завтрак — ленч — было подано традиционное английское блюдо: жареный бекон с яйцом. Вкусно!
Моим соседом справа оказался помощник министра иностранных дел Вильсон, довольно прилично владевший русским языком. Во время завтрака он рассказывал нам о достопримечательностях, мимо которых мчался наш поезд.
Вдруг вагон качнуло, и поезд резко снизил ход. За окном засверкала поверхность залива Ферт оф Фарт, через который мы совсем недавно уже пролетали.
Поезд шел теперь по большому мосту, перекинутому через залив не по прямой, как обычно, а с глубоким изгибом в сторону берега.
— Для чего установлено бесчисленное количество свай, усеявших гладь залива, поля, луга и все побережье? — поинтересовался кто-то из членов нашей делегации.
Всмотревшись внимательней, и я увидел тысячи вбитых в землю и торчащих над ней на метр-полтора вертикальных столбов.
— Это — преграда против вражеских самолетов и планеров, которые могут использовать ровные места побережья для приземления. Даже дно залива, через который мы сейчас едем, ровное и твердое, может быть хорошим аэродромом в часы отлива, — охотно объяснил мистер Вильсон.
Наступила пауза, и я решил задать вопрос, который давно вертелся у меня на языке. Уже в прошлый приезд нас поражало несметное количество каменных, солидного размера — метра полтора в ширину и столько же в высоту — оград, возведенных на полях и лугах, на опушках рощ и рощиц, оплетавших, как паутина, буквально всю страну. Теперь, рассказав об этом улыбающемуся мистеру, я спросил:
— Не кажется ли Вам, что слишком много дорогой земли используется совершенно бесполезно?
Мистер Вильсон, продолжая любезно улыбаться, уклонился от ответа.
Позавтракав, все разошлись по своим купе. Я тут же заснул, лишь приклонив голову к подушке.
Разоспался до того, что, услышав чей-то непонятный мне голос, долго не мог сообразить, где я и что кругом происходит. Наконец, придя в себя, увидел того же сверкающего позументами англичанина в ливрее. Однако объяснения его на английском языке я никак не мог уразуметь. Наконец, кое-как до меня дошло: меня приглашали обедать!
Обед был таким же чисто английским, как и завтрак. Супа не было, на второе и рыба, и мясо, а на десерт неизменные (как мы обнаружили после) кофе и сыр. Я, как и многие другие, люблю и то и другое, но… даже обаятельнейшая из женщин, теряет долю своей привлекательности, если на нее смотреть беспрерывно.
В салоне нас караулили фото — и кинорепортеры. Пришлось им позировать то группой, то в одиночку.
Поезд подходил к Лондону. На одной из маленьких станций к нам сел посол Иван Михайлович Майский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});