Домашний фронт - Кристин Ханна

На пароме Джолин отказалась выходить из машины. Они молча сидели рядом, пока Майкл наконец не решился нарушить молчание.

— Должно быть, там было ужасно, — осторожно произнес он, чувствуя себя обманщиком. Оба понимали, что он не имеет об этом ни малейшего представления.

— Ужасно? Да.

— Ты все время боялась?

Джолин посмотрела в окно машины.

— Не все время. Я не хочу об этом говорить, Майкл. Теперь уже все равно.

— Ты дома, Джо.

Она кивнула, не поворачивая головы. Пока они ехали через весь Сиэтл, она не произнесла ни слова. Смотрела в окно и в ответ на его вопросы пожимала плечами.

— Джо? — окликнул ее Майкл, высадив из машины. — Нам действительно нужно поговорить.

— Да, — ответила она. — Знаю. — Казалось, сама мысль об этом отнимает у нее последние силы.

Проводив ее взглядом до дверей реабилитационного центра, Майкл уехал. Но направился не к себе в офис, а свернул на Аврора-авеню к кабинету доктора Корнфлауэра.

Там он подошел к стойке администратора, за которой сидела девушка с лиловыми волосами и кольцом в носу.

— Я знаю, что не записывался, но мне нужно увидеть доктора Корнфлауэра, если это возможно. Я Майкл Заркадес.

— Да, секундочку. — Девушка встала и удалилась в коридор. Через две минуты она вернулась. — Доктор поговорит с вами в оранжерее. Сюда, пожалуйста.

Майкл прошел по коридору в маленькую оранжерею со стеклянными стенами, ротанговой мебелью в стиле 50-х и множеством цветов и зеленых растений. Ему почему-то вспомнилась гостиная родителей с дощатым полом и мягкой мебелью с обивкой в цветочек. На единственной капитальной стене висел желтый постер в рамке — цитата из «Дезидерата»[16]. «Иди спокойно среди шума и суеты, помни о том, какая благодать снисходит в тишине». Он не смог сдержать улыбки: когда-то такой же постер висел в спальне его матери.

— У меня мало времени, Майкл, — сказал Крис, закрывая за собой дверь. — Через десять минут придет пациент. — Это Кит? Кошмары усилились?

Майкл сел в мягкое кресло.

— Моя жена, Крис. Она… изменилась. Вчера вечером выпила несколько бокалов вина. Я понимаю, это немного, но ее родители были алкоголиками. Я никогда не видел, чтобы Джолин выпивала больше одного-двух глотков алкоголя. Она кричала во сне.

— И поставила вам этот фингал?

— У нее всегда была тяжелая рука. Видели бы вы, как она бросает мяч.

Корнфлауэр улыбнулся и тоже сел.

— Очевидно, нам потребуется больше десяти минут. Я буду рад поговорить с Джолин, если она согласится.

— Джолин не склонна разговаривать на такие темы, но призналась, что у нее проблемы.

— Она солдат, Майкл, и это значит, что ей нельзя выглядеть слабой, и ей будет тяжело признаться в трудностях при возвращении к мирной жизни. Понимаете, ночные кошмары и бессонница — распространенные симптомы посттравматического стресса, но это также нормальная реакция на войну. В большинстве случаев кошмары со временем проходят. Если симптомы не исчезнут через три месяца, тогда у нас будет повод для беспокойства. Но теперь Джолин приходится иметь дело с сильными эмоциями; вероятно, она переживает из-за гибели товарища и из-за того, что лучшая подруга по-прежнему в коме. Вероятно, Джолин винит себя — необоснованно — в падении вертолета. Вероятно, она боится, что ваша семья окончательно распалась, и у нее не хватит сил снова собрать ее. Прибавьте сюда, что она лишилась ноги и, скорее всего, профессии, и вы получите женщину в кризисе.

— Как мне ей помочь?

— У нее такое чувство, словно она распадается на части, — тихо ответил Крис. — Вы привыкли к себе, а потом вдруг все меняется. И вы не понимаете, кто вы. Ночные кошмары могут быть просто ужасными.

— Я видел.

— Убедитесь, что в доме нет оружия.

— Господи…

— И внимательно следите, сколько она пьет. Это может усугубить проблемы. А главное, Майкл, пусть она говорит с вами. Слушайте, но не давайте оценок.

— Мы с Джо не особенно привыкли откровенничать.

Крис понимающе улыбнулся:

— Вот вам удобный случай, чтобы это изменить, Майкл.

По дороге из реабилитационного центра Джолин хотела поговорить с Милой, но не могла найти нужных слов. Перед глазами у нее все еще стояла прошлая ночь, когда она очнулась на полу от собственного крика, а в дверях стояли испуганные дети. Воспоминания грызли ее изнутри весь день. На физиотерапии она с трудом заставляла себя сосредоточиться.

Что с ней происходит, черт возьми? Ей, как никогда, нужна Тэми. Но от мысли о подруге стало только хуже.

Подъехав к дому, Мила повернулась к ней:

— С тобой все в порядке, Джолин? Ты сегодня какая-то притихшая.

Джолин представила, как признается Миле, что с ней что-то не так, и не смогла себя заставить. Она боялась открыть шлюзы, показать глубину своего страха. Впервые в жизни по-настоящему боялась. Больше, чем в Ираке.

— Я сегодня устала на занятиях. Эти мозоли меня просто замучили. — Она натянуто улыбнулась, ненавидя себя за ложь.

— Хочешь, я останусь и помогу встретить девочек после школы?

— Нет, мне уже лучше. Честное слово. Я немного вздремну, и сил прибавится. К возвращению девочек приготовлю им перекусить. Может, поиграем с ними в какую-нибудь настольную игру.

— Ладно, — неуверенно ответила Мила.

Джолин заставила себя улыбнуться. Торопливо поцеловав свекровь, она вышла из машины и направилась к дому. Закрыв за собой дверь, тяжело обвисла на костылях и с облегчением вздохнула.

Ей просто необходим бокал вина. Он успокоит нервы, уймет дрожащие руки. Всего один бокал. В этом нет ничего плохого.

Руки у нее опять тряслись. Джолин подошла к холодильнику, налила себе вина и села. После двух бокалов стало чуть-чуть легче. Напряжение ослабло. Но страх остался.

Ей нужна помощь.

Да. Именно так. Самое главное для нее — дети, а она их теряет. Пугает их, отталкивает. Ударила мужа по лицу и даже не помнит этого. Что она способна сделать с детьми? Джолин подошла к телефону. Быстро пролистав справочник, Джолин набрала номер Управления по делам ветеранов.

— Думаю, мне нужно с кем-то говорить, — выпалила она снявшему трубку секретарю.

— О чем?

— Я ветеран Операции освобождения Ирака. После ранения. Мне нужно с кем-то поговорить о ночных кошмарах, которые меня преследуют.

— Секунду.

Дыши, Джолин. Не вешай трубку.

— Я могу вам помочь? — послышался в трубке мужской голос.

— Да. Надеюсь. Я ветеран Операции освобождения Ирака, и у меня проблемы со сном.

— Вы опасаетесь, что можете причинить вред себе или другим?