Советская цивилизация т.2 - Сергей Кара-Мурза

Как тоскует по ней человек Запада – никакой комфорт ее не заменяет. Мы эту ценность имели и, сами того не понимая, наслаждались общением с людьми – на улице, в метро, в очереди. За социальным братством стояла глубинная идея религиозного братства – идея «коллективного спасения». От этой идеи отказался Запад во время Реформации, которая породила совершенно нового человека – индивидуалиста, одинокого и в глубине души тоскливого. Но Запад за эту тоску хотя бы получил компенсацию: новая этика позволила ему выжать все соки из колоний и сегодня выжимать соки из «третьего мира». Ради чего отказываемся от братства людей мы? Ведь выжимать соки теперь будут из нас.

Отказ от уравнительного идеала и стоящей за ним идеи братства означает для России пресечение всякой надежды на развитие и сохранение себя как независимой страны. Самым прямым и очевидным следствием становится разрыв исторического союза народов и народностей – распад России. Эксплуатация «слабого» неизбежно и раньше всего облекается в этническую форму. Освоение идей социал-дарвинизма сразу дает оправдание угнетению «менее развитых» народов – и борьбе этих народов всеми доступными им способами. Тут никаких сомнений нет – все это прекрасно изучено и описано. Менее очевидно, что это гасит порыв к развитию и в отдельно взятом народе – прежде всего, русском.

За последние четыреста лет сложилось два разных типа ускоренного развития. И оба они основаны на том, что люди работают в режиме трудового подвига, соглашаясь на отсрочку материального вознаграждения. Один пример такого порыва дал западный капитализм, основанный на индивидуализме. Там общество – и рабочие, и буржуи – было проникнуто пуританской этикой. Рабочие трудились не за страх, а за совесть, при очень низкой зарплате. Хозяева же вкладывали прибыль в производство, ведя буквально аскетический образ жизни (оргии их сынков – это отклонение от «генеральной линии» и стало массовым уже после выхода на спокойный режим).

Второй проект – договор трудящихся и элиты на основе солидарности, ради «общего дела». Самые яркие примеры – индустриализация Японии и СССР. Оба эти подхода были в большой мере уравнительными (в СССР – больше, чем в Японии), но главное, в обоих случаях все социальные партнеры были проникнуты державным мышлением.

Что же мы имеем сегодня в России? Отказ от уравнительного идеала (и значит, от идеи «общего дела») – и отсутствие всяких следов пуританской этики у предпринимателей. О капиталовложениях в производство и речи нет – украденное проматывается в угаре потребительства, растрачивается на жратву и предметы роскоши, вывозится за рубеж. А значит, никакого негласного общественного договора нет. И лишения людей абсолютно ничем не оправданы – Россия в результате «реформ» лишь нищает и деградирует. Ведь при помощи искусственно организованного кризиса разрушаются в первую очередь самые передовые производства. Этот процесс начался моментально с ликвидацией советской системы хозяйства в 1992 г.

Особым «срезом» идеологической кампании против уравнительства было переведение проблемы в плоскость сравнения зарплаты работников. Это самый демагогический и примитивный прием, но безотказный – потому что обладает наглядностью и апеллирует к темному и сладкому комплексу «обиженного». Всем приятно считать себя слегка недооцененным, все мы грешны – и соблазнители этим пользуются. Когда человеку говорят: «Смотри-ка! Ты, такой мастер, получаешь столько же, как вон тот балбес», – он забывает, что эта его предположительная «потеря» ничто по сравнению с тем, что он получает на уравнительной основе в виде жилья, образования, медицинского обслуживания, низких цен и т.д. Получает столько же, как некий мастер гораздо более высокого ранга, чем он сам. Факт остается фактом – подозрения в том, что соседу переплачивают и тем самым что-то отнимают у тебя, с 60-х годов стали волновать часть советских людей.

Одно время, с конца 1961 г., моим соседом по коммуналке был шофер-дальнерейсовик. Сильный и дремучий, прямо зверь. После рейса бивал жену, и она скрывалась в нашей комнате. Этот человек отличался тем, что подолгу задумывался над отвлеченными проблемами. Одной из них и была мера труда. Он приходил ко мне и начинал пытать: почему я, окончив МГУ, работая с утра до ночи в лаборатории, получал 105 руб. в месяц, а он, тупой неуч и пьяница, почти 400 руб.

«Здесь что-то не так. Будет беда,» – говорил он. Я не соглашался, указывая, что шоферов не хватает, а в МГУ конкурс 18 человек на место. И мы с ним пытались этот клубок распутать, перечисляли все тяготы и награды его и моей работы, искали денежную меру. Оказалось, дело это очень сложное. Он рассуждал не так, как народ – и потому заставил и меня думать. Потом я читал, что мог, по этому вопросу, и выведывал на Западе.

В чем же, на мой взгляд, ошибки рабочего, который «сдал» советский строй, потому что ему, токарю-виртуозу, недоплачивают, а соседу-неумехе переплачивают? Ошибок несколько.

1. Сделаем мысленный эксперимент: представим, что какой-то ангел (или демон) точно, до копейки, обозначил цену труда каждого человека, и через кассу каждому в день получки был вынесен приговор – «кто сколько стоит». Стали бы люди, включая «токаря-виртуоза», счастливее? Почти наверняка – нет, не стали бы. Начали бы распадаться не только коллективы, дружеские компании, но и семьи. Наша «цена» должна быть тайной, мы всегда должны считать себя немножко недооцененными и великодушными. У нас эту тайну создавала «уравниловка».

На Западе другой метод – зарплату там платят строго конфиденциально. Никаких ведомостей товарищи не видят, а спросить: «Сколько ты получаешь?» – верх неприличия. Я, по глупости, спрашивал, и даже близкие друзья мне отвечали уклончиво и очень раздраженно.

За вспыхнувшей в 60-е годы ненавистью к уравниловке скрывалась не жажда благосостояния (оно как раз в СССР неуклонно повышалось), а именно соблазн самоутвердиться через деньги в своем ближайшем окружении. Это желание вообще иллюзорно, а для трудящихся – разрушительно. Здесь – ошибка, меньшее зло хотели поменять на большее, а получили кошмар.

Внешне это – измена именно общинному духу как стержню русской цивилизации (а на деле – соблазн, погоня за блуждающим огоньком). Надо вспомнить: при общинном строе самые сильные и самые ловкие едят меньше слабых и неспособных. Это оплачивается любовью и уважением рода. Так и возник человек, в стае обезьян иные порядки. Но это – ошибка высокая, от томления души.

2. Ошибка земная, на шкурном уровне, заключается в том, что рабочие поверили, будто «рынок» всем воздаст по труду. Надо только уничтожить советский строй. Пусть меня простят товарищи рабочие, в этом вопросе их обманули, как маленьких. Обман из нескольких слоев.

Во-первых, рынку в принципе наплевать, какой ты там мастер или виртуоз, для него есть один критерий -прибыль. Купят ли твою рабочую силу и почем, определяется только тем, принесет ли использование твоей рабочей силы прибыль и какую. Сегодня половина наших рабочих-виртуозов не стоит у станка, а таскает тюки с барахлом. И с точки зрения рынка это разумно, а для рабочего разрушительно, он становится люмпеном. Рабочие-виртуозы не знали, что так будет? Не хотели знать? Что ж, вышла ошибка, и надо ее признать.

Во-вторых, реальный капитализм распределяет зарплату вовсе не по труду и даже не по рыночной стоимости рабочей силы, а исходя из баланса силы. Токарю-виртуозу в ФРГ платят 15 долл. в час, такому же токарю в Бразилии 3 долл., в Чехии 2, а в России 1. Почему? По кочану – вот самый верный ответ. Но русский токарь почему-то решил, что если он поможет Ельцину уничтожить СССР, то ему будут платить, как немцу. Почему он так решил? Я думаю, что не подумал хорошенько. Ошибся.

В-третьих, на заводах самого Запада проблема нормирования и оценки труда не решена точно в такой же степени, как это было в СССР. В этом смысле уничтожение советского строя ничего не дало и не могло дать, это была с точки зрения интересов рабочего класса огромная глупость.

Запад решает проблему оплаты с помощью множества ухищрений, не пытаясь стать справедливым ангелом, но главное – при помощи кнута безработицы. Практически вся рабочая молодежь «пропускается» через безработицу, и этот урок остается на всю жизнь. Получив работу, человек так за нее держится, что бузить из-за того, что «менее способному соседу платят столько же, сколько мне» – и в голову никому не придет. Там даже и поверить не могут, что это создавало серьезные проблемы в СССР, просто не понимают. Если бы кто-то и начал бузить, ему бы ответили: «Сколько кому платят – не твое собачье дело. Получи расчет и катись».

Наконец, главная, на мой взгляд, ошибка относительно капитализма. Я и сам ее осознал, когда в 1989 г. приехал работать в Испанию. Утром по радио случайно услышал выступление католического священника, и он сказал: «В рыночной экономике наверх поднимается не тот, кто умнее или кто лучше работает, а тот, кто способен топтать товарищей – только по их телам можно подняться наверх». Сказал, как отчеканил, а мы все мусолим вокруг да около.