Волк среди волков - Ханс Фаллада

Пока лесничий с помощью ремней и веревок увязывал Беймера как пакет, искусней и крепче, чем любая продавщица в универсальном магазине, он раздумывал о том, что этой "поимкой" стяжает себе славу не только в глазах тайного советника и ротмистра. Дело в том, что Беймер был отъявленный негодяй и забияка, первый вор и буян в округе, язва на теле любого хозяйства, о чем достаточно наглядно свидетельствовали и косуля в его рюкзаке, и пристегнутый к велосипеду карабин! Но важнее, чем слава, было для старика Книбуша сознание того, что он без всякого для себя риска избавится теперь от опаснейшего врага, не раз грозившегося разделаться с лесничим, если только тот вздумает обыскать его тачку с дровами. Что этот опаснейший враг, втрое сильнее его, попал к нему в руки беззащитным, было поистине милостью неба, это могло поколебать самое непоколебимое решение и даже вовсе его отменить. И лесничий затягивал узлы с истинным удовольствием, словно ему выпала необыкновенная удача.

Правда, фройляйн Ютта фон Кукгоф, наверное, заметила бы по этому случаю, что цыплят по осени считают.

7. НА УЛИЦЕ ПЕРЕД ИГОРНЫМ ДОМОМ

Вольфганг Пагель смотрел то в один конец темной улички возле Виттенбергплац, то в другой. Изредка еще попадались спешившие домой прохожие. Было самое начало первого. Позади, там, где в белесоватом свете ширилась площадь, стоял, прислонясь к стене дома, какой-то человек. Спекулянтская кепка, во рту сигарета, руки, несмотря на летнюю жару, засунуты в карманы - словом, все как полагается.

- Вот он, - сказал Вольфганг и мотнул головой. Его вдруг зазнобило ведь он так близок к цели. Волнение и тревога овладели им.

- Кто это? - спросил Штудман довольно равнодушно. Скучная штука, когда тебя, смертельно уставшего, тащат ночью через весь Берлин и в результате показывают человека в спекулянтской кепке.

- Стремный, - сказал Вольфганг без всякого сочувствия к усталости своих спутников.

- Делает честь вашему знанию Берлина! - сердито воскликнул ротмистр фон Праквиц. - Это, без сомнения, страшно интересно, что такого субъекта зовут стремным, - но не будете ли вы так добры, наконец, объяснить нам, что вы, собственно говоря, затеяли?

- Сейчас! - отозвался Пагель, продолжая вглядываться.

Стремный свистнул и исчез в свете Виттенбергплац, а где-то совсем рядом с тремя мужчинами скрипнул ключ в воротах, но никто не появился.

- Они заперли входную дверь; дом все тот же, номер семнадцать, пояснил Пагель. - Вон идут полицейские. Пройдемся пока вокруг площади.

Однако ротмистр взбунтовался. Он топнул ногой и запальчиво воскликнул:

- Я отказываюсь, Пагель, участвовать в этих глупостях, вы должны нам сию же минуту объяснить, что вы затеяли! Если это что-нибудь сомнительное, тогда покорно благодарю! Откровенно говоря, я очень хотел бы лечь спать, да и Штудман, верно, тоже.

- Что такое стремный, Пагель? - мягко спросил Штудман.

- Стремный, - с готовностью пояснил Пагель, - это человек, который стоит на страже и следит, не идет ли полиция, и вообще все ли спокойно. А тот, который только что запер входную дверь, это зазывала, он зазывает гостей наверх...

- Значит, там что-то запрещенное! - воскликнул ротмистр еще запальчивее. - Очень благодарен вам, уважаемый господин Пагель, но на меня не рассчитывайте! Я не желаю иметь дело с полицией, тут я придерживаюсь старомодных взглядов...

Он замолчал, так как приближались двое полицейских. Они брели рядом, один - плечистый верзила, другой - низенький толстяк, под его подбородком темнел ремешок от каски; тихонько звякали цепочки, на которых висели резиновые дубинки. Стук подбитых гвоздями башмаков, подхваченный каменными стенами, раздавался в ночи.

- Добрый вечер, - сказал Пагель вполголоса, вежливо.

Только верзила, ближайший к ним, слегка повернул голову. Но он не ответил. Медленно проследовали мимо блюстители порядка. И вот уже издали донесся стук подбитых гвоздями башмаков, врываясь в молчание этих трех людей. Затем полицейские свернули в Аугсбургерштрассе, и Пагель с облегчением расправил плечи.

- Да, - сказал он, почувствовав, как сердце стало биться ровнее, ибо до последней минуты боялся, что возникнет какое-нибудь препятствие. - Теперь они прошли, и мы можем подняться наверх!

- Едем домой, Штудман! - заявил ротмистр с досадой.

- А что там наверху? - спросил Штудман, кивнув головой на окна неосвещенного дома.

- Ночной клуб, - ответил Пагель и посмотрел в сторону Виттенбергплац. Стремный снова вынырнул из светового квадрата площади, и все так же - руки в карманах, сигарета в углу рта, - медленно зашагал по улице.

- Фу, дьявол! - воскликнул ротмистр. - Значит - раздетые бабы, дешевое шампанское, голые танцовщицы, я так и знал! Я сразу же решил, что будет именно это, когда увидел вас. Идемте, Штудман.

- Ну что же, Пагель? - спросил Штудман, не обращая внимания на ротмистра. - Это верно?

- Ничего подобного, - отвечал Пагель. - Рулетка! Самая обыкновенная рулетка.

Стремный остановился в пяти шагах, под фонарем, и, насвистывая с глубокомысленным видом "Муки, назови меня Шнуки!", глядел вверх. Пагель понял, что стремный подслушивает, что он, худший из посетителей игорных притонов, узнан, и боялся, что его не впустят.

Раздраженный задержкой, помахивал он зажатой в руке пачкой денег.

- Рулетка! - воскликнул ротмистр удивленно и сделал шаг к Пагелю. Разве она разрешена?

- Рулетка? - изумленно повторил за ним и Штудман. - И с помощью подобного жульничества, Пагель, вы и пытаете судьбу?

- Игра ведется честно, - вполголоса возразил Пагель, не спуская глаз со стремного.

- Нет на свете человека, который признал бы, что его надувают, отозвался Штудман.

- Я, когда-то давно, еще желторотым лейтенантом, играл в рулетку, мечтательно проговорил ротмистр. - Может быть, мы все-таки заглянем туда, Штудман? Разумеется, я не поставлю ни пфеннига.

- Да уж не знаю, - нерешительно ответил Штудман. - Наверно, все-таки жульничество. И потом вся эта мрачная обстановка, понимаешь, Праквиц, пояснил он с некоторым смущением, - я, разумеется, время от времени тоже играл в азартные игры. И мне не хотелось бы... говорят - лиха беда начало... а в моем сегодняшнем состоянии.

- Да, конечно, - согласился ротмистр, однако не уходил.

- Значит, идем? - спросил своих колеблющихся спутников Пагель.

Они вопросительно переглянулись, им и хотелось и не хотелось, они боялись жульничества, а еще больше боялись самих себя.

- Вы же можете просто посмотреть, господа! - сказал стремный, волоча ноги и небрежно сдвинув на затылок кепку. Он подошел ближе. - Простите, что я вмешиваюсь.

Он стоял, подняв к ним бледное лицо, темные мышиные глазки испытующе перебегали с одного на другого.

- За это денег не берут. Учтите, господа, ни залога, ни вешалки, ни алкоголя, ни женщин... только солидная игра...

- Ну, я иду наверх, - решительно заявил Пагель. - Я _должен_ сегодня играть.

Уже не в силах терпеть, он поспешно направился к входной двери, постучал, его впустили.

- Подождите же, Пагель! - крикнул ротмистр ему вслед. - Мы тоже идем...

- Право, вам следовало бы пойти с вашим другом, - убеждал его стремный. - Он-то знает, он-то видел, в какую игру там играют. Не проходит вечера, чтобы он не уносил оттуда кучу денег... Его у нас все знают...

- Пагеля? - воскликнул ротмистр удивленно.

- Как его настоящая фамилия, нам, конечно, не известно, у нас гости не представляются. Мы называем его просто "Барс аль-пари", так как он всегда ставит только на черное и красное... Но как! Он игрок до мозга костей! Его у нас каждый знает. Пусть себе идет вперед, он и в темноте дорогу отыщет. А я посвечу вам...

- Значит, он часто играет? - осторожно осведомился фон Штудман, так как Пагель интересовал его все больше.

- Часто? - переспросил стремный с явным уважением. - Да он ни одного вечера не пропускает... и всегда сливки снимает! Уж и злимся мы на него иной раз! Ну и хладнокровен же он, скажу я вам, таким хладнокровным я бы не мог быть. Просто диву даешься, как это он умеет остановиться, когда у него в кармане достаточно! Его мне, собственно, совсем не следовало пускать наверх! Все там очень настроены против него. Ну да сегодня уж так и быть, раз вы с ним, господа...

Фон Штудман от души расхохотался.

- Чего ты смеешься? - спросил ротмистр, недоумевая.

- Ах, прости, Праквиц, - ответил Штудман, все еще смеясь. - Таким комплиментам я всегда рад. Как ты не понимаешь: они решили впустить хитрого, хладнокровного Пагеля потому, что с ним мы - дуралеи. Идем, теперь и мне захотелось! Посмотрим, сможем ли и мы быть хитрыми и хладнокровными.

Все еще смеясь, он подхватил ротмистра под руку.

Засмеялся и стремный.

- Вот что я натворил! Да вы не обижайтесь, господа. А так как вы на него не похожи, то не дадите ли вы мне сколько-нибудь? Я, конечно, не знаю, но, судя по вас, - с поместьем в кармане вы отсюда не выйдете.

Стоя на площадке лестницы, он ловко осветил бумажник Праквица, в котором тот искал мелочь.