Форсаж - Колин Харрисон

— А как все это работало? — спросил Чарли. — Я ведь занимаюсь телекоммуникациями, как ты знаешь.

— Идея была довольно простая. Нужны три телефона, один мобильный, и два компьютера. Звонишь по первому телефону, соединенному с компьютером — обычная телефонная линия. Как только звонок проходит, компьютер производит автоматический набор следующего номера, используя мобильный телефон. Происхождение второго звонка невозможно точно установить. В то же время компьютер принимает сообщение, поступившее во время первого телефонного звонка, и вешает трубку. С этим сообщением мы делали две вещи. Мы посылали его как обычное голосовое сообщение, которое, однако, перекодировали в цифровую запись, а потом — в виде сигнала от факс-машины через мобильный телефон к третьему телефону, соединенному с другим компьютером, который принимал цифровое сообщение. Этот компьютер все записывал, вешал трубку, расшифровывал и прокручивал сообщение, когда нам было нужно. Первый компьютер уничтожал сообщение после того, как передавал звонок, а второй — после того, как мы прослушивали его. Или — и это мне особенно нравилось…

— О, небо, — воскликнул Чарли, — кто же до всего этого додумался?

— Я додумалась.

— Ты?

— Теоретически. — Она нежно почесала ему спину. — В электронике я ничего не понимаю, так что программированием занимался другой человек. — Кристина взяла его руку и поцеловала шрам. — Я хотела это сделать, как только увидела тебя, — сказала она, прижав губы к его коже.

— А второй метод? — спросил он.

— У нас было множество сообщений, каждое под кодовым номером. Например, сообщение «буду поздно» имело определенный номер, скажем, номер три. Компьютер, соединенный с первым телефоном, выдает сигнал, после которого нужно оставить сообщение. И звонящий набирает цифру три. Компьютер фиксирует эту цифру и вешает трубку. Вот так. Потом звонит, используя мобильный телефон, на третий телефон или на любой другой, поскольку мы могли перепрограммировать номер для посылки сообщений. Идея была в том, чтобы придумать загадку, которую практически невозможно решить. Можно было заподозрить связь между входящими звонками на стационарный телефон и исходящими с мобильного. Но доказать, даже зафиксировав все звонки, что телефоны между собой связаны, никому не удалось бы.

— Для этого необходимо было добраться до самих компьютеров.

— Правильно. При втором сценарии компьютер звонит в любую назначенную тобой точку и посылает факс. И что же в этом факсе? Меню итальянского ресторана с доставкой на дом. — Она сделала паузу и закурила сигарету. — Все совершенно невинно. Но количество отосланных факсов и было сообщением. Итак, ты получаешь один и тот же факс три раза, стало быть, цифра три — это сообщение.

Чарли не вполне понимал, как все эти трюки с телефонами были связаны с рассказом о грузовике.

— Давай выделим главные твои проблемы — гангстер с героином и желание порвать с любовником. Я правильно понял?

— Все так. Ты представляешь, как я была зла на Тони? Он наживал огромные деньги на моем риске. Я долго думала, прежде чем приняла решение. Мне показалось оно самым лучшим: пусть полиция накроет нас на этом деле и всех арестует.

— Обожди. — Чарли встал и пошел в ванную.

На стене рядом с унитазом висел телефон, наверное, для того, чтобы господа, вроде сэра Генри Лэя, могли позвать на помощь, если на толчке станет плохо. Чур меня, подумал Чарли. Я все еще бью копытом. Элли спит, розы во сне видит. Он помочился, пустив мощную струю, затем взглянул на свой пенис, освещенный лампой над умывальником. Волосы на лобке почти все поседели, плоть была испещрена голубоватыми сосудами. Однако я здорово ей засадил, подбодрил себя Чарли. Но тут же вспомнил про этот проклятый нестандартный образец спермы. Он почувствовал себя униженным, хотя глупо предъявлять к себе претензии, имея одно яичко. Много ли мужчин, кому прострелили мошонку из М-16, могут выдать хоть какой-то образец спермы? Ты выживаешь, парень, чтобы разбогатеть, а живешь для того, чтобы трахаться. У Мелиссы, то есть у Кристины, была куда большая сексуальная энергия, чем у Элли, даже сравнить нельзя. Признайся, парень, тебе нравится эта девица, хотя она и лгунья и с прошлым. Он потрогал пенис, поднес палец к носу и ощутил ее, женщины, запах. Жизнь не перестает удивлять меня, подумал он.

— Продолжай! — крикнул он, уловив дым от сигареты. Взглянул на свои седые волосы на груди и животе, выпил стакан воды и вновь его наполнил. — Я слушаю.

— Итак, я встречаюсь с Риком в пригороде Филадельфии в торговом центре, и мы собираемся гнать фуру в Нью-Йорк, — услышал он голос из спальни. — Если я не могу отказаться от перевозки этих коробок, дай, думаю, посмотрю, что там внутри, что я везу. Было две возможности добраться до этих коробок. По дороге и по прибытии в Нью-Йорк, в разгрузочный док в Челси. Я решила, что сделаю это до Нью-Йорка. Мои родители жили в пригороде Филадельфии, в графстве Честер. Все дороги я там знала как свои пять пальцев. Когда я росла, это все были фермерские угодья… — Ее голос потеплел. — Что ж, мы с Риком решили остановиться у моих стариков на ланч.

— А у соседей это не могло вызвать подозрений?

— Нет, маловероятно. — Она отпила воды из стакана, который он подал. — Они жили в довольно скромном районе, почти на границе с пригородом, так что фура, припаркованная рядом с домом, вряд ли могла кого-нибудь удивить. К тому же родители собирались вскоре переезжать, вроде как приехал грузовик для перевозки пожитков. Итак, мы подъезжаем к их дому, они очень тепло принимают Рика, мать готовит нам поесть. После этого я увлекаю Рика в мою бывшую светелку, и мы развлекаемся сексом, потом его одолевает сон, на что я и рассчитывала. Я пообещала, что скоро разбужу его. Отец смотрел телевизор. Он неважно себя чувствовал. Беспокоился о переезде во Флориду и о деньгах, поскольку только что ушел на пенсию.

Я пошла к фуре и открыла ее. У нас были ключи на случай, если остановит полиция. У копов возникало меньше подозрений, если они могли заглянуть в фуру и сравнить груз с накладными. Фура была припаркована задом во двор. Я запрыгнула внутрь. Все коробки с кондиционерами, конечно, выглядели одинаково. — Она присела и натянула на Чарли рубашку с продетым под воротник галстуком. — Я начала открывать их подряд. А что было делать, правда? Я открыла восемь или девять и наконец наткнулась на одну из тех самых, особенных.

— И? — спросил Чарли. — Наркотики?

Она посмотрела на него.

— Это не был героин.

— А что же?

— Деньги.

— Деньги?

— Сотенные и пятидесятидолларовые банкноты старого образца. Двухдюймовые пачки, перетянутые красной резинкой. Они даже попахивали. Я вытащила напольные весы матери из ванной и взвесила коробку с деньгами и ту, в которой был кондиционер. Они весили одинаково.

— И что ты сделала? — спросил Чарли, начиная волноваться.

— У меня голова пошла кругом. А ты как думал? Я знала, как беспокоится мой отец, удастся ли им прожить на его пенсию во Флориде. Он давно болел, вкалывал всю жизнь, и единственным его счастьем была я, бросившая Колумбийский университет, хотя он из-за этого страдал. Я подумала, что наконец-то могу хоть что-то для него сделать. — Внезапно она расплакалась, он привлек ее к себе. — О, Чарли, все это было так глупо, так невыразимо глупо. Какое разочарование для родителей! Девочка, получившая пятерку на этом чертовом экзамене по истории для зачисления в колледж, приезжает к ним с каким-то любовником с огромными ручищами и серьгой в ухе. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Она закашлялась, голос ее сел. — Матери было наплевать, ей нравился Рик. Она вообще могла описаться, если мужчина, практически любой, улыбнулся ей. Она была абсолютной чемпионкой по оргазмам всех времен и народов. А вот мой отец родился настоящим джентльменом. Очень уравновешенным и спокойным. Бывало, сидит в своем кресле и читает книжки о гражданской войне. Я…

— Хорошо, успокойся, — сказал Чарли.

— … я была его единственным ребенком. И еще я так боялась, что он умирает, что у него никогда не будет… я об этом еще никому не рассказывала, просто не могла… У меня ушло много времени, чтобы понять, что же я наделала — как же чудовищно я оказалась глупа, так глупа. Я не хотела причинять им страданий… но во мне всегда было что-то такое, злость, неповиновение и желание все делать по-своему, а отец оставался всегда мягок, совсем как ты. Заботливым, никогда не сердился, считал, наверное, что мне хватает тяжелого характера матери. От всех этих мыслей моя голова буквально раскалывалась пополам, пока я стояла с этой здоровенной коробкой с деньгами.