Некроскоп - Брайан Ламли

Вдоль клеток ходил незнакомый мужчина, одетый в белый рабочий халат, ростом не более пяти футов. Человек разговаривал со своими питомцами, хихикал, шутил с ними, называл всяческими ласковыми прозвищами, старался, если мог, дотронуться до них через прутья клеток. Услышав приближающиеся шаги Боровица и Драгошани, мужчина обернулся. У него были раскосые глаза и светло-оливкового цвета кожа. Несмотря на тяжелую нижнюю челюсть, выглядел он вполне добродушным и веселым; когда он улыбался, лицо его сморщивалось, а удивительно глубоко посаженные зеленые глаза светились своим, особенным светом. Он поклонился сначала Боровицу, потом Драгошани. При этом венчик пушистых каштановых волос вокруг лысой макушки принял вид слегка покосившегося нимба. Драгошани нашел, что человек очень напоминает маленькую обезьянку, и подумал, что ему очень пошли бы сутана и сандалии.

— Драгошани, — заговорил Боровиц, — позволь познакомить тебя с Максом Бату, который утверждает, что ведет свой род от великих ханов.

Драгошани кивнул и протянул руку.

— Мне кажется, — сказал он, — что все монголы так или иначе произошли от великих ханов.

— Но я действительно их потомок, товарищ Драгошани, — голос у Бату был мягким и вкрадчивым. Он крепко пожал Драгошани руку. — У ханов было множество незаконнорожденных детей. Для того чтобы лишить их возможности узурпировать власть, ханы обеспечивали таких детей материально, но лишали высокого положения и титулов, без которых те не могли претендовать на их место. Кроме того, им не разрешалось жениться или выходить замуж. Та же судьба ожидала и их возможных потомков. Старинные обычаи сохранились до наших дней. Когда я родился, эти законы сохраняли свою силу. Мой дед был незаконнорожденным, мой отец и я — тоже. Мой ребенок тоже будет незаконнорожденным. В моей крови есть еще кое-что. Среди незаконных потомков ханов было много шаманов. Старым колдунам многое было известно, они умели делать множество удивительных вещей. Я не слишком хорошо осведомлен, я знаю лишь, что я более одарен, чем многие другие представители моего народа. Но кое-что я все же умею...

— У Макса очень высокий коэффициент умственного развития, — на лице Боровица появилась знакомая волчья ухмылка. — Он получил образование в Омске, но затем отрекся от благ цивилизации и уехал обратно в Монголию пасти коз. Но однажды он поссорился с завистливым соседом и убил его.

— Он обвинил меня в том, что я наслал порчу на его скот, — объяснил Бату, — и многие из животных погибли. Я, безусловно, мог это сделать, но в данном случае я был не при чем. Я сказал ему об этом, но он обозвал меня лжецом. А в тех местах это очень тяжелое оскорбление. Поэтому я убил его.

— Вот как? — Драгошани едва сдерживал улыбку. Он не мог представить, что этот безобидный человечек мог кого-нибудь убить.

— Да, так и было, — ответил Боровиц. — Я прочитал об этом, и меня очень заинтересовал способ убийства, избранный Максом.

— Способ? — Драгошани все это казалось очень забавным. — Он угрожал соседу и тот просто умер со смеху? Так это случилось?

— Нет, товарищ Драгошани, — на этот раз ответил сам Бату. На лице его застыла напряженная улыбка, крупные ровные зубы поблескивали желтизной, словно слоновая кость. — Все произошло не так. Но ваша версия поистине очень интересна и забавна.

— У Макса дурной глаз, Борис, — сказал Боровиц, наконец-то назвав его просто по имени, что само по себе предвещало неприятности. Тревожные колокольчики зазвучали, но еще недостаточно громко.

— Дурной глаз? — Драгошани изо всех сил старался казаться серьезным. Ему удалось даже нахмуриться, обратившись к маленькому монголу.

— Именно так, — кивнул головой Боровиц. — Эти его зеленые глаза... Ты когда-нибудь видел подобные, Борис? Поверь мне, они сущий яд! Естественно, я вмешался в ход судебного процесса, Макс не был осужден и приехал сюда. По сути своей он так же уникален, как и ты. Макс, — обратился он к Монголу, — не мог бы ты продемонстрировать кое-какие свои способности товарищу Драгошани?

— Конечно, — ответил Бату. — Пожалуйста, следите за белыми крысами. — Он указал толстым пальцем на клетку с парой крыс. — Они вполне счастливы, что и понятно. Она — слева — счастлива потому, что ее хорошо кормят и у нее есть дружок. У него те же самые поводы для счастья, а кроме того, он с ней только что спаривался. Посмотрите, он немного устал и теперь отдыхает.

Драгошани посмотрел на крыс, потом на Боровица и приподнял бровь.

— Смотри! — рявкнул Боровиц, не отрывая глаз от происходящего.

— Сначала я привлеку его внимание, — сказал Бату, скорчился на полу, став похожим на сидящую лягушку, и стал смотреть на клетку, сидя посреди комнаты. Самец крысы вскочил, и его красные глазки наполнились ужасом. Он бросился на прутья клетки и замер, не сводя глаз с Бату.

— А теперь, — продолжал монгол, — мы... его... убьем! Бату присел еще ниже, став похожим на японского борца перед броском. Стоявший сбоку Драгошани заметил, как изменилось выражение его лица. Правый глаз почти выкатился из орбиты, губы сложились в жестокий звериный оскал, ноздри зияли, как черные ямы, жилы на шее вздулись. И самец крысы вдруг закричал.

Его крик был почти что человеческим воплем ужаса и муки. Он забился о прутья клетки, будто его ударило током. Потом он вдруг отцепился от решетки, по телу пробежала дрожь, и он свалился кверху лапами на пол клетки, где и замер. Из уголков остекленевших красных глазок сочилась кровь. Самец вне всяких сомнений был мертв — Драгошани не было нужды убеждаться в этом, все и так было ясно. Самка подскочила к трупу, понюхала его и неуверенно посмотрела в сторону людей.

Драгошани не понимал, как и отчего сдох самец. Слова, сорвавшись с его губ были скорее вопросом, чем констатацией факта или любого рода обвинением:

— Это... это, вероятно, какой-то трюк!

Боровиц ожидал чего-нибудь в этом роде. Вечно Драгошани забывал о старой поговорке “Семь раз отмерь — один отрежь”, вечно сначала делал что-то, а уж потом думал. Он отступил назад, в то время как скорчившийся на полу Бату повернулся к Драгошани. Снова с улыбкой он вопросительно склонил на бок голову.

— Трюк?

— Я хотел сказать... — торопливо начал Драгошани.

— Это все равно, что назвать меня лжецом, — сказал Бату, и лицо его вновь приняло звериное выражение.

Вот теперь Драгошани понял в полной мере, что означает выражение “дурной глаз”, употребленное Боровицем. В этом взгляде таилась безмерная злоба. Кровь застыла у Драгошани в жилах. Он почувствовал, что его мышцы застыли, словно уже началось трупное окоченение. Сердце в груди дернулось, он покачнулся и вскрикнул от нестерпимой боли. Но свойственная некроманту стремительная реакция все же сработала.