Четвертый путь к сознанию - Георгий Иванович Гурджиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжал с ужасом смотреть на неподвижное тело, когда на четвереньках подползли наши «секунданты». Издали заметив меня, уставившегося на распростертое тело Карпенко, и видя на его одежде пятна крови, они поспешили сюда и, ошеломленные как и я, не знали, что делать дальше.
Мы долго сидели как загипнотизированные, когда раздался радостный крик Керенского, выведший нас из ступора. Как он впоследствии рассказал нам, у него от неподвижного сидения затекла нога и, переместившись немного вперед, чтобы изменить положение тела, он вдруг заметил на шее Карпенко пульсирующую жилку. Придвинувшись еще ближе, он понял, что его товарищ жив, что он только потерял сознание. Это радостное известие привело нас в чувство, и мы, перебивая друг друга, стали рассказывать, что случилось, и решать, что делать дальше. Взяв друг друга за перекрещенные руки и образовав что-то наподобие кресла, двое из нас понесли Карпенко к реке.
Мы остановились у развалин старого кирпичного завода и здесь, подстелив одежду, наконец уложили нашего товарища и стали смотреть, куда он ранен. К счастью, оказалось, что только одну его ногу задело шрапнелью и рана не опасна для жизни.
Так как Карпенко все еще не пришел в сознание и никто из нас ничего не смыслил в медицине, мы решили, что кто-нибудь один побежит в город и приведет нашего знакомого, который работал ассистентом хирурга в госпитале и, как и мы, пел в церковном хоре, а оставшиеся должны промыть рану и наложить повязку с помощью подручных средств.
Врач вскоре приехал в своей коляске, и мы объяснили ему, что этот несчастный случай произошел, когда мы собирали на полигоне медь и свинец, не зная, что скоро начнутся учения, и угодили под обстрел. Внимательно осмотрев рану, ассистент хирурга подтвердил, что она не опасна для жизни и что Карпенко потерял сознание из-за значительной потери крови. И в самом деле, когда к его лицу поднесли флакончик с нюхательной солью, он сразу пришел в себя.
Мы стали упрашивать врача никому не рассказывать о том, что произошло, так как у нас могли быть серьезные неприятности из-за проникновения на территорию стрельбища, это было строго запрещено.
Как только Карпенко пришел в себя, он оглянулся вокруг, как будто кого-то искал, и, встретившись со мной взглядом, слабо улыбнулся и что-то прошептал. Меня охватило чувство раскаяния и жалости к раненому товарищу. С того момента я стал относиться к нему, как к родному брату.
Мы отнесли пострадавшего к нему домой, объяснив его родителям, что Петр, перебираясь через ущелье, которое находилось возле реки, где он любил ловить рыбу, сорвался вниз и повредил себе ногу. Родители поверили всему, что мы им сказали, и я попросил разрешения проводить у кровати больного все вечера до тех пор, пока он полностью не поправится. Все время, что он был вынужден провести в постели, я заботился о нем, как нянька, развлекал, рассказывал анекдоты и всякие истории, и с тех пор началась наша дружба.
А что касается романтических чувств к предмету нашей общей страсти, то они почему-то внезапно испарились одновременно у нас обоих.
Вскоре после того, как он полностью оправился от полученного ранения, родители увезли его с собой в Россию, где он после успешной сдачи вступительных экзаменов был принят в политехнический институт.
В течение нескольких лет после того несчастного случая мы с Карпенко не виделись, хотя я регулярно на каждые именины и каждый день рождения получал от него большое письмо, в начале которого он рассказывал о себе, завершая письмо длинным списком вопросов, интересующих его в то время.
Однажды летом, направляясь в Карс на почтовых лошадях – тогда здесь не было железной дороги – и проезжая через Александрополь, он узнал, что я как раз нахожусь в этом городе, и остановился у меня. Я жил в Александрополе этим летом, так как хотел в спокойной обстановке, без помех заняться проведением экспериментов, которые помогли бы мне выяснить, как влияют звуковые волны на людей и животных.
Я предложил ему ассистировать мне во время проведения опытов, для которых я приспособил бывшую конюшню, немного перестроив ее. Осмотрев мою «лабораторию» и все оборудование, он так заинтересовался моими экспериментами, что решил отложить свою поездку к родителям на три дня. А позднее, навестив свою семью, он опять приехал ко мне и провел в Александрополе весь остаток лета, только иногда на один-два дня уезжая к родителям в Карс.
В конце лета ко мне приехали несколько моих друзей, участников недавно образованного «Общества искателей истины», вместе с которыми я собирался заняться археологическими раскопками на месте развалин бывшей столицы Армении города Ани. Это была первая экспедиция, в которой принял участие Карпенко, и, проведя в нашем обществе несколько недель, он заразился от нас интересом к сверхъестественным явлениям и другим феноменам.
После окончания нашего путешествия Карпенко вернулся в Россию и вскоре получил диплом горного инженера. Мы не виделись следующие три года, но, поддерживая постоянную переписку, не теряли связи друг с другом. Карпенко переписывался и с другими членами «Общества искателей истины», с которыми подружился за время экспедиции. Через три года он стал полноправным членом нашего общества и с тех пор принимал участие во многих наших путешествиях по Азии и Африке.
Это случилось в одной из наших экспедиций, когда мы собирались пересечь Гималаи от Памира до Индии. С самого начала этого путешествия, в котором я лишился одного из своих самых лучших друзей, мы испытывали огромные трудности. Когда мы находились на северо-западном склоне, пытаясь перейти через крутой перевал, сверху обрушилась большая лавина, которая погребла нас под массой снега и льда. С трудом выбравшись из-под завала, мы обнаружили, что двое наших товарищей остались под снегом, и хотя мы сразу же бросились вытаскивать их, было уже поздно. Одним из погибших был барон К., другим – наш проводник.
Это трагическое происшествие не только отняло у нас одного из лучших наших товарищей,
