Прах к праху - Тэми Хоуг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иногда она писала тексты, — ответила Мишель, выпуская дым через щербинку между передними зубами. — Иногда — музыку. В зависимости от настроения. Ее или моего.
— Вы что-нибудь опубликовали?
— Пока нет.
— И о чем ей нравилось писать?
— Про жизнь, про людей, про их взаимоотношения.
— Плохие взаимоотношения?
— А что, разве бывают хорошие?
— Она хранила у себя копии написанного?
— Конечно.
— И где же? — спросила Лиска.
— В квартире. Вместе с нотами или в книжном шкафу.
— Тогда почему я ничего не нашла?
— Не знаю, потому что где еще им быть? — слегка ощетинилась Мишель, вновь выпуская изо рта дым.
— А у вас не осталось копий, чтобы нам посмотреть? — спросил Куинн. — Хотелось бы почитать тексты. Интересно, что они смогут рассказать.
— Поэзия — окошко души, — мечтательно произнесла Мишель, вновь скользя взглядом куда-то вдаль.
Странно, подумал про себя Куинн, она как будто проваливается в другое измерение. Или это на нее так повлияло убийство Бондюран? Ведь та была ее единственной подругой, а она сама — единственной подругой Джиллиан… И вот теперь у нее никого нет — ни подруги, ни соавтора в творчестве. Лишь эта убогая квартирка и ненавистная работа.
— Именно на это я и рассчитываю, — произнес он вслух.
И тогда она посмотрела ему в глаза — некрасивая, хотя и не без изюминки, грязные темные волосы зачесаны назад. Почему-то ее лицо показалось ему смутно знакомым. Впрочем, после стольких расследований практически каждое лицо в этом мире казалось ему таковым.
Неожиданно ее узкие глаза прояснились.
— Да, но что отражает поэзия? Нас, какими мы есть, или то, чего нам хочется?
С этими словами она поднялась и подошла к полкам, сооруженным из шлакоблоков и досок. Впрочем, почти сразу вернулась с папкой в руках, что-то листая на ходу. Куинн поднялся, чтобы взять папку у нее из рук, однако Мишель вывернулась и пристально посмотрела на него из-под темных ресниц. Куинн был готов поклясться, что увидел в этом взгляде нечто кокетливое.
— Это окошко в мою душу, мистер спецагент. Может, мне не хочется, чтобы в него заглядывали.
С этими словами она протянула ему листки с нотами, и Куинн успел заметить, что ногти ее искусаны до мякоти. Однако уже в следующий миг Мишель вновь прижала папку к животу, как бы подчеркивая небольшую грудь под плотно облегающей футболкой. Лифчика на ней не было.
Лиска тем временем положила на стол «дипломат», открыла его и достала набор для снятия отпечатков пальцев.
— Мы должны взять у тебя отпечатки, Мишель. Нам это нужно для того, чтобы отсортировать их от других в квартире Джиллиан. Насколько мне известно, ты не стала приезжать в участок, не смогла вырваться с работы.
Мишель подозрительно посмотрела на чернильную подушечку и лист картона.
— Это не займет много времени, — сказала Лиска. — Садись.
Девушка тяжело опустилась на стул и нехотя протянула руку.
— Когда вы разговаривали с Джиллиан в последний раз? — спросил Куинн.
— Я видела ее в пятницу вечером, перед ее визитом к психоаналитику, — ответила Мишель. Лиска тем временем намазала ее большой палец чернилами и приложила к листку картона.
— Она не звонила вам после этого?
— Нет.
— И не приезжала?
— Нет.
— А где были вы сами? Примерно в час ночи?
— В постели. Голая и одна, — она одарила Куинна очередным томным взглядом.
— Не кажется ли вам, что это немного странно? — спросил тот. — У нее была ссора с отцом. Она была расстроена настолько, что выбежала из его дома. Но почему-то даже не сочла нужным позвонить своей лучшей подруге.
— Знаете, агент Куинн, — печально произнесла Мишель. — Я уже давно вынесла для себя урок, что никогда не знаешь, что творится в душе другого человека. Иногда это даже к лучшему.
Ковач поставил машину на парковку полицейского транспорта рядом с мэрией и вышел. Проклиная все на свете, он попытался перебраться через сугроб у кромки тротуара и тотчас провалился в снег по колено. Наконец он кое-как вытащил ноги и вверх по ступенькам вбежал в здание. Грудь вздымалась, как кузнечные мехи, сердце бешено колотилось о ребра, проталкивая насыщенную адреналином кровь по жилам, которые изнутри наверняка выглядели как старые, проржавевшие трубы.
Черт, если это расследование окончательно не доконает его, он должен заняться своим здоровьем. Впрочем, похоже, все идет к тому, что его с треском выгонят из полиции.
Вестибюль был полон сердитых женщин. Стоило Ковачу повернуть в направлении отдела уголовной полиции, как они толпой налетели на него и взяли в плотное кольцо. Вот тогда-то он и заметил у них над головами плакаты: «Наши жизни тоже что-то значат», «Даешь справедливость!», «„Феникс“ восстает из пепла». Их голоса были подобны артиллерийскому залпу, причем не из одной, а сразу из десятка пушек:
— Полиции нас не запугать!
— Только Эрскины добиваются справедливости!
— Ищите настоящих убийц!
— А чем я, по-твоему, занимаюсь, красотка? — огрызнулся Ковач, когда какая-то тетка со злющей физиономией и толстым животом попыталась преградить ему дорогу. — И вообще, отвали в сторону и не мешай мне заниматься делом.
И только тогда он заметил прессу. Справа и слева замелькали вспышки блицев. Черт, этого только не хватало!
Ковач решительно двинулся вперед. Золотое правило для ситуаций вроде этой. Ничего не говори. Не останавливайся. Иди себе дальше.
— Сержант Ковач, правда, что вы выдали ордер на арест Грега Эрскина?
— Первый раз слышу о каких-то арестах! — крикнул он в ответ, энергично работая локтями.
— Ковач, он признался?
— Мелани Хесслер — это ваша таинственная свидетельница?
Черт, значит, кто-то все же проболтался, подумал Ковач и покачал головой. И что только происходит с этой страной? Ради денег люди готовы продать собственную мать, даже не подумав о том, чем это может аукнуться для других.
— Никаких комментариев! — рявкнул он в ответ, наконец выбираясь наружу из плотной людской массы.
Миновав груды сваленных ящиков и баррикады из шкафов, Ковач свернул направо, мимо кабинета лейтенанта Фаулера. Из-за двери доносился пронзительный, словно бензопила, голос Тони Эрскин. Казалось, он резал прямо по обнаженным нервам.
— …и я говорю вам: каждая радиостанция, каждый репортер, который захочет меня выслушать, узнает об этом! Это безобразие! Это возмутительно! Мы стали жертвами этих преступлений! Мы потеряли наших подруг! Мы все пострадали! И как после этого с нами обращается управление полиции Миннеаполиса? После того, как мы всеми силами пытались оказать им помощь?
Ковач, втянув голову в плечи, нырнул к себе в отдел. Из-за стола, зажав между щекой и плечом телефонную трубку, вскочил Юрек. Взгляд у него был безумный. Он вскинул руку, давая Ковачу знак: мол, не уходи далеко. Ковач на несколько секунд замер на месте, чувствуя, как сердце, словно бешеный мотор, гонит по венам и артериям кровь, как, подобно высоковольтному проводу, от волнения гудит каждая клеточка его тела. Он стоял, слегка пританцовывая на подушечках стоп, как мальчишка, которому срочно хочется в туалет.
— У меня своих дел по горло, приятель.
Юрек понимающе кивнул.
— Извините, мэм, — сказал он в трубку. — Я должен идти. У меня здесь чрезвычайная ситуация. Извините, к вам приедет кто-то другой. Прошу извинить меня.
Энергично тряся головой, он вышел из-за стола.
— Нет, так недолго свихнуться, честное слово. Мало того, что эта дамочка утверждает, будто ее сосед и есть Крематор, так теперь оказывается, что он убил не только четырех женщин, но еще и ее пса!
— Только не грузи меня этими бреднями. Мне они как той собаке пятая нога. Ты лучше скажи, где Куинн?
— Только что вернулся. Наблюдает за допросом Эрскина, — ответил Юрек, шагая рядом с Ковачем в направлении комнаты для допросов. — Мне тут позвонили от начальства…
— Та самая дамочка с мертвым пуделем? Так это была мэр? Господи, это уже вообще ни в какие ворота не лезет.
— Нет, из мэрии позвонили раньше. Ты приглашен на разговор. Они пытались дозвониться до тебя по мобильному…
— Села батарейка. А ты, если что, меня не видел. Наша валькирия может и подождать, у меня тут есть дела поважней. Размером даже не со слона, а с целого кита.
Юрек нахмурился.
— И что это за кит? Где, собственно, ты был?
Ковач не ответил. Он уже представлял себе грядущий скандал. Куинн стоял рядом с окошком, устало глядя, как по ту сторону одностороннего стекла Элвуд допрашивает Грега Эрскина.
— Мы заплатили наличными, квитанцию я не нашел, — произнес Эрскин, из последних сил стараясь сохранить на лице располагающую улыбку. — Скажите, сержант, неужели вы сами храните все бумажки? Вы бы сейчас с первого раза нашли чек за что-то такое, что купили несколько месяцев назад?