Лунь - Марьяна Куприянова

и ранимое животное, проявляя всегда чрезмерную ласковость к тому, кто нашел ее и взял в этот дом и обыкновенное отношение ко всем остальным. Иными словами, Илья стал любимчиком у кошки.

В тот же день, но много позже, разбирая коробки с вещами, соавторы вдруг осознали, что именно в этот день, год тому назад, они впервые увидели друг друга – 17 марта.

– Кто бы мог подумать, что спустя год наша жизнь так радикально изменится. Мы влюбились друг в друга, я развелся, мы стали соавторами и написали замечательный роман, покоривший многих.

– И самое главное, – серьезно добавила Лунь, – мы переехали.

– Как удивительна жизнь! Увидев тебя на пороге своего дома год назад, я и представить не мог… как все удачно обернется. Что посреди бела дня, промокшая насквозь, мне явится та, что поймет меня, разделит мою мечту, поможет ее осуществить.

– Кстати, почему ты так остолбенел, осматривая меня тогда? – ехидно спросила Лена, припоминая, как она, замерев у двери, пялилась на высокого красивого брюнета, а он, почему-то, на нее, и они ощущали что-то странное, невидимое, а Полина вытирала Лену, ничего в упор не замечая.

Вилин, вспомнив то же самое, самодовольно усмехнулся этой колкости, осматривая занавески, которые только что достал из коробки. Затем перевел взгляд на Лену – та стояла к нему спиной, такая незащищенная, не подозревающая об атаке, и это подтолкнуло Илью воспользоваться своим тактическим преимуществом. Как маленький, он подкрался к девушке в несколько шагов, схватил со спины, сомкнув руки на животе, поднял над полом, подкинул, словно куклу. Лунь испугалась, но сразу же засмеялась. Прижимая девушку к себе, Вилин уже кружил ее посреди полупустой комнаты, переступая на своих длинных стройных ногах.

– Пусти, Илья, голова кружится! – попросила девушка, но сама еще сильнее обняла мужчину за шею, упираясь в нее носом и чувствуя запах кожи Ильи – самый родной в мире.

– Я счастлив с тобою, – Вилин выдохнул, расчувствовался. – Никто, кроме тебя… никто не нужен.

– Вы такой сильный, Илья Алексеевич. И так хороши собой… – промурчала Лена у него на груди, лукаво улыбаясь.

– Вы тоже ничего, товарищ соавтор.

Мужчина ухмыльнулся и зашагал в сторону спальни, где стояла пока лишь только голая кровать. В нем снова взыграло то чувство, которое посещало его каждый раз, когда он вспоминал, как умна и талантлива та, которую он держит на руках. Он хотел эту девушку, хотел только ее одну.

Лена стала наигранно вырываться, но отбиться от такого, как Вилин, было трудно, и оба это понимали. Поэтому Лунь смеялась, а Илья Алексеевич, порыкивая, кусал ее то в плечо, то в шею, то и дело слегка подбрасывая вверх.

– Сейчас мы с тобой отметим годовщину, – зловеще пообещал он.

Они во всем устраивали друг друга и никогда бы не променяли свое взаимопонимание на что-либо иное. С высоты нынешнего положения Лунь просто представить себе не могла, что Вилин способен от нее уйти, как год тому назад ушел от жены, не смутившись даже наличием ребенка.

Илья Алексеевич стабильно давал деньги на воспитание Глебки и виделся с ним так часто, как только была возможность. Он не мог допустить, чтобы его обожаемый сын хоть в чем-то нуждался. И уж тем более он не мог допустить, чтобы, даже учитывая развод, мальчик хоть на мгновение ощутил, что отец оставил его. Нет, Вилин оставил Ксению, но никак не Глеба.

В идеале он бы хотел забрать мальчика к себе, Лунь не сказала бы и слова против, но понимал, что бывшая жена этого не допустит. Она все еще с тихой ненавистью относилась к тому, что ее сын должен проводить время в одном доме с девушкой, которая увела ее мужа.

И со временем мальчик понял, что в жизни так бывает: родители больше не хотят дружить, но оба продолжают любить своего ребенка. У девочки из детского сада было то же самое, поэтому Глебка не винил отца. Он слишком любил его и всегда с нетерпением ждал встреч, с радостью покидая строгую мать и готовый долго не вспоминать о ней.

Ксения знала, что Глеб и эта девушка сдружились, что Глеб не испытывает к ней никакой ненависти, и это ее уязвляло. С неизменной тяжестью на сердце женщина отпускала сына с отцом, когда Илья приезжал, чтобы забрать его. Запретить эти встречи она не могла. Но Ксения уже свыклась со своим бессилием, невозможностью что-либо изменить, вернуть, и общалась с бывшим мужем только о Глебе.

Иногда Илья даже заходил на чай или спрашивал, не нужно ли чего-нибудь сделать по дому. Он предлагал свою помощь не из чувства вины, а из природной своей доброты и заботливости. Но Ксения всегда отказывалась из гордости, даже когда помощь была нужна. Она убедила себя, что Илья стал ей чужим человеком, и лучше она попросит помочь соседа или коллегу по работе. Только в присутствии сына бывшие супруги делали вид, что ладят, и могли улыбнуться друг другу, как раньше. В мальчике текла их общая кровь, он был плодом их светлого чувства, жившего когда-то на свете…

Ксения видела умиротворение и душевное спокойствие во всем облике и поведении Ильи. Разумеется, он счастлив с этой девушкой гораздо больше, чем был когда-либо с ней. И их союз, которому предрекали скорую катастрофу, длится вот уж год без сучка и задоринки. Осознание этого приносило отголоски притупленной временем боли. Муки брошенной женщины приобретали черты глубоких моральных выводов, как результаты неудачного лабораторного опыта.

Рефлексия Ксении за год прошла много этапов. Ненависть и неприятие мира, в котором происходит такая несправедливость; жалость к себе; самобичевание; снова ненависть; опустошение; ныне – постепенное смирение с тем, что жизнь повернулась именно так, осознание того, что могло быть намного хуже, кто-то мог заболеть или умереть, но этого не случилось, и надо ценить то, что имеешь.

Время стирало раны как неудачный рисунок на бумаге. По ночам женщину иногда посещала дикая мысль: а что, если так и надо было? А если все делается к лучшему? И человеку дается лишь то, что он способен пережить, перенести. И дается не просто так. А если все теперь встало на свои места, и не нужно возвращать былое – нужно просто жить дальше? Именно эта незатейливая мудрость – просто жить дальше – и стала для Ксении новым кредо.

Поистине сердца людей – пластилин. Добро и зло – понятия относительные, а потому различные для всех. То, что кому-то дурно, иным людям приносит большую радость. И нельзя осчастливить кого-то, обязательно не причинив боли кому-то еще. В этом один из основных секретов нашей жизни. И действительно за изменой иногда – не всегда,