Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не отвечаешь на мои звонки, — проговаривает с мрачной решимостью. — На сообщения тоже не отвечаешь, — притягивает к себе ещё ближе.
Мне почти больно. И я подумываю заехать ему в колено. Жаль, в моей фантазии это выглядит куда более убедительно, нежели реальная попытка. Не держи он меня, я бы наверняка свалилась, приподняв ногу, поскольку равновесие мне тут же позорно отказало.
— И ты пьяна, — добавляет совсем сурово.
Смотрит на меня сверху-вниз и вовсе с неприкрытым укором, пока перехватывает иначе, не давая мне упасть.
— Воспитывать свою невесту будешь, а от меня отвали, — заявляю непреклонно, выдерживаю небольшую паузу, через которое не могу удержаться от язвительного: — Ах, да, её же в Швейцарию сослали. Несостыковочка. Может, другую себе тогда найдешь? — предлагаю в довершение. — Ниса, например. Её родители продают нефть. Уверена, твоим маме и папе такая невестка наверняка понравится даже больше Дерьи Шахин, — заверяю с большим энтузиазмом. — Или подожди, — поднимаю ладонь в останавливающем жесте. — Может, ты лучше вслед за своей невестой в ссылку отправишься? Она же тебя так любит, так любит… трудно ей без тебя там одной придется, наверное. Ну, это если она там надолго.
Кажется, я немного перебарщиваю. С каждым моим произнесённым словом лицо стоящего напротив становится всё более мрачным, как грозовая туча. А руку мою, которую я поднимаю, он и вовсе ловит, зачем-то сцепив наши пальцы между собой в замок.
— То есть, знаешь, о том, что Дерья уехала, — выделяет из всего одно-единственное Каан.
Вот с кем я вообще разговариваю?
Зачем столько усилий прилагаю?
Если слушает, но не слышит.
Или же слышит, но по-своему.
Очень сильно по-своему!
— Но на сообщения мои всё равно не отвечаешь, — добавляет хмуро. — Почему, Асия?
Почему-почему…
Что сказать, если все мои предыдущие доводы оказываются для него настолько ничтожными?
Если только придумать новые.
Те, что сработают наверняка!
Например…
— Ты и сам знаешь, почему, Каан, — усмехаюсь криво, сочиняя на ходу, одновременно с тем поражаясь собственной проснувшейся бессовестности. — Ты сам, первый об этом сказал. И не только ты. Или я. Вся школа об этом с некоторых пор знает. Но ты почему-то упорно снова и снова спрашиваешь меня «почему», словно у тебя регулярная амнезия, — отдёргиваю руку, чтобы избавиться от прикосновений к чужим пальцам.
Выходит куда сильнее, нежели бы стоило. Заваливаюсь назад. Он опять ловит. Но я его отталкиваю. Вместе с шагом в сторону. Почти удачный манёвр по избавлению от нежелательной чрезмерной близости. Жаль, по его итогу я запинаюсь об неожиданно попавшуюся на пути ножку кровати. Да так и зависаю в процессе полёта с выгнутой спиной, ведь парень вновь подхватывает и удерживает, не позволяя упасть.
— Почему, Асия? — повторяет. — Я не понимаю, почему. Скажи, мне, Асия. Просто скажи, — практически рычит мне в лицо, нависая надо мной.
В таком положении не очень удобно выдавать подобные откровения, но я решаю, что лучше сразу, чем потом снова вспомню о совести или ещё какой-нибудь подобной ерунде по типу честности.
— У тебя, Каан, правда, амнезия? — озадачиваюсь и сама этим вопросом. — Ну, тогда спустись вниз, и там спроси. Тебе любой напомнит. Все до единого. У кого не спросишь. Может быть из сети все те мои фотографии и стёрли, вместе со всеми сопутствующими грязными комментариями, но из чужих мозгов никогда не сотрётся. Или скажешь, в самом деле не только тебе, но и всем забылось? О том, что я сплю со своим опекуном.
Я в самом деле это произношу?
Вслух.
Да ещё не кому-либо, а именно ему. Тогда, когда его взгляд моментально вспыхивает чистейшей яростью, а пальцы, сжимающие меня, впиваются с такой силой, что наверняка останутся синяки. Это если он рёбра мне не переломает. Или шею не свернёт. Столь неприкрыто читается в нём жажда меня придушить здесь и сейчас.
На кровать я всё-таки падаю. Вместе с ним.
— Ты врёшь! — опять практически рычит он, подобно дикому зверю, обхватывая ладонью моё лицо. — Это неправда, — сдавливает мои скулы, прожигая взором, полным ненависти. — Ты просто наказываешь меня, говоря всё это, потому что… — запинается, — а собственно почему, Асия? За что ты наказываешь меня? Мы оба знаем, что это полная чушь! Ты просто врёшь мне!
Если не придушит, так раздавит. Настолько тяжелым ощущается он, лежащий на мне сверху. Я практически задыхаюсь. Но всё равно тихо подтверждаю:
— Правда, Каан. Я не вру. Я правда сплю со своим опекуном. С самой первой ночи, чтобы мы остались с ним вместе. Хочешь верь, хочешь — не верь. Но это правда.
Слова слетают с моих уст легко.
Может быть потому, что это не такая уж и ложь?
Если вспомнить хотя бы то, как Адем Эмирхан впервые приковал меня наручниками к своей постели.
Каан…
Не верит.
Всё ещё.
Или верит?
Я и сама не понимаю. В карих глазах воцаряется пустота. Я вижу её ровно секунду. Потом он шумно и тяжело выдыхает, утыкается лбом в мой лоб, прикрывая глаза, не позволяя в полной мере оценить то, что я могла бы заметить или различить. Сомкнув свободную руку в кулак, он ударяет им чуть выше моей головы. Снова и снова. Пока тот не впечатывается в шестой раз. Замирает. Дышит всё также тяжело и шумно. Какое-то время. Я не мешаю. Позволяю. И почти готова выдохнуть с облегчением, когда он отстраняется.
Кажется, он смирился.
Но мне это только кажется...
— К чёрту всё, — выдаёт негромко.
Он медленно скользит пальцами по моим скулам, наблюдая за своими действиями, а в карих глазах разгорается нечто, чему я никак не могу дать определение.
Ровно до того момента, пока он вновь не смотрит в мои глаза, вместе с таким же негромким, но весомым:
— Выходи за меня, Асия.
Глава 27.3
Я слишком
