Рассказы и повести - Леонид Хайко

— Выравниваем! Выравниваем! — кричал я пилотам (они это не помнят, а может, не слышали). Самолёт, можно сказать, плавно коснулся земли. (На пашне остался в момент касания неглубокий след от шасси)

Спасены, мелькнула мысль. Через мгновение последовал удар, скрежет, треск разорванного металла, земля пропала, кабина ушла вверх, с вращением опустилась на землю, сделав три оборота.

Вместе с кабиной вертелся и я, цепляясь одеждой за что-то. Разорвана рубашка, брюки, меня полураздело и разуло. Пристегнутся ремнями, я не успел.

Что же спасло нас от гибели? После плавного касания о землю самолёт встретился с полевой асфальтированной велосипедной дорожкой, соединяющей две деревни, высотой метра полтора. Передняя стойка шасси отбивается, кабина по касательной к дорожке поднимается вверх, оставив позади полусгоревший, рассыпавшийся фюзеляж, хвост и крылья. Опускаясь вниз, кабина ложится на нижний провод ЛЭП — провод в виде толстого каната амортизирует и плавно опускает кабину к земле. (ЛЭП пересекает поле вдоль велосипедной дорожки). Перед землёй, провод обрывается с правой опоры ЛЭП, придав вращение кабине. (О несильном ударе кабины о землю говорит небольшая вмятина на пашне)

Вращение остановилось. Стало тихо, только слышался треск от горящей перегородки, отделяющей кабину от салона. Я лежал на потолке кабины, остальные висели на привязных ремнях. Теперь спасение зависело только от нас.

— Ребята, быстро покидаем кабину, — обратился я к ним.

(выше описанные этапы приземления описаны на основе видеосъемки с вертолёта на следующее утро, комиссии и моего личного осмотра этого места через десять дней).

Все были на ногах, проваливаясь в пахотной земле, мы отходили от горящих остатков нашего лайнера. Боли, невзирая на раны и травмы, в этот момент мы не чувствовали.

Напоминаю, что пишу только о себе, что делал, думал и видел.

Недалеко от нашего «приземления» находится город Яромеж, там был госпиталь Южной группы войск Варшавского договора. Вскоре военная санитарная машина была у самолёта. Военные врачи забрали меня с бортинженером и увезли в госпиталь, остальных забрала скорая помощь из ближайшего села. Нас доставили в госпиталь, где весь персонал, собранный по тревоге, был на местах с готовностью оказать нам помощь.

Санитары носили нас на носилках по кабинетам, где брали у нас кровь на анализы, делали УЗИ, рентген и другие исследования. Затем меня принесли в кабинет начальника госпиталя, где собрались врачи всех специальностей. Задавали много вопросов, особенно старался психолог. Он же тихо заявил собравшимся:

— Голова у него не поехала.

У самолёта я мог двигаться, не чувствовал боли, а через несколько часов уже в госпитале боль навалилась на всё тело. А уже утром, я не мог самостоятельно подняться и двигаться без помощи. Только через три дня боль начала отступать, и я смог самостоятельно ходить на процедуры.

Нам уделяли особое внимание, все старались помочь. Возили в баню, где мыли, парили, делали массаж, заставляли плавать. Наши силы потихоньку возвращались. Но вид у нас, как говорили врачи, был стрессовый, напряжение не сходило с лица.

Заместитель начальника госпиталя, полковник Иванов, через несколько дней нашего лечения, пригласил нас вечером собраться в его кабинете. В назначенный час мы были в его хирургическом кабинете. Кабинет был похож на какую-то лабораторию, всевозможные титановые шины, стержни, приспособления были аккуратно рассортированы.

— Это всё необходимо, что бы собрать тело, восстановить конечности после ранения, или как у вас, после аварии. Но, к счастью, вам это не понадобилось, — пояснил он.

Закончив нашу экскурсию, он подвёл нас к столу с всевозможными закусками. Там же стояли особые бутылочки по 250–300 г. с медицинским спиртом, и он рассказал, как его пить, дышать и запивать водой. После такой инструкции мы вместе с ним пили этот спирт, и в первый раз после аварии с аппетитом закусывали и к удивлению не пьянели. Но постепенно хмель овладел нами.

Бортинженер Владимир Андреевич Ильин не особый любитель поговорить, на этот раз разговорился, и рассказал, что у него это второй случай пожара на самолёте, что было это давно, ещё на Ту-104. - Тогда тоже закончилось всё хорошо, только приземлились мы на аэродроме, а не в поле. Закончив свой рассказ в деталях о том полёте, он заключил: — Повезло нам, ребята, не правда ли, но и мы кое — что сделали для этого, теперь нам остаётся только радоваться жизни, как никогда.

И он, сам себе, дирижируя руками, запел:

             Я люблю тебя, жизнь,             Что само по себе и не ново.             Я люблю тебя, жизнь,             Я люблю тебя снова и снова…

И уже все дружно подхватили, эту некогда популярную песню. Потом пели про лётчиков и авиацию. Получилось так, словно у нас был день, когда пилотам делать нечего.

— Удивительные вы люди, приходится только восхищаться вами. Несколько дней назад были на краю гибели, сегодня поёте и говорите о полётах, стремитесь снова вернуться к своей небесной работе. Загадочные у вас души, они фанатично преданы небу, — размышлял вслух, глядя на нас, полковник Иванов. Была полночь, когда нас развели по палатам. Впервые мы проспали часов по 10–12, не чувствуя боли.

В полдень, следующего дня, полковник навестил каждого из нас, спросил о самочувствии и сказал:

- Вот, теперь я вижу, вы приняли свой вид, особое напряжённое выражение лица покинуло вас, и вы быстро пойдёте на поправку.

— Непонятно только одно, откуда весь госпиталь знает, что вечером лётчики разбившегося самолёта гуляли!

— Наверно, товарищ полковник, мы громко пели, вторили мы ему.

— Ну и пусть все знают, какие мужественные и крепкие парни эти лётчики, — заявил он.

Мы были окружены вниманием не только служащих госпиталя. Нас навещали, приносили подарки, фрукты жители деревень, между которыми мы приземлились, и как потом оказалось, мы приземлились в нескольких сотнях метров от костёла. Как они говорили: «Вас спас Бог». Гостями были корреспонденты газет и радио, представители местной власти. Только работники нашего посольства не спешили навестить нас. Они пришли только тогда, когда Чешские следователи объявили, что нашей вины нет. Так уж у нас было, а вдруг виноваты лётчики, а мы их героями делаем.

В родном Шереметьево после месячного пребывания в Чехословакии нас тепло встретили представители командования, товарищи, коллеги, родные и близкие.

Многие мои коллеги, знакомые, предлагали мне уйти с лётной работы, так как можно было получить хорошую пенсию после такой аварии. Но меня звало небо. Я считал, что пока есть здоровье и сила я должен летать, только летать. И это стремление летать позволило мне ещё одиннадцать лет заниматься своей любимой работой.

В заключение хочется сказать: — то, что произошло 17 ноября 1990 года повторить, и остаться экипажу невредимым, невозможно. Даже если будут прекрасные метеоусловия, не будет дыма в кабине и всё будет исправно. Это невозможно сымитировать и на тренажёре, где нет такой психологической нагрузки как на самолёте. Просто нельзя учесть все факторы, которые сложились в положительную сторону и помогли мне и моим коллегам сохранить жизнь. У нас был только один спасительный шанс из бесчисленного множества трагических. Этот шанс, остаться в живых, был наш.

Возможно, судьба наградила меня этим шансом за то, что лётному делу я отдавался целиком и полностью, всё остальное было второстепенным.

В память об этом случае и самолёте Ту-154М № 85664 я храню кусочек обгоревшего металла от этого корабля.

2012 г.

Сказки

Сказочный рассказ про Федотку

На Южном Урале в городе Кумертау живёт любознательный школьник — Серёжа Жаренов. Он попросил меня придумать современную сказку…

За седыми уральскими горами начинается бескрайняя тайга, много озёр, там несёт свои воды река Иртыш. На её крутом берегу раскинулось село Богоявленское. Основали его 400 лет назад казаки атамана Ермака Тимофеевича. Они продвигались на восток и присоединяли новые земли к великому Русскому Государству. Царём на Руси в то время был Иван IV. Место для поселения было выбрано в том месте, где казаки издали увидели спускающийся с неба огненный летающий аппарат. После приземления из него вышли странные существа, похожие на людей, только маленького роста, с большими головами в белых, блестящих одеждах. Они как бы указали, что здесь нужно строить село-укрепление. И улетели, превратившись в огненный шар. На земле остался только выжженный след в виде кольца.

Казаки перекрестились, отбили поклоны, посчитав, что это были посланцы бога. На месте, где остался след, была поставлена церковь с таким же названием, как село.